Тайный сыск царя Гороха - Белянин Андрей Олегович. Страница 19

— Чего ж ради людей зазря гонять? — хмыкнула баба Яга. — Давай сюда бумагу-то. А ну, киса, киса, киса!

Из соседней комнаты, вальяжно потягиваясь, вышел здоровенный черный кот толщиной в чемодан и ростом с королевского пуделя.

— Дай-кось за ушком почешу, красавец ты мой! Вот и работка для тебя отыскалась. Уж ты не откажи, послужи бабуленьке, отнеси это письмо в терем царский да государю прямо в белы рученьки и передай. Все ли понял, красавец ты мой писаный? Ну тогда беги-поспешай, царь-батюшка уж давно нашего милицейского отчета дожидается…

…Я еще подумал, что какие-то два месяца назад я бы в такое не поверил, даже увидев собственными глазами.

Поруб представлял собой что-то вроде блиндажа времен Великой Отечественной. Над землей возвышалась лишь крыша, все прочее под землей. Стены и пол из хороших дубовых бревен, холод внутри — страшный… Для чего Яга использовала его раньше, никому не известно. Но уж не закатки на зиму хранить, это точно. Пьяного боярина Митяй установил у стенки ногами вверх, в полной уверенности, что так быстрее трезвеют. Пленного шамахана постигла та же участь, просто из вредности. Мы спустились в поруб вслед за Митькой, который тащил деревянное ведро с ледяной водой. Не подумайте, чтобы умыться…

— Для начала поставь шамахана на ноги. Он явно не спит. Боярина разбудим попозже и допросим в домашних условиях, все же наш человек, лукошенский…

Мой напарник легко приподнял пленника за ноги, стряхнул с него пушистую шапку и, не говоря дурного слова, опустил головой в ведро. Через несколько секунд раздалось негодующее бульканье.

— Вытащи его, пожалуйста. Ну что, уголовничек, говорить будешь?

— Моя твоя не понимай! — отфыркиваясь, начал шамахан, но я не был настроен на шутки в такую рань:

— Митька, макай его, пока не начнет понимать. Он еще не знает, куда попал… Думает, что отделение милиции — это дискуссионный клуб за столом с чаем и пампушками. В ведро его!

— Слушаюсь, батюшка участковый. С превеликим удовольствием…

— Не нада-а-а… — завопил упрямец. — Я был честно захвачен в бою, с оружием в руках. Требую к себе как к военнопленному уважительного отношения, нормальных условий содержания, справедливого суда и гуманного приговора. Я всего лишь солдат, а не кадровый офицер. Я выполнял приказ!

— Как чисто по-русски разговаривает… — поразилась Яга. — Нешто и впрямь простой солдат? Далеко же у вас образование шагнуло… Каковы же тогда у них воеводы?

— Ты темнишь, парень, — поддержал я. — Статус военнопленного на тебя не распространяется, ты захвачен в мирное время. Насколько мне известно, боевые действия с Шамаханской Ордой в настоящее время не ведутся. Пока мы склонны считать вашу вылазку банальным террористическим актом, соответственно чему будет и обращение… Митька, макай его в ведро!

— Не-е-ет… Не надо! Я сам все скажу, только поставьте меня на ноги и выведите отсюда. Здесь же холод немилосердный! А он еще и в воду ледяную сует… Мы же южные, у меня менингит будет!

— Совсем другое дело. Здесь и вправду прохладно. Давайте выйдем и побеседуем на свежем воздухе. Бери его в охапку, тащи наверх, да смотри не ушиби ненароком.

— Как скажете, батюшка сыскной воевода!

Митяй понес шамахана, держа его на вытянутых руках с нежностью кормящей матери. Мы уселись на крылечке, пленника усадили на перевернутое поленце, и допрос пошел по второму кругу.

— Итак, с какой целью ваш диверсионный отряд околачивается в непосредственной близости нашей столицы?

— Не могу знать, командование не посвящает нас в план действий. Мы узнаем о цели провокации за пару минут до ее выполнения.

— Врет? — кивнул я бабке.

— Знамо, врет! — подтвердила Яга. — Ведром с водой здесь уже никак не обойтись. Надоть везти его на царев двор да сдать в пыточную.

— Нет! — завизжал шамахан.

— Нам бы тоже не хотелось. Если ты попадешь в их руки, то вряд ли выберешься живым. Ну, а в случае добровольного содействия органам милиции есть шанс попасть под графу о защите свидетелей. Так как насчет предложения посотрудничать?

— Балуете вы его, воевода-батюшка, — нахмурился Митька. — Вот я ему ноги-то узлом поназакручиваю, он быстренько все понарасскажет! Что было и чего не было…

— Спрашивайте, — решился пленник. — Только руки развяжите.

— Хорошо, — кивнул я. — Но для начала поведай нам о точных сроках нападения на Лукошкино, количестве диверсионных групп, точном числе боевиков в каждой, основной цели террористических актов, штабах, местах дислокаций, связи, командовании, а также имена и явки ваших людей в столице.

— Скажу… все скажу, — пообещал шамахан, с кривой улыбкой потирая следы от веревок на запястьях. — Вижу, что от твоего проницательного взгляда, сыскной воевода, ничто не укроется.

— Даже то, что ты знаешь мою должность.

— Верно. Мы многое узнали про твою милицию. Наш осведомитель хорошо поработал. Очень жаль, что недооценили… Не управление нужно было поджигать, а шило тебе в бок запустить! Ну да уж слушай на прощанье… Когда мы в Лукошкино твое войдем — то одним темным богам ведомо. Отрядов наших в лесу без счета, и воинов в них видимо-невидимо. Цель у нас всегда одна — все разграбить, людей в неволю угнать, город до земли стереть. Штабов у нас нет, а как на совет собраться надо, так мы уже где стоим, там и речь держим, карты чертим, планы мыслим. Потому и лагеря постоянного не имеем, каждую ночь на новом месте. А что же касается имен и явок наших тайных, так я тебе, участковый, одно скажу…

Тут мерзавец быстро вскочил на ноги, резво стянул с себя штаны и, невероятным образом изогнувшись, откусил собственный хвост! Митька отважно закрыл меня собой, Яга только охнуть успела, а шамахан закатил глаза и бездыханным рухнул наземь.

— Японские шпионы-нинзя, откусив себе язык, умирали от болевого шока и обильного кровотечения, — отчаянно пытаясь изобразить хладнокровие опытного оперативника, пробормотал я.

— Но… зачем?

— Понимаешь, друг мой, он ведь так и не сказал нам ничего особенно важного. А уж царские умельцы из него под пытками все бы вытянули. Вот он и предпочел умереть, но не попасться им в лапы. Несомненно, это был не просто рядовой солдат. Бабуля, что ж вы меня не предупреждали о таком оригинальном методе шамахановского ухода от дачи свидетельских показаний по делу?

— Дык… — развела руками Яга. — Кто ж мог подумать, что он, бесстыдник, будет себе поросячий хвост отгрызать? Я, конечно, о таком слышала, но чтобы поверить… Думала, врут сказки.

Потеря ценного свидетеля заставила меня пойти на самые крайние меры предосторожности. Боярин Мышкин был разбужен, доставлен в дом, но прежде, чем приступить к допросу, я задал Яге пару вопросов:

— Это действительно Мышкин или шамахан в его обличье?

— Подумать надо, Никитушка… Тут ведь сразу не скажешь, приглядеться следует. Ты уж кляп-то ему изо рта вытащи, пущай скажет чего… Да руки не развязывай!

— Естественно… Митька, усади боярина на лавочку, кляп долой, руки, ноги не распутывать. Ну, что, поговорим по душам, Афанасий Федорович?

— Отпусти меня, холоп! Сей же час — отпусти… На каторгу сошлю! На дыбу отправлю! Запррю-ю-ю…

— Очень похоже на настоящего, — закивала Баба Яга. — Я вот что удумала, ведь ежели он шамахан перевоплощенный, так от хвоста своего неприличного он все равно избавиться не властен.

— Ясненько, — быстро уразумел я. — Следовательно, если мы снимем с него штаны и посмотрим…

— Вы че?! — в голос завопил бывший начальник охранных стрельцов. — Че надумали, а?! Меня, потомка древнего рода, спущанием штанов позорить будете?!

Митька, довольно осклабясь, уселся на табуреточку, положил боярина на колено и начал свое черное дело… Мышкин визжал не переставая!

— Ты уж совсем-то его не заголяй… Хвост небось и от крестца видно.

— Ну, тады нет его… Да не верещи ты, кабан подозрительный!

— Достаточно, — смягчился я, — надевай на него штаны. Итак, в результате следственного эксперимента мы доказали подлинность гражданина Мышкина Афанасия Федоровича. Ни у кого нет сомнения, что он — это он? Замечательно. Веревки можно снять.