Держи меня крепче (СИ) - "Душка Sucre". Страница 89

– Фу, что ты мне руки свои под нос суёшь? – наконец-то, брезгливо отодвинулся от меня Охренчик. – А вдруг они у тебя немытые?

У меня немытые?!

– Это ты немытый и потный, а я слежу за гигиеной!

– Очень надеюсь, что следишь!

– Очень надеюсь, что ты тоже начнешь это делать в ближайшем будущем! – ух, я сегодня такая гадливая, прямо дух захватывает – говорю одни мерзости и даже удовольствие получаю.

– Всегда знал, что тихий омут он на то и тихий, что в него блевать ходят и потому водится в нем всякая хрень, но ты убеждаешь меня в этом с каждым разом все больше и больше, детка.

– Кажется, ты плохо влияешь на меня… – пробурчала я себе под нос, но он услышал.

– Влияю? Мась, я тебя программирую, вытаскивая наружу то, что ты, прикидываясь белой и пушистой овечкой, пытаешься скрыть.

– Но я ничего не скрываю. Только наш секрет. Но это же общее дело, – возразила я.

– Ты хорошая девочка. Но я не верю в таких. В любом самом добром и порядочном человеке кроется его извращенская мерзкая сущность.

– Ты книжек дурных обчитался.

– Ты, видимо, тоже. Психологических. И теперь нацепила на себя маску сестры милосердия, думая, что никто не догадается и все будут тебя любить.

Откровенно неприятно было слышать его грубые слова. За что он меня ненавидит? Почему так резко отзывается? Что я ему сделала плохого?

Конечно же, я и предположить не могла тогда, что это чудо в перьях пытается убиваться по своей экс-подружке и где-то на закоулках души даже тайно верит, что после всего этого они снова будут вместе, ну, пытается верить, что они попробуют начать встречаться заново. Тот порыв, когда он неожиданно понял, что она ему надоела, уже прошел, но отступать все равно было уже поздно, так как карты были разложены и расклад уже, в принципе, начинал потихоньку сходиться. Хотя, учитывая положение вещей, скорее, расходиться, то есть не складываться.

Мне это было неведомо, как и то, что она у него была. И потому я не знала, что является причиной его негативного ко мне отношения. Я видела лишь то, что Шерхан был зол, как бык, завидевший красную тряпку, ему бы еще кольцо в нос вставить – вообще копия. Думала, что он меня физически ненавидит – еще бы миг – и задушил, но держит себя в руках, а я, безмозглая чокнутая курица, упорно продолжаю делать вид, что этого не замечаю. Сидя рядом с ним в машине, я мнила, что он считает меня самой большой в его жизни проблемой, порушившей все вокруг, как разрушительный ураган «Катрина» в США. Я бы сама сравнить себя с ураганом никогда не догадалась, а вот Охренчик, сжимая руль обеими руками до побеления пальцев, судя по его шибко нахмуренному лобешнику, тщательно мысленно перебирает для меня подходящие сравнения и очень старается не наорать.

Фактически же, ситуация накладывала иной отпечаток: он ненавидел все то, что произошло за последнее время с ним из-за меня, а не меня конкретно. Я все делала неправильно: появилась в его жизни, надела кольцо на его лапу… И все равно он относился к ситуации с юмором, по-свойски черным. Но вот после того, как я приперлась на тренировку, из-за чего пришлось притворяться парой перед его друзьями, он смекнул, что обвинив меня козлом отпущения, ему станет легче. И мысленно он прекрасно знает, что я тупо жертва обстоятельств, как и он сам, но желание выставить виноватого превозмогает остальные. Поэтому я сижу и переживаю, что я ненавистна. Поэтому мой разум заполняет обида и всякие дурные идейки по типу «он бы еще куклу Вуду слепил по моему подобию и проводил над ней шаманские проклятия».

Но повторюсь – я слепая овца. Ничего не вижу, сижу – свищу. Болтаю всякую чушь, стараясь не нарываться, но язык мой – враг мой, так что я обиженно трещу. И даже тихо ликую, если что-то из моих слов вдарит в цель со всей дури.

– Ты мне еще сутану подари и крестик – в монастырь уйду, – гордо взбунтовалось мое достоинство, которое вытаптывал Артем.

– Отличная идея. Давай я тебе денег дам, а ты сама купишь, – просиял бычара.

Я косо улыбнулась, изобразив на лице скепсис:

– Спасибо за содействие, я за тебя помолюсь!

– Ого, ты еще и молитвы знаешь? Какую молитву мне приготовила?

– Заупокойную!

Шер поперхнулся и сделал вывод:

– Детка, говорю же – ты двуликая сволочь!

– А ты… ты… ты просто козел!

– Ты слишком часто начала меня ругать, малышка, осторожнее с этим – рискуешь слиться с остальной серой массой, – стоит ли мне сейчас возрадоваться, что я пока к «серой массе» не отношусь? – которые смысл жизни видят в том, чтобы соревноваться со мной в остроумии, но, увы и ах, терпят крах, – неестественно лживо расстроился за своё окружение неудачников Шер.

– Ты совсем никого не любишь? Никому не веришь? – продолжала удивляться я, хотя уже давно было пора осознать.

– За что любить? Кому верить? Все врут!

Тоже мне Доктор Хаус нашелся… Комплексы, юноша, у вас со-о-овсем не детские! Могу поспорить на что угодно, что когда остальные мальчишки в детстве мечтали стать космонавтами и бороздить просторы нашей необъятной Галактики на огромном шаттле, у этого субъекта мечтой было стать президентом этой Галактики и до кучи всех соседних Галактик тоже.

– Не все и не всегда. Как сказал Линкольн, некоторых можно обманывать все время или всех, но время от времени, а всех и все время – непостижимая задача! – вспомнила я мудрое изречение дядюшки Авраама.

– Я не верю типам с еврейскими именами, – колко заметил Артем.

– И все равно, ложь – это грех! – не унималась я. – Не все люди грешат. Есть те, кто безгрешен.

– Младенцы что ли?

– И младенцы тоже.

– Вот ты говоришь – грех. Перечисли мне семь смертных грехов, – попросил Шер, а в его глазах заплясали озорные чертики.

Грехи я помнила очень хорошо, потому что совсем недавно, как раз в последнем семестре, писала реферат, как опоздавшая на субботнюю философию. Ну, со мной такое, то есть опоздание на философию, частенько прислучалось, так что рефератов по этому предмету написано мной немерено.

– Гордыня, зависть, гнев, леность, алчность, чревоугодие, сладострастие, – перечислила я их ни разу не запнувшись.

– Ну, и? – выдвинув вперед свой волевой подбородок, поинтересовался он.

– Что «и»? – не поняла я, к чему он ведет.

– Ложь, – спокойно отозвался он. – Ты назвала семь смертных грехов, но лжи среди них нет.

Я призадумалась, а ведь правда нет.

Ликуя, мой муженек зарядил еще одну глубокую мысль:

– Согласись, отсутствие лжи среди смертных грехов ставит под сомнение все их существование. Так что то, что я горд, вызываю зависть у людей, часто бываю в гневе, с удовольствием мщу, алчен, люблю секс, плотские удовольствия (куда без них?) и до дикости люблю поесть (а кто не любит?) – это все – пуф! – он изобразил пальцами мини-взрыв. – И ты такая же. Но не признаешься, прикрываясь лживой верой. Во что? Во что ты веришь?

– Это неважно. Верю и все. А ты только и пытаешься убить веру в остальных.

– Я правдив с ними. А ты лжива.

– Ты невозможен!

– Возможен, – вставил он таким тоном, что возразить не получалось. – А ты пиявка!

«Сам ты клещ энцефалитный!« не осталось в долгу моё внутреннее я, благоразумно промолчав.

Требовалось в срочном порядке сменить больную тему.

– Твои друзья, – «идиоты» мысленно добавила я, – теперь всей округе растреплют о наших, – я изобразила руками воздушные кавычки, – отношениях.

– Лишь бы о большем не трепались…

– В смысле, кто-то из них знает?

– Нет, конечно, – прекратил мою начинающуюся истерику муженек. – Я похож на дурака, который язык за зубами держать не может? – это он явно на Олли намекал сейчас.

Да, на дурака похож, хотя…

– Нет, что ты. Дурак из тебя никакой!

А вот идиот…

Кажется, но моем лице нарисовалась гадючная ухмылочка, и Шер ее сразу заметил:

– И чё ты ржешь, – нет, ну, быдло оно и на Чукотке быдлом останется. – Думаешь, будет прикольно, если все узнают, что ты теперь моя личная кухарка, домработница, секс-рабыня?.. – начал он загибать пальцы, перечисляя эквиваленты слова «жена» в своем глюченном понимании этого слова.