Четвертый вектор триады - Белов Юрий. Страница 73

— Еще одного гонца к рарругам! Наплетите им, что дракон их лаял! Мол, мозгляки, мол, уроды, мол, не достойны крылья носить, мол, он их одной задней левой! Придумай чего похлеще, сметливец ты наш. Схарчат они гонца — ну и эйнджел с ним! Лишь бы на дракона навалились. Струм тут прибегал, говорит, стрелы у гостей кончились! Даже ежели они Наверх вырвутся, им до гор без дракона и лошадей не добраться! Я загодя приказ дал: у всех Врат ударные отряды орков собраны! Так что главная наша проблема — дракон!

—Я всегда говорил, что Вы — гений, Ваша Самость! Бегу! Я про рарругов щас такое заверну, что они не только гонца схарчат, но и все крыши на пути к нам пообглодают!

Двумя этажами выше

Делон снял с шеи амулет из зеленого камня и протянул его Алу.

— Это ничем не сможет нам помочь?

— Нефрит?!! Хэннэт, оторно! [16] Ребята! Все, кто чувствует в себе силы, помогите мне перенастроить Врата! Наверху нас определенно ждут. И к тому же без лошадей мы до гор и за неделю не доберемся! А Эйб, выйдя отсюда, должен будет дня три отлеживаться на солнце! Поэтому перенастраиваем Портал прямо на Нефритовую пещеру. Вот по этому камешку. Пещера большая, мы все, включая Эйба, в ней поместимся. Образ пещеры будем строить мы с Ви, а вы держите поле! Предупреждаю! Нефритовая пещера — место волшебное, магическое. Мало кто легко переносит Переступание Порога. Возможны всякие неожиданности. Соберите все свое мужество. Что бы ни случилось, верьте в лучшее! Ну, все готовы?

Слог 43

КАЗНЬ

Главная площадь Столицы Диабемского королевства

Вечер

Ранние осенние сумерки быстро сгущались над Королевской Площадью.

Огромная толпа, запрудившая все прилегающие улицы, ворочалась и дышала одной десятитысячной пастью. Гул голосов висел над городом, как мрачная увертюра к дьявольскому концерту, и крики юродивых и нищих оттеняли басовое гудение растревоженного улья.

Над площадью разливались и клокотали тошнотворная жажда крови и трусливое наслаждение собственной непричастностью к предстоящему действу.

А еще над городом висел страх.

За последние два дня несколько горожан были поражены непонятным недугом, от которого по телу идут зеленовато-желтые язвы. Никто еще не умер, но предчувствие страшного овладело людьми. Рассудок подсказывал избегать скопления людей, но страх и любопытство выгнали всех из продрогших домов, и они стояли, прижимаясь друг к другу дрожащими плечами, с трудом втягивая воздух через платки, прикрывающие испуганные лица.

Внизу, под королевским балконом, затрубили фанфары, и рота гвардейцев с длинными факелами начала прокладывать дорогу к эшафоту.

Народ задвигался, загалдел. Мальчишки, повисшие на столбах и карнизах, оглушительно засвистели.

— Везут! Ведьму везут! — покатилась по площади волна острого, больного любопытства.

Из ворот цитадели медленно показалась грязная скрипучая телега, запряженная полудохлой черно-серой клячей. На ворохе гнилой соломы сидела ведьма, и чехол из мешковины, скрывающий ее фигуру, неприятно контрастировал с правильными чертами лица и ясными, блестящими в свете факелов глазами. Сажа, покрывающая ее щеки, и мусор, застрявший в распущенных волосах, не смогли скрыть молодости и красоты девушки.

— Ведьма! Ведьма! — гуляло по толпе. Тысячи ненавидящих глаз впились в приговоренную, и она сникла в этой гнетущей атмосфере всеобщего зверства.

«Виолка, не бойся, мы здесь, мы попытаемся спасти тебя!» — Ксана постаралась вложить в свои мысли максимум энергии. И не почувствовала отклика. Волна угасла в озверевшем воздухе, как гаснет крик в стянутом петлей горле.

Ксана вцепилась в подлокотники побелевшими пальцами. «Что же делать? Как предупредить ее? Господи! Как же это страшно: приближаться к смерти в грязной разбитой телеге, под воплями и плевками осатаневшей толпы! Как это страшно: приближаться к смерти! И, что бы там ни говорили мудрые старцы из сатвийских храмов, страх перед смертью — непобедимое чувство. Хорошо им, дожившим до преклонных лет, рассуждать о переходе в иной мир, о вступлении в царство Божие… А чье же тогда царство здесь? Мир, в котором тысячи тысяч людей влачат свое тело от пищи к постели и обратно с перерывами на однообразные медитации над дырой в отхожем месте?»

И, словно в ответ на ее мысли, над площадью вдруг разнеслось леденящее душу уханье. Толпа зашевелилась, задвигалась. Пронзительно завизжала какая-то женщина, но страшное эхо стихло, и все снова повернулись к эшафоту.

Ксана поискала глазами Алекса, но где было разглядеть его черный плащ среди сотен таких же мокрых и мрачных одеяний? Толпа, напуганная потусторонним хохотом, надвинулась на телегу. Скрюченные пальцы тянулись к Виоле, и Ксана вдруг почувствовала, что еще минута, и никакого аутодафе не будет. «Они просто разорвут ее на куски», — с ужасом поняла принцесса. Тоска и боль сжали сердце девушки, и она вдруг потеряла себя, увлекаемая мрачным водоворотом отчаяния и страха…

И внезапно услышала Виолу. Мысли были слабыми, путаными и горькими.

«Что же это такое происходит? Я совсем без сил… Даже простейшие заклинания не действуют. И полная глухота! Где-то здесь должен быть Алекс. А я не слышу его! И вообще ничего не слышу! Ни одной сочувственной волны, только ненависть. Боже! За что они меня так ненавидят? Что я им сделала? Сколько злобы! Сколько больных людей! Да ведь они все больны! Все! И вылечить их почти невозможно! Они сами не хотят быть здоровыми! Им нравится вдыхать дым, вливать в себя перебродившее пойло. Им нравится медленно разрушать самих себя! Они все умрут… Но позже. После меня. Огонь… Да нет, до огня дело не дойдет. Это будут когти. И зубы. Как там, на поляне, среди ящеров. Это расплата…

Ну что ж, я готова. Эй, лошадь, постой, родная, подожди. Они тебя не тронут. Не храпи так испуганно. Эти хищники съедят тебя не сегодня. Сейчас им нужна я.

Что же вы так побледнели, доблестные гвардейцы? Боитесь? Уже не сдерживаете толпу? И правильно. Когда зверь хочет, ничто не может его остановить. Ничто, кроме страха… Но в стае хищники становятся храбрыми. Нет, не храбрыми, они просто наглеют… Как бы их завести, чтоб убили сразу, не мучили…»

Ксана физически ощутила приближение развязки. Она невольно вскочила и заметалась взглядом по балкону. «Что же делать? Что делать?!»

Внезапно в глаза ей бросились приспособления для фейерверка, выступающие над перилами. Сорвав со стены факел, принцесса побежала по балкону, поджигая фитили.

Огненные цветы осветили площадь всполохами красоты, и завороженные зрители забыли о ведьме. Покрытые потом гвардейцы, облегченно вздыхая, восстановили коридор, и телега снова двинулась вперед. Придворные в ложах задвигались.

— А из соплячки может что-нибудь получиться, — донесся до Ксаны одобрительный голос барона Ле Кампфа. — Чуть было не лишились половины представления!

«Каждый судит о людях по себе», — вспомнила Ксана слова Эолы.

После фейерверка темнота над площадью налилась Тьмой, и только пляшущие пятна факелов освещали приготовления к казни.

Виола обреченно сгорбилась, переживая мучительный спад после минутного подъема.

Но вот она вздрогнула и подняла голову. «Сейчас в соломе позади нее появился Bay и начал перегрызать веревки», — угадала Ксана.

К счастью, внимание толпы переместилось к воротам цитадели, где в эту минуту показалась поставленная на колеса клетка. В ней, подобно легендарному великану, возвышалась увенчанная копной рыжих волос фигура Гвалта.

По площади разнеслась барабанная дробь. Телега с Виолой остановилась у края эшафота, и палач в красном колпаке и мантии медленно и торжественно направился к ней… Вдруг он ускорил шаги и вытянул руку, указывая куда-то за спину ведьмы. Задавленный колпаком голос что-то крикнул, и по толпе полыхнуло:

— Волк! Волк-оборотень!

Офицер, возглавлявший конвой, выхватил меч и пришпорил коня. Это была не лучшая мысль, потому что с телеги ему на грудь метнулась огромная оскаленная тень, и всадник рухнул под копыта храпящей от страха лошади.