Четвертый вектор триады - Белов Юрий. Страница 74
Палач, схватившийся было за топор, остолбенело застыл, пригвожденный к месту горящим взглядом вспрыгнувшего на помост юноши, бледного от гнева и ярости. Спустя бесконечное мгновение тяжелый топор все же поднялся над площадью, и толпа ахнула при виде мелькнувших в воздухе ног палача, перелетающего через ловко подвернувшегося под него незнакомца. Тяжело грохнуло по помосту. Заплечных дел мастер остался лежать грудой красного тряпья, а юноша, метнувшись к краю эшафота, протянул кому-то руку. Рядом с ним поднялась фигура ведьмы, — она сбросила позорный балахон и осталась в одной рваной рубахе. Они обнялись, и озверевшая толпа придвинулась.
Вдруг глухие удары разнеслись по площади. Какой-то гвардеец обухом топора сбивал замок с двери клетки главаря бунтовщиков. Обостренное до предела восприятие Ксаны в одно мгновение ухватило замешательство на лицах конвоя и сумасшедшую радость в глазах Гвалта.
Замок упал на третьем ударе, и вот уже пленник, вырвавшийся на свободу, с яростным ревом кинулся в толпу стражников. Гвардеец, мгновенно сменив топор на меч, быстрыми взмахами перерубил десяток копий и спрыгнул вслед за ним.
Увидев, что Олег попал в привычную стихию рукопашной схватки, Ксана вновь повернулась к эшафоту. Там никого не было.
Люди на площади почему-то смотрели в другую сторону, где над крышей Храма Святого Никодима разливалось лиловое сияние, и черные мохнатые тени плясали между статуями мучеников и пророков.
— Нечисть! — повис над площадью крик ужаса и тоски. — Нечисть пришла на помощь своей хозяйке!
Страх.
Леденящий душу страх объял людей. Толпа завыла и, как бы взорвавшись изнутри, ударилась в тысяченогое, жестокое бегство, когда старые кости ломаются под напором молодых локтей, упавшие превращаются в кровавую грязь и паника растаптывает душу вернее, чем кованые сапоги.
Позеленевшие от страха придворные сползали с кресел, стража расширенными глазами взирала на происходящее и хотя еще не бежала, но уже ничего и никого не охраняла.
Толпа с хрустом и воплями втискивалась в подвалы и переулки, а на стремительно пустеющую площадь опускался серебряный дракон со светящимися глазами и огромными перепончатыми крыльями.
Ксана удивленно застыла, уловив ворвавшийся в сознание звонкий ментальный голос:
«Здравствуй, принцесса, я надеюсь, мы не опоздали?» Со спины дракона соскочила девушка с ослепительно сверкающим мечом. Следом за ней спрыгнул высокий крепкий юноша, двигающийся с до боли знакомой легкостью и грацией.
«А вот и колдунья с драконьим знахарем!» — снова донесся до Ксаны ментальный голос прилетевшей девушки. Из-под эшафота выбрались Виола и Алекс. Они обменялись приветствиями с прибывшими и все вместе обернулись к Храму Святого Никодима.
Из высоких врат черным мохнатым ковром сыпались тролли.
Ксана вдруг осознала, что именно так называются эти приземистые существа с багровыми глазами и клыками гораздо крупнее собачьих.
«Ксана, беги к нам. Попробуем улететь на драконе, тролли не умеют летать!»
«А как же Олег с Гвалтом?» — хотела спросить Ксана, но будто в ответ на слова Виолы из низких туч вынырнули два страшных крылатых силуэта и, стремительно снижаясь, закричали торжествующими дикими голосами. «Рарруги», — узнала Ксана и сжала кулаки от бессилия и боли.
Дракон, почуяв природных врагов, затрубил и под восторженные вопли троллей рванулся навстречу рарругам. «Бои в воздухе для него предпочтительнее, чем на земле», — поняла Ксана и вдруг услышала Олега.
«Ксана, где ты? — раздавалось откуда-то из глубины дворца. — Гвалт убит, я ранен. Мы с Bay не можем тебя найти! Если слышишь — откликнись!»
— Я здесь, Олег! — вслух закричала принцесса и, забыв обо всем на свете, бросилась на голос.
«Он ранен! Я нужна ему», — пульсировало в голове, а коридоры распахивали навстречу пыльные, опухшие коврами глотки. Она бежала, а за окном нарастали завывания и дьявольский хохот.
Тролли пошли в атаку.
Слог 44
ДИАЛОГ
Надмирье
Час Звездных Дождей
«Ал, мне страшно! Как несправедливо! И больно… Я чувствую себя так, как будто меня убили! Трижды убили…» Ви передернула плечами, и по голубому силуэту пошли темные волны.
«Потерпи. Скоро это пройдет, — ответил Ал и тоже поежился. — Чувство, конечно, жуткое. Я ведь тоже чувствую себя мертвым. Трижды мертвым…» Он попытался погасить темное пламя, грязными лоскутами тлеющее вокруг, но оно было внутри и болело, и ныло, и скулило от нечеловеческого ужаса и космической тоски.
«Но ведь это неправда? — мыслеголос Ви зазвенел близкими слезами. — Это ведь только проекции Нефритовой пещеры?»
«Что такое правда? Сейчас для наших ребят События Цены — истинные, а все предшествующие закрыты Завесой».
«Как погибли твои?» — тихо спросила Ви.
«А твои?» — вопросом ответил Ал…. И сразу же провалился в липкие тенета искаженного пространства, насыщенного черной энергией и вопящего на разные голоса.
Из полумрака вдруг надвинулась ухмыляющаяся волосатая морда с кривыми клыками, и тонкие девичьи руки вскинулись, пытаясь заслонить лицо от дьявольских глаз тролля. Резкое, негромкое слово, прозвучавшее рядом, заставило чудище завыть и опрокинуться куда-то влево. «Держись ближе ко мне — это пострашнее королевских гвардейцев», — мягко проговорил высокий, стройный юноша, и черная молния его ноги переломила пополам следующего монстра.
Но вот две пары тяжких лап обрушиваются на спину, и ужас ледяной иглой пронзает мозг. «На помощь!» — бьется где-то у горла задохнувшееся сердце, и в стремительно гаснущем пространстве вязнет бросившийся на выручку друг — бледный, забрызганный кровью, но ослепительно красивый благородной неземной красотой…
«Виола, очнись, не умирай, слышишь?» — доносится откуда-то сверху, но…
Круговерть памяти уже перенеслась в другое место, и мелькает перед глазами сверкающий клинок, и дымится на нем черная нечистая кровь.
«Назад!» — звенит в душном воздухе девичий голос, и неукротимая ярость слышится в коротком, как удар бича, слове.
А рядом мелькает бритоголовый воин в странной желтой одежде, и меч в его руке чертит в воздухе сверкающие восьмерки. Вот восьмерка на мгновение удлиняется, и мерзкий хохот сменяется жалобным визгом.
А затем стремительная рука бросается навстречу очередному клыкастому чудищу, и тролль, схваченный за горло, ошалело сучит в воздухе короткими кривыми лапами, тщетно пытаясь разжать железные пальцы Мастера.
Это последнее, что видит Ал, потому что непонятно откуда взявшийся маленький, верткий орк вдруг бросает что-то прямо в лицо. По глазам хлещет огненный ветер, и рука, сжимавшая меч, перестает слушаться, и подкашиваются колени, и костенеет язык, не в силах выговорить последнее в жизни слово: «Са-а-а-н!..»
«Летта!» — рвется сквозь боль и страх пронзительный голос, но Ал уже далеко. Уже мчатся навстречу странные разноцветные стены, и ложится под ноги мягкий пыльный пол.
А потом перед самым лицом вдруг захлопывается дверь, и возле нее танцует маленький горбатый человечек в дурацком колпаке с бубенчиками. Его кривой рот поет что-то немузыкальное, и стекает по подбородку струйка липкой конфетной слюны.
Тонкая девичья рука пытается открыть дверь, но карлик не дает этого сделать и только радостно смеется, потирая непропорционально крупные ладони. И тогда отчаяние взрывается багровой вспышкой, и кривоногий горбатый мяч откатывается в сторону. Распахнутая дверь остается позади, но что-то резко дергает за ноги, и Ал падает, еле успевая сообразить, что это всего-навсего веревочная петля. А на спину с торжествующим воплем падают каменные колени, и непередаваемая боль вгрызается в тело стальным, тщательно заточенным зубом.
«Больно! Как больно!» — плачет девушка, и тяжесть со спины исчезает, сбитая чем-то стремительным, опередившим бегущего навстречу светловолосого юношу с бешеными золотыми глазами. Волчий рык сливается с хохотом за окнами. В разбитые стекла заглядывают безобразные рожи. Сердце бьется все тише и тише. «Я люблю тебя…» — шепчет девушка, и на Ала снова накатывает волна тоски и ужаса, ужаса и тоски…