Держи меня крепче (СИ) - "Душка Sucre". Страница 91

– Ты себе должен был заварить чай, а мне кофе. Неужели так сложно запомнить? Ты хоть раз видел, чтобы я давился этой дрянью?

Егор, отнюдь не считавший сей прелестный напиток дрянью, все же прекрасно помнил о предпочтениях немного избалованного своим положением известного писателя дяди. Но также он прекрасно знал, что он предлагал сделать чай, а никак не кофе. Просто дядя согласился, а сам Егор был занят другими мыслями, чтобы дивиться новым предпочтениям взбалмошного Максима. Так что он не обратил на это должного внимания. Но Максу хватило, чтобы обидеться и перед тем, как покинуть кухню, гордо возвестить, что на этих выходных Егорка на дачу не приглашен.

Не сказать, чтобы последний обиделся или расстроился, но легкий осадок остался.

Но потом его внимание было вновь привлечено «Эскалейдом», призывно светящим дальним светом.

«Они там что, целуются?» мелькнула мысль у шпионящего у окна брата, а в голове сразу возник образ высасывающего из сестренки душу дементора, роль которого была отведена Оливеру Бассу.

Егор тут же вызвонил сестру и постарался вразумить ее на то, чтобы та шла домой.

Покинув машину, она еще и долго вслед своему кретину-кавалеру пялилась, будто страдала, что их свидание было прервано злюкой-братом, что даже вызвало в душе Егора укол совести, но он в одно мгновение взял себя в руки и напомнил себе, что Оливер Басс – та еще скотина, просто Ленке об этом пока неизвестно, а когда будет известно, будет уже поздно. Так что его долг, как правильного брата, защитить наивняшку-сестренку.

В коридоре, когда Егор спешил открыть дверь Лене, он наткнулся на не находящего себе места Стаса, которому было отчего-то очень плохо. Он носился туда-сюда, заламывал руки, закатывал глаза, короче, вел себя, как беспокойный таракан перед кораблекрушением. Причины для подобного поведения вроде как особой не было, если только таким образом Стас не пытался предсказать теракт, предвидящийся в их доме. Терактов никаких не наступало, легче ему не становилось, он не температурил (что отметало версию о подхваченном ОРЗ), тогда общими усилиями Егора и Лены, они выпросили у Максима успокоительных таблеток и накачали им братишку, который после львиной дозы успокоительных вырубился и продрых до вечера следующего дня, а встав, удостоил всю родню нелицеприятных ругательств, что теперь его войска в какой-то там онлайн игре беспардонно взяты в плен, а он не смог с этим ничего поделать, потому что его «нагло усыпили». Братишка решил, что вся семья в сговоре с его врагами и объявил всем бойкот.

Но на самом деле, причиной его «болезни» явилась сестра-двойняшка, которая в то время как Лена вела продуктивную беседу в тачке своего мужа, а Егор готовил им козни, в центре города в известном боулинг-клубе «Counter Strike» вливала в себя уже девятый, если не десятый по счету коктейль и изливала душу учтивому бармену с прилизанными черными волосами, покрытыми лаком.

Обычно брат и сестра свои чувства не разделяли, но выпивка всегда служила деятельным катализатором для того, чтобы один почувствовал как хреново другому. Но, учитывая, что Стас ни разу в жизни не напивался и алкоголь вообще не пробовал, то чаще страдать приходилось именно ему. Хотя сестренка тоже не слыла алкоголиком. Ну, может пару раз и доставила неприятностей братику, вот только о своей чудо-способности они и понятия не имели.

На другом конце барной стойки сидели Лиза и Оливер, без конца бросавшие на нее умоляющие взгляды, но девушка в своем выборе была сурова и подсаживаться к себе им не разрешала. Так что эта парочка ждала, когда же стойкого оловянного солдатика Соню срубит очередной коктейль и они смогут увезти ее домой. Или в больничку под капельницу, но это уже как расклад ляжет.

Оливер бесил ее до невозможности, но терять его было «нельзя, или весь план к чертям собачьим рухнет» – это она помнила четко. Но все равно подгадила ему с вечером, когда тот привел ее в шикарнейший в городе ресторан «Сальери».

Интерьер заведения поражал до глубины души даже такого далекого от искусства, практически редкостного лоха в понимании интеллигенции, человека – Соню. Золоченая вывеска с витиеватыми буквами, сложенными в имя известного композитора, зазывно приглашала войти внутрь, и уже заранее предупреждала своей обделкой о диких кусачих ценах и стильном до рвоты бомонде в качестве посетителей. Да и само здание издалека обдавало шиком и лоском начищенных до блеска стекол, сияющих в громадных витражных окнах с изображением в каждом из них одной из вечных опер Антонио Сальери, трагично известного как убийцы Моцарта. Таким образом, на фасаде здания можно было ознакомиться со свойским представлением опер Сальери, таких как «Образованные женщины», «Венецианская ярмарка», «Школа ревнивых» и «Иисус в чистилище», одного из известных в будущности, как ему пророчили все преподаватели наперебой, художников современности, по совместительству хорошим знакомым Оливера и сокурсником с факультета Художественного Изобразительного Искусства, начинающим художником Ксандром (сокращение от Александр) Ветровым. Это Олли посоветовал хозяину заведения, отцу Артема, Сандалу Евгеньевичу Охренчику, этого перспективного парня, расхвалив его, как только мог. В племяннике Сандал Евгеньевич души не чаял, поэтому поверил на слово и был дико рад, что благодаря ему новое в городе заведение еще быстрее обретет клиентуру, восхищая великолепными витражами.

Сам Оливер был здесь впервые, поэтому заведение было для него также ново и интересно, как и для Соньки.

Имея цепкую память, Соня знала о том, кто такой Сальери, слышала его оперы, хотя их класс и ознакамливали с ними еще в начальной школе, но, несмотря на это, она даже названия хорошо помнила. А еще, в довершении полной картины, прекрасно знала, что Сальери, числящийся главным подозреваемым в смерти Моцарта, был оправдан, правда, лет через двести, но клеймо убийцы продолжало висеть на нем и по сей день достаточно прочно, да и не каждый мог похвастать тем, что знает эту темную историю полностью. Но Соня знала в опровержение тому, что все считали ее недалекой и полным нулем в учебе. Она сама выбрала для себя путь неуча, считая, что таким образом будет выделяться из толпы, и все будут кричать ей вслед: «Крутоболл!«, а не: «Ботаник!« Так что о своих достижениях в учебе она стойко молчала, а все контрольные успешно заваливала, вызывая на головах учителей реактивное поседение волос, а у некоторых из них даже сезонную миграцию волос в сторону силы притяжения Земли.

И она упорно делала вид заслушавшейся кулемы, с обожанием глядя на рыцаря из сказки Оливера, когда он рассказывал ей о Сальери, хотя мысленно уже сотню раз назвала его выпендрежным клоуном, кичащимся своими глубокими познаниями.

– А ты знаешь, кто был учителем этого великого композитора? – распинался перед ней Оливер.

Соня знала и чуть не заржала в голос, подготовив по случаю имени учителя жутко смешной прикол, но вовремя себя остановила, дав фору своему «принцу».

– Его звали Глюк, – Олли расплылся в улыбке.

– Серьезно? – округлила глаза его спутница. – Невероятно… Так и звали?

Сколько в ее тоне наигранности, она и сама не смогла бы высчитать, может, ведер десять, а может и больше. Олли же принимал все за чистую монету.

– Представляешь? – открывая перед ней резную дверь и пропуская даму сердца внутрь, вещал Оливер. – Так и звали…

– Это так интересно, узнавать что-то новое об известных людях, – с придыханием вымолвила Соня, поражаясь своей учтивости.

Внутри было еще круче, чем снаружи, так что Сонька вымолвила восхищенно: «Отпад…», а затем, углядев себя в огромном зеркале в громоздкой раме, немного застыдилась, что не додумалась одеться прилично, приперевшись в своих обычных шмотках. Но Оливер тоже в атмосферу заведения своим неформальным прикидом не вписывался. Так что она не особо парилась.

Их встретил менеджер «Сальери» и препроводил к заказанному столику.

А по пути Соня чуть не споткнулась, снеся на своем пути пузатого дядечку, активно дегустирующего лобстеров, со стула, но ее вовремя спас Олли, а она даже не подумала обругать себя за то, что засмотрелась на изображенное на куполообразном потолке действо из вошедших в раж музыкантов дирижируемого самим Антонио Сальери оркестра во время исполнения какой-то явно зажигательной оперы, потому что агония на лицах музыкантов от исходящей от их инструментов волны питала их неимоверно сильно, что их тела отдавались музыке. Ну, или художник настолько хорош, что смог все это передать. В любом случае – есть на что посмотреть.