11/22/63 - Кинг Стивен. Страница 94

Этой интуитивной догадкой Сейди со мной не делилась. Меня это задело, но я постарался не показывать виду.

– Элли, Сейди знает далеко не все.

– Тогда пьеса. Хотя бы пьеса. Я поддержу вас во всем, что вы выберете, за исключением обнаженки. Учитывая нынешний состав школьного совета и тот факт, что у меня двухгодичный директорский контракт, я обещаю вам многое. Если хотите, можете посвятить постановку Винсу Ноулсу.

– Памяти Винса уже посвятили футбольный сезон, Элли. Я думаю, этого достаточно.

Она ушла ни с чем.

Вторая просьба о том же поступила от Майка Кослоу, который заканчивал учебу в июне и, по его словам, собирался получить диплом по актерскому мастерству.

– Но я бы хотел сыграть в школе в еще одной пьесе. У вас, мистер Амберсон. Потому что вы указали мне путь.

В отличие от Элли Докерти ссылка на мой мнимый роман показалась ему убедительной, отчего мне стало нехорошо. Просто дурно. Для человека, который не любил врать, потому что наслушался вранья от своей я-могу-прекратить-пить-когда-захочу жены, я врал напропалую, как сказали бы в те дни.

Я проводил Майка к стоянке для автомобилей учеников, где он оставил свою «жемчужину» – старый седан «Бьюик» с закрытыми колесными арками, – и спросил, как его рука после снятия гипса. Он ответил, что все хорошо и этим летом он наверняка сможет возобновить тренировки.

– Хотя если меня и не возьмут в команду, я горевать не буду. Тогда помимо учебы смогу найти работу в городском театре. Я хочу научиться всему – установке декораций, подсветке, даже готов шить костюмы. – Он рассмеялся. – Люди начнут называть меня педиком.

– Сосредоточься на футболе, не запускай учебу, не слишком тоскуй по дому в первом семестре, – посоветовал я ему. – Пожалуйста, не трать время попусту.

Он ответил голосом чудовища Франкенштейна:

– Да... хозяин...

– Как Бобби Джил?

– Лучше. Вон она.

Бобби Джил ждала у «бьюика». Помахала рукой, но, увидев меня, тут же отвернулась, будто нашла что-то интересное на пустом футбольном поле и холмах за ним. К этому движению уже привыкла вся школа. Рана на лице зажила, превратившись в длинный широкий красный шрам. Бобби Джил пыталась замазывать его косметикой, но от этого он становился еще заметнее.

– Я убеждаю ее отказаться от пудры, из-за которой она выглядит ходячей рекламой похоронного бюро Соумса, но она не слушает. Я также говорю, что остаюсь с ней не из жалости и не для того, чтобы она больше не глотала таблетки. По ее словам, она мне верит, и, возможно, так оно и есть. В светлые деньки.

Я наблюдал, как он подбежал к Бобби Джил, схватил за талию, поднял и закружил. Вздохнул, чувствуя себя глупцом и в еще большей степени упрямцем. Отчасти мне хотелось поставить эту чертову пьесу. Хотя бы для того, чтобы заполнить время, остающееся до начала моего шоу. Но я не желал еще сильнее привязываться к Джоди. Не мог рассчитывать на долгое и счастливое будущее с Сейди, вот и мои отношения с Джоди предстояло разорвать полностью и окончательно.

Если бы шоу прошло как надо, в итоге я смог бы заполучить девушку, золотые часы и все-все-все. Но я не мог на это рассчитывать, как бы тщательно ни планировал свои действия. Добившись успеха в главном, я, возможно, вынужден буду бежать, а если бы меня поймали, деяние на благо человечества вполне могло аукнуться пожизненным заключением либо электрическим стулом в Хантсвилле.

В конце концов я согласился на постановку. Меня убедил Дек Симмонс. Для этого ему пришлось сказать мне, что я, должно быть,, псих, раз обдумываю такую возможность. Мне бы расслышать в его речах: Ох, Братец Лис, пожалуйста, только не бросай меня в этот терновый куст, но он проделал все очень уж искусно. Очень тонко. Вы можете сказать, как истинный Братец Кролик.

Как-то в субботу после полудня мы пили кофе в моей гостиной и сквозь помехи смотрели по телевизору какой-то старый фильм. Ковбои из форта Голливуд отражали атаку двух тысяч – если не больше – индейцев. За окнами лил дождь. Наверное, зимой шестьдесят второго случались солнечные дни, но я не припоминаю ни одного. В памяти остались лишь ледяные пальцы дождя, пробиравшиеся к моему выбритому загривку, несмотря на поднятый воротник овчинной куртки, которую я купил взамен длинного кожаного пальто.

– Вы не должны волноваться из-за этой чертовой пьесы только потому, что Эллен Докерти готова ради нее выпрыгнуть из трусов, – говорил мне Дек. – Дописывайте свою книгу, я уверен, она станет бестселлером, и никогда не оглядывайтесь. Живите в свое удовольствие в Нью-Йорке. Выпивайте с Норманом Мейлером и Ирвином Шоу в таверне «Белая лошадь».

– Да-да, – кивнул я. Джон Уэйн дул в горн. – Я не думаю, что Норману Мейлеру стоит тревожиться из-за этого романа. И Ирвину Шоу тоже.

– Опять же, вы добились такого успеха с инсценировкой романа «О мышах и людях», – продолжил Дек. – Все, что вы поставите теперь, в сравнении с первой постановкой вызовет разочарование... Ой, Господи, вы только посмотрите! Стрела только что пробила шляпу Джону Уэйну! Как хорошо, что она такая большая!

Его предположение, что моя вторая постановка может проиграть в сравнении с первой, неожиданно больно задело меня. Я подумал о том, что наши с Сейди повторные танцы уступали первому, хотя мы очень старались.

Дек не отрывал глаз от экрана, так его увлекло происходящее там, но вдруг сказал:

– А кроме того, Крысеныш Силвестер выразил желание поставить школьный спектакль. Он говорит о «Мышьяке и старых кружевах» [122]. По его словам, они с женой видели постановку в Далласе двумя годами ранее, и зал ревел от восторга.

Господи, такой банальный сюжет, И Фред Силвестер с кафедры физики – режиссер? Я сомневался, что доверил бы Крысенышу руководить подготовкой учеников начальной школы к эвакуации в случае пожара. А если такой талантливый, но пока мало что умеющий актер, как Майк Кослоу, попадет в руки Крысеныша, процесс взросления замедлится лет на пять. Крысеныш и «Мышьяк и старые кружева». Боже мой!

– Да и в любом случае уже нет времени поставить что-нибудь стоящее, – продолжил Дек. – Вот я и говорю, дадим Крысенышу шанс. Никогда не любил этого суетливого сукина сына.

Насколько я знал, никто его не любил, за исключением, возможно, миссис Крысеныш, которая суетилась рядом на каждом школьном или кафедральном мероприятии, закутанная в акры кисеи. Но провалился бы не только он. Пострадали бы и дети.

– Они могут подготовить эстрадный концерт. На это времени хватит.

– Ох, Господи, Джордж. Уоллес Бири только что получил стрелу в плечо. Я думаю, ему не выжить.

– Дек!

– Нет, Джон Уэйн оттаскивает его в безопасное место. Этот старый фильм такой бестолковый, но мне нравится. А вам?

– Вы слышали, что я сказал?

Фильм прервался рекламным роликом. Кинэн Уинн вылез из кабины бульдозера, снял каску и сообщил миру, что отшагал бы милю ради «Кэмела». Дек повернулся ко мне.

– Нет, должно быть, отвлекся.

Хитрый старый лис. Отвлекся он!

– Я сказал, что у них есть время подготовить эстрадный концерт. Сборную солянку. Песни, танцы, анекдоты, миниатюры.

– Все, кроме канкана? Или вы думаете, что без этого не обойтись?

– Не надо утрировать.

– Значит, получится водевиль. Мне всегда нравились водевили. «Спокойной ночи, миссис Калабас, где бы вы ни были» и все такое.

Он достал из кармана кардигана трубку, набил ее табаком «Принц Альберт», раскурил.

– Знаете, мы пытались сделать что-то подобное в «Грандже». Шоу называлось «Джодийское гулянье». В конце сороковых, правда, перестали. Людей это смущало, хотя никто прямо этого не говорил. И водевилем мы это не называли.

– О чем вы?

– Мы устраивали менестрель-шоу [123], Джордж. В нем участвовали ковбои и работники с ферм. Все закрашивали лица черным, пели и танцевали, шутили, как им казалось, с негритянским выговором. Отталкивались, конечно, от «Амос и Энди» [124].