Весь мир у ног - Тульина Надежда. Страница 3

Мой план отлично работал целых полчаса. Я почти покинула трущобы — а это были именно трущобы, с покосившимися домами, грязной вонючей мостовой (мне еще повезло, что был морозец), крысами и кучами мусора в самых неожиданных местах. Моя одежда была скорее мужской, низко надвинутый козырек шапки и шарф, намотанный на подбородок, скрывали лицо, а моя широкая размашистая походка никогда не была женственной. Встречающиеся мне оборванцы не особенно обращали на меня внимание. Пару раз меня пытались окликнуть, но я проигнорировала выкрики в спину — и никто не бросился вслед.

Мне оставалось спуститься на пару уровней, чтобы достичь приличных улиц. Я уже видела ухоженные черепичные крыши, конные повозки и цветы на окнах, когда между камней под моими ногами что-то блеснуло. Быстро оглядевшись — вокруг ни души, я подняла прелестный серебряный кулончик в виде трех лепестков пламени. В каждом лепестке был камешек своего оттенка красного, поэтому казалось, что пламя живое. Мне даже померещилось, что кулончик немного нагрелся от моего прикосновения. Сочтя свою находку добрым знаком, я засунула ее в задний карман джинсов.

Несмотря на благоприятное, казалось бы, предзнаменование, уже за следующим поворотом удача меня покинула. Сзади вдруг раздался длинный переливчатый свист, а из темной подворотни в десятке метров передо мной вынырнули три темные тени. Я бросила взгляд через плечо — сзади бежали еще двое.

По всем законам жанра тут-то бы и появиться какому-нибудь спасителю, разогнать обнаглевшую шпану, оказаться прекрасным принцем, ну или, на худой конец, просто благородным рыцарем. Но такие сказки мне почему-то никогда не достаются, вечно приходится самой решать свои проблемы. Я извлекла — из кармана куртки пригоршню мелочи и тяжелую связку ключей — три ключа от квартиры, два от офиса, ключи от машины и от гаража. Отступила к глухой стене — так сзади по голове не огреют. Не тем я занималась в жизни, ох не тем! Надо было тренироваться, осваивать карате, сейчас бы живо накостыляла этим злобным доходягам и легкими прыжками унеслась бы в туманную даль!

Доходяги между тем неспешно приближались. Главный — его легко было вычислить по самому наглому виду — что-то сказал с мерзкой усмешкой, открывшей дырку вместо переднего зуба. Вопрос с языковым барьером прояснился — я ничего не поняла, ни славянских, ни латинских, ни германских корней в его речи не прозвучало, хотя построение фразы и интонационный рисунок были вполне ясны. Скорее всего, предлагает отдать все добровольно. Или пошло шутит. Да, точно, шутит — его подельники мерзко захихикали. Воодушевленный моим молчанием, щербатый подошел почти вплотную. Изо рта у него воняло тошнотворно. Он посмотрел на мех моей куртки и присвистнул. «Это же трущобы! — вдруг осенило меня. Я похолодела. — От них колечком не откупишься, разденут догола!»

Чертов принц на белом коне все не появлялся, так что рассчитывать на помощь извне не приходилось. Я злобно ощерилась, сделав одновременно две вещи: левой рукой швырнула пригоршню монет в лицо сутулого тощего субъекта, заслоняющего мне выход, и изо всех сил залепила щербатому в ухо правой с зажатыми в ней ключами. И тут же рванула вниз по улице. Какая же молодец я, что надела кроссовки!

Но даже в кроссовках бежала я слишком медленно, неповоротливое дитя современной цивилизации, жалкий адепт вкусной еды и сидячей жизни. Бандиты нагнали меня в переулке, выходящем на «приличную» улицу. Ударили сзади чем-то тяжелым. Ну где же ты, спаситель на белом коне? Я рухнула на камни мостовой, основательно приложившись головой. В глазах потемнело. Я еще успела почувствовать, как с меня содрали куртку, шапку и кроссовки, пнули в живот, наступили на руку тяжелым ботинком… Вроде бы кто-то закричал — наверно, это была я… Потом в голове взорвалась боль, и все пропало.

Сознание возвращалось медленно и крайне неохотно, и понятно почему — стоило мне чуть-чуть прийти в себя, как я почувствовала мучительную боль — болели голова, спина, руки. Очень хотелось пить. Меня знобило, а по ногам бегали какие-то подозрительно увесистые мурашки. Совсем не хотелось открывать глаза, но делать было нечего. С минуту передо мной плавали только темные круги, но постепенно зрение прояснилось.

Стояла ночь — ослепительно красивая, звездная. Я лежала, судя по всему, у стены в том самом переулке, прямо на стылой земле, босая, раздетая до джинсов и тонкой водолазки с разорванными в клочья рукавами. Снять, что ли, пытались? Ревматизм — это самое меньшее, что я уже подхватила. Я попробовала сесть и едва не заорала: во-первых, эта попытка резкой болью отозвалась в позвоночнике, а во-вторых, «мурашки» оказались парой крыс, лениво сидевших на моих ногах. Мой вскрик быстро перешел в сипение и бульканье — кажется, кровь пошла горлом. Что ж, это — проза настоящей жизни, которую вам не опишут ни в одной сказочной книжке, уж очень быстро она тогда закончится.

Я лежала, глядя на незнакомый рисунок созвездий, в груди болезненно хлюпало при каждом вздохе, а из глаз лились тихие слезы — на большее просто не хватало сил. Было безумно обидно умирать вот так, в первой попавшейся грязной подворотне сказочного мира. Но книжки пишутся не о таких, как я… Ау, принц, черт бы тебя побрал! Спасай уже меня, или будет поздно! Вечно вас не дозовешься, когда надо… Холод пробирал до костей. Звездное небо надо мной расплылось от слез, мигнуло раз, другой, и погасло. Мир стремительно заволокла тень, мне показалось, что я лечу — который уже раз сегодня. Рот наполнился теплой соленой жидкостью… кровь? Я отключилась.

Глава 2 ДВЕ ЛУНЫ

«Видимо, все происшедшее со мной все-таки было бредом», — поняла я, увидев, что нахожусь в больничной палате. Светлые стены, белая с замысловатым цветочным узором ширма, постель, темный прямоугольник окна, занавешенный легкой шторой. Прямо перед моим носом лежала рука — моя рука, в лубке. Одна нога висела на оттяжке, задранная вверх. Голова также была забинтована, край бинта маячил в поле зрения. Я попробовала пошевелиться и, не сдержавшись, застонала — тело пронзила резкая боль. Ничего себе, влетела! Наверняка еще и сотрясение мозга имеется, что-то меня затошнило вдруг. Что это за больница? Не похожа на обычную. Сколько я здесь провалялась? Знает ли уже Маруська? Что- на работе?

Откуда-то сзади раздался звук открывающейся двери, и послышались быстрые шаги. Появившийся в поле моего зрения высокий худощавый мужчина мягко улыбнулся и спросил:

Как ваше самочувствие?

Лицо его, угловатое и асимметричное, было обрамлено короткими темными волосами. Усы и небольшая бородка — такие, кажется, называют эспаньолками — аккуратно подстрижены. Его нельзя было назвать красивым — слишком резкие и жесткие черты лица. Впрочем, впечатление он производил скорее приятное, особенно когда улыбался. Сначала мне показалось, что он немногим старше меня, но, заглянув в серьезные глаза, я поняла, что ошиблась. Старше, гораздо старше, хотя выглядит для своего возраста просто превосходно. Стиляга — без халата, в каком-то очень оригинального покроя то ли френче, то ли пиджаке. Это, впрочем, ни о чем не говорит. Может, он, как доктор Хаус, ненавидит халаты, а врач хороший. Главное, что говорит по-русски! То есть я все-таки на Земле.

Вы врач? Это Москва? Боже мой, это были глюки, какое счастье! — просипела я и неожиданно для себя разрыдалась — от непереносимого облегчения слезы безудержно хлынули из глаз. Мужчина немного опешил от столь бурной реакции на свой невинный вопрос, но врачи, наверно, привыкли к странному поведению пациентов.

Ну-ну, не стоит расстраиваться, — ласково забормотал доктор, ловко утирая мои слезы, — все уже хорошо. Вам ни в коем случае нельзя волноваться сейчас, так что возьмите себя в руки. Вот выпейте-ка! — Не дожидаясь моего ответа, он влил мне в рот пару глотков теплого кисловатого напитка и положил на лоб прохладные пальцы. Его невозмутимое спокойствие, видимо, как-то передалось и мне, истерика отступила. Немного отдышавшись, я застенчиво объяснила ему причины моих слез.