Держи меня крепче (СИ) - "Душка Sucre". Страница 117

Это всего лишь безобидный прикол. Некоторые, вообще, насилием помышляют, а потом пытаются выдать себя за адвокатов… Я, может, тоже хочу веселья?..

– Вот только… – извиняющимся тоном вклинился в мои стенания парень.

– Что?

– Халат… Вы где его взяли? Я опрометчиво поступил изначально, набросившись на Вас. За это прошу принять мои извинения. Поверьте, они исходят из глубины сердца.

Вообще-то, обычно говорят «из глубины души», да и принять он просил меня свои «сопереживания», когда вся страна требует принять «соболезнования». В общем, какой-то мутный он парень, со странным лексиконом.

– Верю, – я старательно таращила глаза, но в очках этого ему все равно не было заметно, и выдумывала, как бы еще нагадить Артему, и даже придумала: – А это мой муж спер халат. Он ведь еще и клептоман. Спионерил и говорит, чтобы надела. Я не хотела. Честно. Но он меня заставил, даже в лоб зазвездил, – я потерла больное место, всхлипнув, и даже начала жалеть, что мой спектакль только для одного зрителя, и что он останется тайной для моего драгоценного мужа. Вот уж кто оценил бы его в полной мере. Хотя ему сейчас не до меня. У него же принцесса…

– Теперь все стало на свои места, – неожиданно сам себе закивал «адвокат».

– Что это значит?

– Все ясно. Это мой халат. Ваш муж украл его у меня. А увидев его на Вас, я его узнал и подумал, что это Вы его украли, – он раскаянно сложил ладони вместе и опустил голову: – Простите!

– Погодите… погодите, – начало медленно до меня доходить. – Это ваше? – я указала на халат.

– Да, – кивнул парень.

– Так Вы Анатолий? – пришла я к выводу путем мыслительных манипуляций.

– Да! Я Анатолий. А откуда Вы меня знаете?

– Ну, Вы личность известная… В журнале Ваше фото видела, – соврала я.

Анатолий поверил, кивнул и добавил:

– Конечно, я частенько появляюсь в СМИ.

Обсуждать с ним его знаменитость не особенно хотелось, поэтому я пошла ва-банк:

– А можно я Вам чуть позже вещи верну? Я точно верну! – а, вообще, лучше всего сейчас было линять. Все же то, что этот «адвокат» окажется другом Шера, никак мною не ожидалось.

А кстати, что Шер на счет своего дружка говорил? «У Толяна куча шмотья. Он даже не заметит…» Угу. Не заметил.

– Простите, девушка. Давайте, я дам Вам кое-что другое из одежды. А этот халат… Он ручной работы. Из Китая. Он мне… дорог, – виновато произнес Толя.

– Да? – мои глаза, как в диснеевских мультяшках, выскочили из орбит и подпрыгнули над макушкой на метр, потряслись, позвенели и вернулись на место.

Значит, с этим человеком дружит мой благоверный? Я ничего не путаю? Хм… Какой у него разнообразный круг знакомых. Конечно, неожиданно, что халат оказался не обычной тряпкой, хотя, зуб даю, у меня дома среди древнего шмотья есть точно такой же, только его привези не из самого Китая. Но производители, наверняка, желтолицые азиаты высокой популяции, оккупировавшие какой-нибудь бесхозный подвальчик одной их старинных пятиэтажек. А вот куплен он был пятилетку назад моей любимой бабулей в сельском бутике в качестве подарка мне на день рождения. Восторга у меня сие произведение искусства не вызвало, да и с размером бабуля не угадала, решив взять на вырост (причем размера на три больше моего), так что ему была заказана прямая дорога на балкон, где он с гордостью занимает свое место в мешке из-под сахара (ага, мы еще и такие мешки собираем).

Каким таким чудесным образом мой папандр позволил случиться тому, что после шикарного ремонта один из наших балконов все же превратился в свалку? Все очень просто. Он не учел зажиточность своего братца, дяди Макса, которому было жаль выкинуть хоть что-то из этого, даже не свое – чужое, он все барахло продолжает настойчиво складировать на балконе и не разрешает выкидывать на мусорку. Даже когда я вклинилась со своими супер-идеями, а именно: отдать вещи в детский приют, ведь на нашей «квартирной свалке» хранилось очень много детских вещичек, которые уже вышли из моды (хотя существует ли понятие «детская мода»? детям идет все!) и истрепались, так что Сеня «такое» носить категорически отказывался; мне дали отворот поворот. Мое предложение всегда казалось мне идеальным, и вся семья разделяла это мнение, вся, кроме дяди:

– Припадочные родственники! Это память! – вещал он, вставая грудью на защиту барахлишка. Он тряс объемной шевелюрой и подвернувшимся под руку ползунком, застревая Брестской крепостью в дверном проеме, ведущем к «домашней свалке». Брестской, потому что мы (его противники aka «припадочные родственники») не теряли надежды, что она падет, то есть он сдастся.

Надежда умирает последней, а пока мы вступаем в семейные баталии и стоически терпим поражения.

– Ты еще первый обкаканный подгузник сохранил бы, – восклицал папа.

– И сохранил бы, но в те времена у нас не было ни подгузников, ни достаточных средств, как тебе известно, мой обделенный чувством заботы о ближних непутевый младший брат!

– Кто еще тут обделенный, ты, барахольщик!

– Не барахольщик, а экономный…

– Жлоб! – только и искала повода для оскорблений Соня.

– Дочь! Немедленно возьми свои слова назад, – вопил Максим, злясь, размахивая кулаками и топая.

– И жмот! – поддерживал племяшку мой папа. – Жадный и беспринципный.

– Бедные дети ждут одежек… – тихо пищала я, но меня, по обыкновению, никто не слышал, только Егор, который брал на себя честь озвучить мои мысли:

– Макс! Сделай доброе дело и тебе воздастся. Пожертвуй сиротам. Они тебе «спасибо» скажут.

– Что их «спасибо»? Я и так жертвую… деньги. И мне никто из них не сказал «спасибо». а ведь сколько они смогли на эти деньги купить одежды… Вагоны, – его руки жестикуляцией изображали размеры вагонов, как рыбаки хвастаются своим уловом. – Да что там вагоны… Поезда одежды! А ты советуешь мне отдать им этот хилый балкончик нашего добра?

– Да! Да! Да! – не выдерживал папа. – Он тебе советует! Я тебе советую! Они тебе советуют! – он попеременно тыкал во всех нас, а дядя лишь морщился и хмурился.

В другом конце комнаты морщился Стас, дублируя мимику отца, хотя глаза его при восклицании моего папы «да!« разве что не мигали, выражая «+1» или даже «+стопицот». В отличие от своего отца, мой братишка имел свое персональное мнение, что все надо вышвырнуть, хотя в целом ему было барабану, храниться ли что-то на балконе или нет. Но семейство имело привычку действовать скопом, так что отсидеться в своей комнате у него не получилось, а теперь он, стараясь поскорее отвязаться от этого, мысленно готовил речь, что даже в «Готике», в которую он сейчас рубится, действует принцип «бросить старое при нахождении нового»:

– Пап, правда! Как только ты находишь новый инвентарь: снаряжение, аксессуары, броню, оружие, – гуманист-Макс вздрагивал, – ты оставляешь первоначальный, старый, в прошлом, потому что он уже не катит для продолжения квеста…

– Чего? – хмурился Максим еще сильнее и приседал в проходе, позволяя пребывающему в гуще событий самозваному репортеру, корреспонденту собственного назначения, который до этого бегал между нами и такал камеру в лицо говорившего, проскочить на балкон и заснять эксклюзивчик. Дело в том, что на этот балкон прорваться вообще нереально – обычно на двери висит амбарный замок сложной модификации, ключ от которого дядя таскает на шее.

Однажды, на одной из автограф-сессии ярая фанатка нашего графомана, лидерша фан-клуба «Эм Зи», как они по-современному сократили дядин псевдоним – Максимус Знающий, цитирующая моего дядю направо и налево, трепеща перед своим кумиром, на свой страх и риск спросила, что символизирует висящий на его шее кулон в форме ключа. Максим лишь благодушно усмехнулся и заявил, что это ключ к памяти поколений, к мемориалу канувших в Лету воспоминаний. Фанатка ответом впечатлилась и после очередного собрания в ФК дяди создала и там «мемориал воспоминаний», который пропиарила по-крупному. В общем, о мемориале с утра до вечера вещали практически все службы масс-медиа, так что и мы были в курсе событий. А папа еще долго припоминал Максиму его шедевральный ответ.