Держи меня крепче (СИ) - "Душка Sucre". Страница 80

– Здравствуйте, Елена Родионовна, а мы Вас жда-а-али, – с деревенским говорком проговорила она, выдав в себе простушку, какой на вид она не являлась.

– Здравствуйте, ждали, значит? А зачем?

– Ну, как зачем? Чтобы гипс снять! – чистосердечно выпалила девушка, не умеющая врать.

– Так быстро? – удивилась я.

– Конечно, у вас же рука здоровая, – хохотнула медсестричка, снова улыбнувшись, в результате чего ее пухлые щечки образовали по углам маленькие добрые ямочки.

– Как здоровая? – вылила я, но не сразу, потому что сочетание того, какой она была располагающей к себе, и того, что она говорила, немного дезориентировало меня.

– Ну, так вот. Вывих у Вас был, но доктор Владлен Митрофанович сразу вправил! А Ваш муж настоял, чтобы гипс наложили. Переживал… – она вздохнула, умиляясь чрезмерной опеке моего муженька.

Вот даун. Еще будущий доктор. Да к такому доктору никто на прием не придет. А всех, кто придет, я под дверью просвещу в плане его знаний и умений. Придурок!.. Я тут столько дней с этим дурацким гипсом хожу, а он липовый!

– Переживал он… – пробурчала я.

– Да, сразу видно, что любит…

О боже, опять старая заезженная пластинка про любовь. Много они все в любви понимают…

– Ага, видно. Девушка, а проводите меня, пожалуйста к врачу, чтобы снять гипс.

– Конечно-конечно, – залебезила деревенская простушка, поставила, невзирая на оживленный злобный гул очереди, в окошке табличку «Приду через 5 минут» (но мне было впервые все равно) и побежала по лабиринтам здания куда-то вперед, а я за ней. Вскоре мы остановились перед большой кожаной дверью, на которой иголочками был прилеплен листочек с часами работы, над которым красовалась табличка:

«ТРАВМАТОЛОГ

Пичугин Владлен Митрофанович»

Я прошла к нему, он меня тоже помнил. Конечно, мне было интересно, почему такой знатный ас в своей области дежурил ночью в больнице, когда сюда поступила я, но я постеснялась спросить, зато он нисколько не стеснялся болтать со мной на отвлеченные темы, поржал с меня, снял гипс и отпустил восвояси. Я заевшей в магнитофоне кассетой повторяла «спасибо», а он без конца отвечал, что «не за что».

На выходе от врача меня подловил Олли, удивленными глазами таращась на завернутую в толстовку меня с отсутствующим на руке гипсом, и с завистью в голосе спросил:

– Ух ты, а на тебе, как на собаке заживает, да?

Я ответила ему не менее удивленным взглядом, с интересом созерцая кипу пакетов в руках.

– Ага, я супер девочка. Что за пакеты?

– О, – широкая улыбка осветила его лицо, – сейчас узнаешь. Пошли за мной.

Мы снова двинули по коридорам больницы, но теперь на улицу через черный ход и оттуда прошествовали в соседнее здание. Без эксцессов поднявшись на второй этаж, Оливер остановился на пороге одного из отделений стационара и, загадочно мне подмигнув, отправился к дежурной медсестре, с упоением зачитывающейся бульварным романчиком. Не понимая, что мы здесь делаем, я хлопала глазами. Подойдя к медсестре, он снял очки, и эта курица его сразу узнала и принялась строить глазки. Он о чем-то с ней пошептался и махнул мне рукой, чтобы подошла. Что же задумал этот неугомонный сорванец с червями в том месте, где у других геморрой?..

Лицо парня озаряла улыбка клинического идиота, а моя мысль прочно застряла на том, что он все-таки ослепительно совершенен. Эта мысль изредка замещалась другой мыслью, более насущной – неужели у него кто-то из родственников или друзей в больнице лежит? Если из родственников, то это вполне может быть мой муж Артем, которому я тут же голову штопором отвинчу за то, что у него ни мозгов, ни фантазии (то есть фантазия-то есть, но такая убогая!), а если друг или подруга, то просто за дверью постою, подожду. В общем, я выразила Оливеру свое нежелание посещать неизвестных мне персон, на что он, ничуть не обидевшись, схватил меня за руку и потащил за собой, предварительно напялив на меня халат необъятных размеров. Себе, кстати, он взял нормальный, по фигуре. Хотя, скорее всего, все дело в медсестричке – это она меня к своему идолу взревновала и поэтому выделила жуткий отстой, видимо, решила, что если она сама в мини, а я в мешке, то она будет на моем фоне выгодно выделяться. Маразм крепчал, называется… Она и так выделяется своим ярким макияжем: красными губами и сильно подведенными и накрашенными тонной туши глазами, прям как индеец. А еще своим супер-томным голоском и висением на правой руке моего друга в довесок к его пакетам, еще бы на спину запрыгнула, а то скачет на своих шпильках как коза во время землетрясения.

Так что с одной стороны Олли висела авангард современной медицины, с другой – я и еще пакеты, пакеты, пакеты…

Мы вломились в мрачное отделение интенсивной терапии с давящими голубоватого оттенка стенами и разлитым в воздухе противным запахом лекарственных препаратов, где с трех до четырех часов, судя по табличке, был тихий час. На жутких стенах то там, то сям были нашпигованы герои советских мультов – Пятачок с Винни-Пухом; кот Леопольд и два его друга-мышонка; Матроскин, Шарик, почтальон Печкин и компания; Волк и Заяц из «Ну, погоди!« и другие вперемешку с зарисовками природных явлений. Да, все исполнено очень красиво и ярко, но то ли сама больничная обстановка угнетала, то ли еще что – не знаю – но в этих стенах я чувствовала себя неуютно, нет, не неуютней, чем если бы была голой, например, но все равно неуютно. Отсюда хотелось поскорее убежать, но Оливер продолжал уверенно продвигаться вперед, куда-то вглубь коридора мимо диванчика с креслами и допотопным телевизором. А я думала, он тоже не фанат больниц, помнится, он сам мне об этом говорил в тот день, когда мы познакомились… Хотя какой уж тут фанат, если кто-то близкий отчаянно борется за жизнь в этой угрюмой обстановке?

– Улыбнись, – заглянув в моё созерцающее округу лицо, попросил парень.

На его лице все еще тоже плясала улыбка, так что улыбнуться в ответ не составило особого труда.

– Хорошо, а ты мне расскажешь к кому мы пришли?

– Конечно! Сначала мы зайдем к Валерке и Никите, – начал он загибать пальцы на каждом имени, – потом к Светочке, Танюшке, Азальке, Толяну…

На последнем имени медсестра покачала головой, потупив взгляд куда-то в район плинтуса. Оливер взгрустнул и тяжко вздохнул, коротко спросив: «Когда?» На что индеец ответила: «Уж месяц как…»

Я тоже прониклась их прегрустными интонациями и даже, мне кажется, поняла, о чем речь, но посчитала некорректным интересоваться, так что просто горько вздохнула в такт двум страдальцам.

– Вот чёрт! – все же высказался Оливер.

– Это жизнь, – повела плечами дежурная и даже сумела удивить меня мудрым изречением, а я-то думала у нее не голова, а тыква с Хэллоуина, у которой вместо мякоти и семечек внутри свечка плавится: – бывает, что ты ее, но чаще – наоборот…

– Дети – не могут сражаться. И вообще – жизнь не должна быть для них войной, – пакеты уже были раскиданы вокруг нас, а его кулак с силой впечатался в пасть крокодила из сказки об Айболите, «повредив» ему зуб.

– Се ля ви, – вновь блеснула крупицами интеллекта медсестричка.

В этот момент из приемной, где находился ее пост, раздалось треньканье стационарного телефона, и она поспешила нас покинуть.

Оливер с шумом выдохнул, коротко взглянул в мои глаза, но быстро отвел взгляд, а я все же заметила, что теплота, парковавшаяся в его глазах еще минуту назад, была безжалостно сменена холодом Арктики, только пингвинов (или кто там живет – белые медведи?) не хватало, чтобы они стремительно один за другим скатывались по «заледенелой» радужке прямиком в воды Северно-Ледовитого океана.

Я погладила его по плечу, не зная, что сказать, потому что, видимо, мне блистать было нечем, не то, что этой девице с зашкаливающим Ай-Кью, Олли сморгнул и вновь воззрился на меня оттаявшим взглядом. Вау, вот что значит – работник сцены! Да он прирожденный актер.

– Кого я первыми по списку называл, Ленк? – спросил он меня.