Тайный сыск царя Гороха - Белянин Андрей Олегович. Страница 38
— С чего ты взял? Какая, к лешему, Орда? Мне не докладывали…
— Значит, в самое ближайшее время доложат. Я уверен, задача так называемого каравана состоит в том, чтобы сегодняшней ночью овладеть складами, пороховыми погребами, всеми жизненно важными объектами и удерживать их вплоть до подхода главной армии. Сколько времени надо конному войску, чтоб скакать от границы до города?
— День да ночь, — неуверенно буркнул государь.
— Значит, завтра они будут у наших стен. Мы не имеем права терять людей. Каждый человек на счету.
— Ладно, Никита Иванович, будет меня запугивать. Что ты предлагаешь?
— Надежа государь, вести спешные! — прервали нас. — Не вели казнить, вели слово молвить. Караван в город входит, пущать?
— А то нет? Пусть войдут, а как во дворе разместятся, так и ворота на запор!
— Еще грозная весть, царь-батюшка. У границы западной Орда Шамаханская показалась. Все конные, без обозов, скачут быстро, кабы не к завтрему у нас были…
— Слушай… — обернулся ко мне Горох. — Я вот одного не пойму, как ты смеешь со мной спорить?
— Но ведь я оказался прав…
— И об этом отдельно поговорим… Как ты осмеливаешься быть прав?! Ведь я — царь!
Согласно полученным указаниям, пограничные отряды не ввязывались в бой, а разошлись по флангам, беспрепятственно пропуская врага. Шамаханская Орда широким потоком хлынула в открытые «ворота», бодрым маршем спеша к столице. Гонец принес эти сведения с заставы царю, так что пока мы опережали врага на один ход, точно зная, как он поступит. В то же время шамаханский караван, примитивно загримированный под болгарских торговцев, вступил на купеческое подворье. Люди и животные заполнили широкое пространство пустынного двора; окружающие его дома, склады, террасы встретили гостей гробовым молчанием. Когда последний верблюд вошел внутрь, ворота захлопнулись. Царь Горох начал медленно поднимать руку, я понял, что сейчас произойдет. Мне не пришло в голову ничего более умного, как быстро выйти во двор, прогулочным шагом направляясь к пятерым наиболее важным «купцам».
— Здравия желаю. Младший лейтенант милиции Ивашов. Ваши документы попрошу…
— А… охранные грамоты? — догадался один и полез за пазуху. — Вот они: разрешение на торговлю, вот уплата пошлинная, вот список товаров, все честь по чести…
— Оружие, деньги, наркотики?
— Все есть, все привезли, не извольте сомневаться! — радостно включился в разговор другой.
Да… «купцов» они подобрали отменных — торгаши, каких свет не видывал! Ребятушки, кого вы хотите обмануть…
— Почему так много охраны?
— Где много? Кого много? Да тут их раз-два и обчелся! — уже в четыре голоса хором загомонили «купцы». — Дороги опасные, разбойники кругом, лихих людей мало ли?.. Да и вообще, охраны немного, просто шустрые, двигаются быстро, вот и двоятся перед глазами!
— Еще скажите — троятся… — фыркнул я. — Попрошу всех немедленно сдать оружие.
— Это еще зачем? — переглянулись «купцы».
Краем глаза мне было видно, как напряглись остальные, мгновенно хватаясь руками за рукоятки сабель и кинжалов.
— Повальное разоружение всех приезжих. Отдельный указ царя. Оружие вернут к вашему отъезду, после удачной, надеюсь, торговли.
— Но… так не принято… — в вежливых голосах гостей зазвучали угрожающие нотки. — Любой человек вправе носить с собой средства самозащиты.
— Зачем? В Лукошкине вы в полной безопасности.
— Мы требуем назвать истинную причину!
— Хорошо, — согласился я. — Буду очень признателен, если вы сумеете выслушать меня достойно, без выкриков и эксцессов. Служба в милиции обязывает чутко относиться к каждому человеку в отдельности. Поверьте, я не желаю вам зла. Но порой предотвратить преступление гораздо выгоднее, чем дать ему свершиться и уж потом наказывать виновных. Мне бы хотелось прийти с вами к разумному соглашению.
— Оружие мы не отдадим, — взвизгнул один, самый молодой.
— Торговое подворье битком набито стрельцами. — Я снял фуражку и повертел ее в руках. — Если вы не подчинитесь приказу, начнется пальба. Половина ваших людей ляжет после первого же залпа. Перестроиться для обороны вы не успеете. Лошади и верблюды, испугавшись выстрелов, начнут сумасшедшую беготню и потопчут остальных. Не приведи Господь, в ваших мешках окажется порох… От одной шальной пули взлетит весь караван. Я никого не хочу запугивать. Я лишь надеюсь, что вы подумаете…
— Но… ведь ты, младший лейтенант, можешь и не дожить до первого выстрела, — угрюмо заключил другой, поглаживая клинок.
— Очень может быть… — грустно согласился я. — Как только моя фуражка коснется земли, стрельцы откроют огонь. Через минуту здесь будет кровавый ад! Вы убьете меня сразу или попросите пару минут на голосование?
Пятеро командиров отошли в сторону посовещаться. Словно в подтверждение моим словам, из каждой щели торгового подворья высунулись граненые стволы стрелецких пищалей. Враг понял, что проиграл. Старший из купцов вернулся ко мне:
— С кем мы можем обсудить условия сдачи?
Я повернулся к тем окнам, за которыми прятался царь, и помахал рукой. Через минуту появились двое опытных бояр. Они быстро взяли переговоры в свои руки. Я вытер платочком выступивший пот… Можно было возвращаться. Где-то не очень далеко послышалась пальба. Боже мой, неужели у казначейского терема? Быстро пройдя стрелецкие заслоны, я рванулся к Бабе Яге. Прохожие так уважительно уступали дорогу, словно я бежал с включенной милицейской сиреной. На базарной площади, среди толкотни, скорость упала, но и тут вслед неслось:
— Смотри, смотри, дочка, вон участковый несется! Как шибко бежит, а?.. Небось ловит кого…
— Ату его, сыскной воевода, поддай!
— Ох и не повезет кому-то, когда поймает… Вон у милиции рожа какая красная…
С базара я действительно вырвался здорово взмокший. Нашему народу палец в рот не клади, при первом же случае так обласкают, от всей души, со всей заботой — хоть глаз не подымай…
Над тюринским двором медленно рассеивалось облачко порохового дыма, у ворот толкался народ, бурно обсуждающий происходящее за забором. Меня пропустили безропотно, хотя некоторые навязчиво ломились следом, слезно упрашивая меня разрешить им «пособить правоохранительному органу»… Когда они успели слов-то таких нахвататься — ума не приложу. Протиснувшись в калиточку, я бегло осмотрел поле боя. На поросшем травкой дворе валялось четыре трупа, все еще сжимающих в руках зубастые шамаханские ятаганы. Один стрелец сидел у забора, ему перевязывали руку, других пострадавших вроде не было.
— Тюря в доме, — подковыляла ко мне Яга. — Я сама его морду постную в окошке-то углядела.
— А это кто?
— Шамаханы все, я уже проверила. Без личин, как есть в своем же обличье из дверей выскочили. Стрельцы-то залпом пальнули, да один вон успел ножик бросить, зацепил плечо пареньку. Я пошептала, остановила кровь. Нож вроде не отравлен, до свадьбы заживет. Что теперь-то делать?
— А вот теперь… Эй, молодцы! А ну, сабли наголо! Тюрю взять живым, всех прочих — кроши в капусту. За мной!
У царских стрельцов был боевой опыт, да и злость взяла за раненого товарища. Они действовали ловко и слаженно, строго распределив обязанности. Двое дюжих бородачей с разбегу ударились в дубовую дверь плечом, попросту сорвав ее с петель и выломав засов с гвоздями. Они отработанно рухнули на пол, а в дверной проем залпом выстрелил десяток снайперов. Пока не рассеялся дым, четверо закаленных рубак нырнули внутрь. Зазвенели клинки. Меня деликатно попросили не путаться под ногами. Стрельцы, выхватив сабли, по двое скрывались в большом казначейском тереме, там шла ожесточенная рукопашная.
— Погоди, участковый… — вцепилась в мой рукав Баба Яга, когда я вторично намылился в бой. — Там и без тебя управятся. Вот лучше скажи, ты сам рази не оставил бы себе лишний выход на случай беды?
— Понял, — сразу догадался я.
Конюшня! Там был обнаружен «самоубийца», туда легко прорыть ход из дома, оттуда можно прыгнуть в седло и верхом вырваться со двора. Как глупо, что после нахождения шамаханских тайных баз у боярина и дьяка я не додумался проверить подсобные помещения казначея. Надо все доводить до конца… Учили же! До конюшни я добежал первым, на свою голову… Двери мгновенно захлопнулись за моей спиной. Сзади, поигрывая ножом, стоял плечистый шамахан. В углу под ворохом сена чернел открытый люк, из него вылез еще один басурман, а следом показался и незабвенный казначей Тюря.