Право на поединок - Семенова Мария Васильевна. Страница 89

– Приличные люди вообще-то нанимают гребцов и деньги им платят, – вполголоса ворчал Эврих, просовывая длинное еловое весло в гребной люк и устраивая ладони на рукояти. – А мы за свои кровные еще и работай, как каторжники!..

– Не болтай попусту, голоногий! – тут же оглянулся с соседней скамьи широкоплечий Левзик. – Это только вы, нечестивые арранты, сажаете на весла прикованных каторжников, потому что сами уже ни на что не способны. А мы, свободные мореходы, от века освобождаем раба, причастившегося священной работы!

– Освобождали когда-то, – бесстрашно фыркнул Эврих. – Лет этак двести назад!

Волкодав безо всякого одобрения слушал их разговор. Про таких, как Эврих, в его племени говорили, что он ради красного словца не пожалеет мать и отца. Лихой и дерзкий язык уже не впервые грозил довести Эвриха до беды, но грамотей все не унимался. Волкодав только вздохнул, когда сегван повел себя так, как и полагалось чтущему обычаи жителю Островов: передал весло Гарахару и грозно полез через скамью. Сейчас возьмет Эвриха за грудки и будет некоторое время свирепо сопеть. Потом выскажет все, что он думает об аррантах вообще и об Эврихе в частности, да в таких упоительных выражениях, что Йарре лучше бы совсем их не слышать, даром что по-сегвански мальчишка ни уха ни рыла. А если у Эвриха достанет ума пустить в ход свое не слишком надежное кан-киро и тем озлить Левзика уже вконец, руганью дело может не ограничиться...

И что, спрашивается, за доблесть – дразнить человека, с которым тебе еще не один день жить на соседних скамьях?..

– Эй! Вы там!.. – рявкнул с кормы Астамер. – Живо на весла!..

Приказ старшего на корабле – священный закон. Рыжий сел, напоследок одарив Эвриха убийственным взглядом. Эврих ответил ядовитой улыбкой, а Волкодав подумал, что молодой аррант в чем-то был прав. Ибо в седой древности, когда на «косатках» действительно освобождали пленников, по какой-то причине оказавшихся при весле, – в те поистине легендарные времена ни один мореход не стал бы переругиваться с соседом, ляпнувшим неуклюжее слово. Тогдашние островные сегваны вообще считались молчунами еще хуже веннов. А все потому, что понимали: на маленьком корабле посреди огромного моря некуда деться от человека, с которым сдуру поссорился. Лучше уж всей ватагой застегнуть, как гласила сегванская мудрость, рты на пуговицу – и пореже их раскрывать!

Между тем подле Асгамера появился молодой парень с пятиструнной арфой в руках. Гребцы сразу увидели его и одобрительно загудели. Работа на веслах могла быть нудной, выматывающей и действительно похожей на каторжную. Совсем другое дело, когда звучит песня! Так и с ритма легче не сбиться. Не зря островные сегваны издавна славились как опытные стихотворцы и почти непревзойденные песенники. Волкодав сразу вспомнил веселого Авдику, вокруг которого неизменно собиралась на привалах вся ватага охранников. И его отца – Аптахара, совсем безголосого, но ничуть не стеснявшегося громко петь даже в присутствии кнесинки...

Парень ударил по струнам, и гребцы, большей частью сегваны, разразились восторженным ревом, услыхав знакомый мотив. Волкодав тоже знал эту песню. Насколько ему было известно, ее сложили еще во времена Последней войны.

Голос у молодого певца оказался на диво сильным и звонким. Гребцы сразу принялись подпевать, но арфиста было отчетливо слышно даже сквозь рев полусотни луженых глоток.

Привыкший сражаться не жнет и не пашет:
Хватает иных забот.
Налейте наемникам полные чаши!
Им завтра – снова в поход!
Он щедро сулил, этот вождь иноземный,
Купивший наши мечи.
Он клятвы давал нерушимее кремня,
Верней, чем солнца лучи.
Сказал он, что скоро под крики вороньи
Завьется стрел хоровод,
И город нам свалится прямо в ладони,
Как сочный, вызревший плод...

Йарра, сидевший на палубе рядом с Волкодавом, долго оглядывался на самозабвенно горланивших мужчин, и робость в его глазах постепенно сменялась восторгом. Почти все корабельщики были кряжистыми, в плетеных канатах мышц, у многих по загорелой коже тянулись белые шрамы, полученные в давних сражениях. Если Волкодав еще не ослеп, мальчишка думал о том, что совсем скоро примкнет к народу отца и окажется среди таких же испытанных удальцов. Сумеет ли он когда-нибудь войти в их круг не по праву рождения, а по-настоящему, как равный?..

Йарра не понимал про что песня, однако улавливал общее настроение и впитывал его, как губка теплую воду.

Там робкое войско и слабый правитель,
И обветшала стена,
А звонкой казны – хоть лопатой гребите,
И век не выпить вина!
Мы там по трактирам оглохнем от здравиц,
Устанем от грабежей
И славно утешим веселых красавиц,
Оставшихся без мужей!..

Волкодав был, кажется, единственным, кто не пел. Иногда он оглядывался на Эвриха. Среди могучих, как зубры, соседей аррант выглядел хрупким. Однако греб он плавными, мощными движениями опытного «вращателя весел», и это было сразу заметно.

Йарра дотянулся губами к уху венна и шепотом спросил:

– О чем они поют?

– О наемниках, – сказал Волкодав.

– Они были героями?

– Мой народ не называет героями тех, кто срывает украшения с одних женщин, чтобы подарить их другим. Йарра немного помолчал, потом спросил:

– Что же они совершили, раз про них так долго поют?

– Двести лет назад штурмовали Хоррам... это город в северном Халисуне, – ответил Волкодав. – Вождь пообещал сегванским наемникам легкий бой и много добыли, а вышло совсем по-другому...

...Когда перед нами ворота раскрыли, Мы ждали – вынесут ключ, Но копья сверкнули сквозь облако пыли, Как молнии из-за туч!..

Нас кони втоптали в зеленые травы, Нам стрелы, пробили грудь. Нас вождь иноземный послал на расправу, Себе расчищая путь!

Смеялись на небе могучие Боги, Кровавой тешась игрой. Мы все полегли, не дождавшись подмоги, Но каждый пал как герой!

равно не держали мы трусов в отряде– На том широком лугу Из нас ни один не просил о пощаде, Никто не сдался врагу!

другие утешили вдов белогрудых, Сложили в мешки казну. А мы за воротами сном беспробудным .. Которую– спим весну!..

– Глупые наемники, – фыркнул Йарра. – Разве можно верить всему, что тебе обещают! Я бы нипочем не поверил!

Волкодав чуть не ответил, что такие слова некоторым образом звучали поношением отцу самого Йарры. Тот ведь тоже прельстился чьими-то лживыми посулами и доверчиво отправился на Змеев След, не вызнав как следует, что это за место. Потому и угодил в западню почти такую же, как несчастные сегваны два века назад. Только они, в отличие от злополучного горца, не потащили с собой на смерть жен и детей.

– Те наемники неправедно жили, – сказал Волкодав. – Но умерли честно и храбро, не отступая от клятвы. Поэтому про них и поют.

– Я надеюсь, – мечтательно проговорил Йарра, – я успею стать воином к тому времени, когда мы наконец пойдем резать шанов. Мы сделаем все не так, как они. Нас никто не сумеет перехитрить!

Волкодав промолчал. Речи юного итигула ему определенно не нравились. Парень с арфой словно подслушал его мысли и довершил песню:

Погибель отцов – не в науку мальчишкам:
Любой с пеленок боец!
Бросаются в пламя, не зная, что слишком
Печален будет конец.
Жестокую мудрость, подобную нашей,
Постигнут в свой смертный час...
Налейте наемникам полные чаши!
Пусть выпьют в память о нас!