Что я сделала ради любви - Филлипс Сьюзен Элизабет. Страница 68

– Нет! – ахнула Джорджи.

Пол оперся локтями о колени и низко опустил голову.

– Боль, которую я испытал, узнав о ее смерти, была почти невыносимой. Ты не понимала, что она ушла навсегда, и все время плакала. Я не мог тебя утешить. У меня едва хватало сил накормить тебя. Она так сильно любила нас и очень расстроилась бы, узнав, как я слаб. – Он потер лицо ладонями. – Я перестал ходить на пробы. Не мог снова пережить эту боль. И пообещал себе, что никогда не буду любить другого человека так сильно, как любил ее.

У Джорджи мучительно сжалось сердце. Легкие не пропускали воздух. Она задыхалась.

– И ты сдержал обещание, – прошептала она.

Он поднял на нее глаза, полные слез.

– Нет. Не сдержал, и смотри, куда это нас привело.

До Джорджи не сразу дошел истинный смысл его слов.

– Так это я? Ты так сильно любишь меня?!

– Ты удивлена? – горько усмехнулся Пол.

– Я… в это трудно поверить.

Он ногой отбросил разбитую камеру.

– Полагаю, я тогда действительно хороший актер.

– Но… почему? Почему ты был так холоден, так…

– Потому что нужно было держаться, – свирепо прошептал он. – Ради нас. Я не мог позволить себе расклеиться.

– Все эти годы? Но она так давно умерла.

– Отчужденность вошла в привычку. Стала безопасным местом, где можно спокойно существовать.

Впервые на ее памяти он выглядел старше своих лет.

– Иногда ты так похожа на нее. Твой смех. Твоя доброта. Но ты более практична, чем она, и не так наивна.

– В этом я больше похожу на тебя.

– Ты такая, какая есть, и именно за это я тебя люблю. Всегда любил.

– Но я никогда не чувствовала себя… слишком любимой.

– Знаю, и я не… не мог понять, как это изменить, поэтому делал все, чтобы твоя карьера была успешной. Но постоянно сознавал, что этого недостаточно. Совсем недостаточно.

Жалость росла в ее душе вместе с грустью. Как же много он ей недодал! Несомненно, ее мать, женщина, которую описывал Пол, совсем не хотела видеть его таким.

Он снял очки. Потер переносицу.

– Когда я видел, что творилось с тобой после ухода Ланса и как ты страдала, я был готов его убить. Но сам не сумел тебя утешить. Наверное, из-за этого ты вышла за Брэма. Я не могу забыть прошлое, но если ты любишь его, попытаюсь…

Джорджи едва не запротестовала, однако вовремя прикусила язык.

– Пап, я понимаю, что обидела тебя, сказав, что сама займусь своей карьерой. Но я хотела, чтобы ты просто… был моим отцом.

– Ты ясно дала это понять. – Сейчас он выглядел скорее встревоженным, чем оскорбленным. – Но у меня в связи с этим возникла проблема. Слишком хорошо я знаю этот город. Может, я эгоист или зря беспокоюсь, однако не верю, что кто-то еще поставит твои интересы выше своих.

В отличие от него. Он всегда прежде всего заботился о ней, даже если результаты оказывались не совсем удовлетворительными.

– Пожалуйста, доверься мне, – мягко попросила она. – Я всегда готова узнать твое мнение. Но окончательное решение – верное или неверное – будет моим.

Отец нерешительно кивнул.

– Полагаю, давно пора, – вздохнул он и, нагнувшись, подобрал разбитую камеру.

– Прости. Не сдержался. Я куплю тебе другую.

– Ничего страшного. У меня есть запасная.

Оба замолчали. Обоим было неловко. Но они знали, что самое трудное позади.

– Джорджи… не знаю, как это случилось, но, похоже… – Он повертел пустой корпус камеры. – Появилась весьма слабая… очень слабая возможность того, что я… могу возобновить свою карьеру.

Он рассказал о визите Лоры, о ее настойчивом желании стать его агентом, об уроках актерского мастерства, которые стал посещать. Он казался пристыженным и немного сбитым с толку.

– Я и забыл, как люблю свою работу! Чувствую, что наконец делаю то, чем стоило заниматься все это время. Словно… вернулся домой.

– Не знаю, что сказать. Это чудесно. Я потрясена! – Джорджи коснулась отцовской руки: – Ты блестяще читал в ту ночь роль отца Дэнни. А я ничего тебе не сказала. Но искренне восхищалась. Когда у тебя проба? Я хочу знать все!

Он кратко изложил содержание сценария, описал персонаж, и Джорджи показалось, что она видит человека, начинающего ломать эмоциональные оковы, в которых оказался по собственной воле.

Разговор зашел о Лоре.

– Я не могу винить ее за то, что она ненавидит меня, – виновато пробормотала Джорджи. – Может, мне не следовало делать этого, но я хотела начать все сначала и не видела другого выхода.

– Ты не поверишь, но Лора, кажется, совсем на тебя не сердится. Не проси меня понять это. Ты лишила ее всех доходов, но вместо того, чтобы впасть в депрессию, она… не знаю… взволнована, полна энергии; не могу точно определить, что с ней творится. Она необычная женщина. Куда храбрее, чем я считал. Она… мне интересна.

Джорджи пристально всмотрелась в него. Отец поднялся. Снова наступила неловкая пауза. Он уперся рукой в колонну.

– И как все теперь будет между нами, Джорджи? Я бы хотел стать отцом, который тебе нужен, но, кажется, уже слишком поздно. Я понятия не имею, что делать.

– На меня не смотри. Мне нанесена душевная травма, после стольких лет жестоких избиений, на которые ты был так щедр.

Вечно она со своим дурацким остроумием! Неужели нельзя сдержаться хотя бы в такую минуту? Но ей нечего было сказать, разве что попросить, чтобы он обнял ее. Просто взял и обнял.

Джорджи скрестила руки на груди.

– Может, ты хочешь начать все сначала, раскрыв мне отцовские объятия?

К ее удивлению, Пол поморщился как от боли.

– Похоже… я совсем забыл, как это делается.

Его полнейшая беспомощность тронула Джорджи.

– Может, все-таки попытаешься?

– О, Джорджи… – Он выбросил руки вперед, притянул ее к себе и стиснул так сильно, что ребра едва не треснули. – Я так тебя люблю.

Он прижал ее голову к своему подбородку и стал укачивать Джорджи словно ребенка. Неуклюже, неловко и очень нежно… И это было так чудесно!

Она уткнулась носом в воротник его тенниски. Им обоим было нелегко. Ей придется взять инициативу на себя, но теперь, когда между ними не осталось недомолвок, она ничуть не возражала.

Глава 22

Серая громада Элдридж-Мэншн служила декорацией для дюжины фильмов и телевизионных шоу, но никто и никогда не видел портика с входными дорожками под высокими тентами. Тот, что побольше и пороскошнее, кипенно-белого цвета, с надписью «Скофилды», предназначался для главного входа. На зеленом, что поменьше, было написано: «Только для слуг».

Гости, смеясь, выходили из лимузинов «бентли» и «порше». Те, кто был одет в духе того времени, в вечерние платья, смокинги, костюмы: белые теннисные или от Шанель, – задирали носы и двигались к главному входу. Джек Пэтриот, которого никто не назвал бы безмозглым хлыщом, поступил иначе. Легендарная рок-звезда в своих самых удобных джинсах и рабочей рубашке, с парой садовых перчаток и пакетами семян, заткнутыми за пояс, энергично направился к служебному входу, ведя жену под руку. Простое черное платье Эйприл, из тех, какие обычно носят домоправительницы, могло бы показаться совсем скромным, если бы не модный лиф-корсет на косточках и большое декольте. Пара ключей на черном шелковом шнуре свисала до самой ложбинки меж грудей. Длинные светлые волосы были уложены в мягкий и очень сексуальный узел. Рори Кин, в скромном платьице горничной-француженки, догнала Джека и Эйприл. Сегодня ее сопровождал приятель – жизнерадостный венчурный капиталист в ливрее дворецкого. Он был всегдашним компаньоном Рори на подобные случаи: друг, но не любовник.

А вот родители Мег прошли главным входом. Актер и драматург Джейк Коранда был в белом, а его жена, великолепная Флер Савагар Коранда, надела прихотливо вьющееся вокруг ног цветастое шифоновое платье с американской проймой и складками, начинавшимися от высокого ворота. Мег, в костюме лучшей подруги Скутер, хиппи Зоэ, предпочла пройти через служебный вход вместе со своим спутником на этот вечер, безработным музыкантом и копией Джона Леннона.