Держи меня крепче (СИ) - "Душка Sucre". Страница 125

Доехав до моего подъезда, он резко притормозил, я по привычке выставила руки к приборной панели, все не могла привыкнуть к его дерзким торможениям, думала, что вылечу в лобовое стекло, хотя и была пристегнута. Мы посидели немного, помолчав, затем я начала отстёгиваться. В этот момент Шер выдохнул и повернулся ко мне всем корпусом… его лицо было расслабленным, ни один мускул не кривился, брови не складывались домиком, губы не были поджаты, в общем, передо мной сидел как будто другой человек. То есть, нет, я видела его на расслабоне, видела радостным, видела одухотворенным, чаще видела обозленным, но никогда… никогда не видела таким печальным-печальным с грустинкой в неожиданно… добрых глазах. Почему-то мне казалось, что сейчас он реальный. Без прикрас и «грима» в виде злобы и прочего антуража.

Он отстегнул мой ремень безопасности и усталым голосом, растягивая слова, спросил:

– Что же ты сделала, малыш-ш?

В его тоне не было укора, издевки, к которым я так привыкла. Все прозвучало тихо, но в тоже время громко так, что отдавало звоном в моих ушах.

Как же мне стало стыдно…

Я готова была провалиться сквозь землю и никогда не выползать на поверхность.

Знаю, что он мне до этого сделал очень много чего гадкого, то есть сказал гадкого и непотребного, и вел себя со мной всегда ужасно, но… Но я не должна была опускаться до его уровня и врать. Тем более говорить такие отвратительные вещи. Наговаривать на человека – это грех. Один из самых постыдных.

Я не знаю, о чем он конкретно думал, но я его точно разочаровала.

И мне должно было быть пофиг на его мнение. Должно было быть, ведь он не гнушается своих плохих поступков, а почему я должна? Почему мне не все равно? И почему я тогда ревновала?

В моей груди клокотал пожар, который срочно нужно было чем-то залить. Организм требовал крепкого чая. Этот напиток всегда восстанавливал в моей голове мыслительные процессы и излечивал от всяких наваждений. Конечно, это наваждение. Так и есть. На самом деле, мне глубоко по барабану его отношение ко мне, мое отношение к нему и все любые отношения меня не вол-ну-ют!

Но нет же, сейчас мне хреново.

Потому что он разочарован.

Потому что я дура.

А он дурак.

Не знаю, до чего бы я еще додумалась, если бы не покинула тачку, прошептав в гулкой тишине салона: «Прости», – и не убежала домой. Не включая свет и не снимая обувь, белые кеды сорок второго размера, которые кинул мне на колени Шер, как только мы сели в машину, достав их из багажника, я сползла по стенке и опустилась на корточки возле комода.

В голове эхом отдавались его слова: «Что же ты сделала, малыш-ш?»

Как же мне было хреново…

Но я и не догадывалась, что кому-то сейчас намного хреновее, чем мне.

И этот кто-то продолжал сидеть в машине во дворе, выбивая пальцами грустный мотив на руле, не решаясь повернуть ключ зажигания, чтобы покинуть самый нелюбимый двор на свете.

Нелюбимым он был по множеству причин. И все они находили пересечение в одной точке – на девятом этаже в квартире Матвеевых. Сначала он конфликтовал с Егором, давно, еще в детстве, потом встречался с Соней, сейчас на нем балластом висит их старшая сестренка… а он даже имени ее не знает.

Все так глупо получилось, расскажи кому – ведь не поверят без доказательств, вот ребята из клана точно на смех поднимут и похвалят за зашкаливающую фантазию.

Хотя это ведь только началось глупо… А вот теперь все стало более чем серьезно. Просто невероятно серьезно.

А начало… начало его не пугало. Тогда не пугало. И потом не пугало. А сейчас пугает. Потому что сначала у него все было под контролем. То есть до свадьбы, этот контроль ненадолго исчезал, но после – сразу вернулся и обещал служить до гроба, только не предупредил, что скончается так быстро.

Ему нравилось встречаться с Соней, он считал ее своей родной душой, к тому же его в ней все устраивало, не устраивали лишь сами отношения – подпольные. Ей он об этом не говорил, да и она сама всегда молчала. Видимо, каждый ждал, когда другой предложит. Оказалось, не судьба. Так они и расстались. Изначально, он еще питал надежды на скорое воссоединение, ведь это не первая их разлука, но постепенно они сошли на «нет», а его этот факт даже не расстроил. Ему неплохо жилось без Соньки, он не скучал по ней, обои в квартире не рвал, в общем, он понял, что не любил ее серьезно. Это осознание долго блуждало в его голове, а он ведь еще и пытался убедить себя в обратном, мотивировал в себе чувства, симулировал их, но все же он понял и принял факт их отсутствия почему-то только сейчас.

Но Соня не была тем человеком, о котором он чаще всего думал чуть ли не сутки напролет. Это вакантное место, сама того не зная, заняла мадам Охренчик. Малышка. Детка. Мася. А ведь он к ней только так обращался. И никогда не думал о том, что у нее есть имя. И оно не было ему интересно. И, вообще, как так получилось, что она влезла в его жизнь, а теперь рискует своей? Ладно, он, у него все запущено хуже некуда, но куда она прет с энтузиазмом барана?

Да, в ту ночь они перепили. Да, совершили глупость. Да, теперь расхлебывают вместе. Но что совсем неправильно, так это то, что она с ним. Это неправильно. Хорошие девочки не должны пастись около плохих мальчиков. Его просто невероятно бесило, что она может заразиться от него и стать плохой.

Сначала он не заметил в ней достойного человека. Просто шутил и прикалывался, как обычно. Затем понял, что она современная реинкарнация Матери Терезы. Такой редкий экземпляр доброты и порядочности. Со светлыми мыслями и благими поступками. Одновременно с этим он понял, что его влияние может на ней пагубно сказаться, так что его решением было задавить ее к нему симпатию на корню. Он стал более дерзким, жестким, грубым. Все это только ради того, чтобы спасти ее от себя. Глупец… Своими поступками он, наоборот, стал пробуждать в ней зверя. И вот, когда она опустилась до клеветы, он винил в этом только себя. Своими словами он не хотел говорить о разочаровании в ней, нет, он гнобил лишь себя за то, что так получилось. В конце концов, мотиватором ее деяния стала фраза Виктории, с которой они столкнулись на вечере. О благотворительности. Так глупо… Она же не имела в виду того, о чем подумала его женушка. На самом деле Вики говорила о вечере мэра – вечере благотворительности, просто малышка не знала об этом и приняла на свой счет, а потом убежала. Как вообще Вика умудрилась ее обидеть? Она же всегда такая утонченная и правильная, а малышка чистая и добросердечная. Они должны были поладить, для Шера это было важно.

Очень мало в его жизни людей, которыми он дорожит.

Но очень много тех, кто дорожит им.

И в это число малышка не подпадала…

Зато, с легкостью отхватила себе теплое местечко в первом ряду.

Как же это больно знать, что ты ее обидел. Что она сидит и злится на тебя. Ругается. Нет, пусть думает о нем все, что хочет, но пусть держит марку и не падает в грязь.

В окнах ее квартиры не горел свет. Странно, обычно у них дома всегда кто-то ошивается хотя бы на кухне. Ах, да, семейство же уехало на дачу с ночевой… Значит, она одна дома.

Но дошла ли она до квартиры?

Проверить это было легко – звонок на домашний (ведь мобильник ее сломан) решит все вопросы. К тому же не обязательно что-то говорить. Можно просто дождаться ответа, услышать ее полувопросительное «Да» или «Алло» (интересно, по какому принципу она выбирает, когда как ответить?) и сбросить вызов.

Длинные гудки не прерывались, вводя Шера в странное состояние отчужденности. Она бы обязательно взяла трубку, она ответственная.

Значит, что-то случилось.

А вдруг она споткнулась и навернулась с лестницы? Или на нее напали маньки?

В груди как-то странно екнуло и Шер, резко выскочил из тачки.