На вторых ролях, или Экзамен по спасению принцессы (СИ) - Пашнина Ольга Олеговна. Страница 3

Он подскочил, когда в дверь громко забарабанили.

— Кто там?! — спросила я, совершенно не представляя, кого принесло.

— Привет! Это Элвин! Открой, пожалуйста!

— Входи, открыто.

Я возликовала: Анткорт не станет зазывать меня в бордель при посторонних. Он все еще блюдет свою репутацию честного человека.

— Привет! — Элвин робко улыбнулась. — Я помешала, да?

В руках она держала что-то, завернутое в бумагу.

— Нет! Проходи! Это…это мой знакомый.

Анткорт, не стыдясь ничего, рассматривал Элвин, и я знала этот взгляд: он уже оценивал принцессу как потенциальную сотрудницу. Хотелось ударить его, но потом, вспомнив, что Элвин — не просто девочка, живущая по соседству, я успокоилась. Уж ей-то точно не придется отбиваться от старосты.

— Извините, господин Анткорт, — сказала я, — но я отказываюсь. Я хочу работать на фабрике.

— Запомните, что я сказал вам, — холодно произнес мужчина. — Я не шутил.

Я промолчала, закрывая за ним дверь. Но страх поселился надолго.

— Какой странный, — хмыкнула Элвин.

— Не обращай внимания, — я отмахнулась.

Не хватало еще посвящать принцессу в свои проблемы. А ну как подумает, что я от нее помощи жду? Ее уж, наверное, достали с подобными попытками.

— Я извиниться пришла, — улыбнулась Элвин. — Я неправильно себя вела у домика. Прости.

— Это я виновата, — я улыбнулась ей в ответ. — Привыкла к тому, что все смеются. Мне кажется, ты не хотела обижать меня.

— Верно, не хотела. Вот, — словно спохватившись, рыжая протянула мне сверток, — это кекс, мама испекла для тебя. Я даже немного помогала!

— Ой, — я вдруг испугалась.

Для меня испекла кекс сама принцесса Дейнатара… Не говоря уж о том, что я полгода сладостей не видела.

— Элвин, а как тебя отпустили так поздно ко мне?

— Меня проводил мамин телохранитель. Тар ждет снаружи и отведет меня домой в любое время. Ему никто не страшен, поверь.

— Тогда давай пить чай.

Чай у нас был самый паршивый, один из тех сортов, что намертво окрашивает светлую посуду. Мне было стыдно перед Элвин, когда я наливала темно-коричневую жидкость в две старые кружки. Но сама принцесса не выказывала ни отвращения, ни презрения и постепенно я расслабилась. Тем более что кекс оказался удивительно вкусным: нежным, тающим во рту, с кусочками шоколада.

Вскоре я заметила, что Элвин совсем не ест. Чай в ее кружке убывал быстро, но к кексу принцесса и не притронулась.

— А почему ты не ешь? — спросила я, надеясь не показаться бестактной.

Элвин тяжело вздохнула.

— Мне нельзя сладкое. Я в детстве очень много болела…что-то с кожей. Поэтому теперь не ем сладкое и мучное. Вот, смотри.

Она убрала с шеи волосы, и я увидела, что ее шея покрыта маленькими шрамиками, которые, судя по всему, спускались на спину.

— Такие дела. Последствия аллергии. Жуткое было время…вся спина болит, повязки с кровью отдирают. Ух, сколько я орала. Даже отец впечатлился.

— Извини, я не знала.

— Да все хорошо, — хмыкнула Элвин. — Я же никогда не ела кексов, поэтому не осознаю потерю.

— У меня, увы, нет ничего, чем я могу тебя угостить…

На меня как-то странно посмотрели.

— Ты и не должна меня чем-то угощать. Впрочем, от добавки чая не откажусь. Что ты делаешь завтра? Может, покажешь мне ваши места?

— Хорошо. Покажу. Правда, у нас не так много красивых мест.

— А кто был тот мужчина? — спросила Элвин. — Противный с виду тип.

— Наш староста, — я пожала плечами, стараясь, чтобы это выглядело как можно более небрежно. — Предлагал мне работу.

— Понятно, — Элвин не стала спрашивать — я видела это — из вежливости.

Мы поднялись одновременно. Я — чтобы убрать кекс, оставленный для мамы. Элвин — чтобы уйти.

— Спасибо тебе, что не обижаешься, — принцесса тепло улыбнулась.

— Тебе спасибо. Что пришла и…вообще.

Я не смогла поблагодарить ее за кекс. Почему-то признаться, что нам почти нечего есть, для меня значило навсегда потерять это новое чувство зарождающейся дружбы.

Мы молчали, и ни одна не могла попрощаться.

— А тебе домой нужно? — вдруг спросила я.

Элвин задумалась.

— Если Тару скажу, что останусь, он передаст маме и меня не хватятся.

— Может, останешься?

Она заулыбалась.

— Давай! Я пойду, скажу Тару!

Мне было любопытно, что там за телохранитель такой, но я решила не высовываться. Ночь обещала быть веселее, чем я думала. И менее страшной.

Кровать у меня была лишь одна, а потому мы с Элвин решили ее не расправлять. Лето же, можно и поспать подольше. Вот мама придет, отправимся в заброшенный домик и там как следует выспимся, на природе, под пение птичек.

— Расскажи о своих родителях, — попросила я.

— Мама хорошая. Она веселая и всегда меня поддерживает. У нее…богатая история. Папа…папу я иногда боюсь. Он суровый. Мама частенько скрывала мои хулиганства от него.

— У них плохие отношения?

— Нет, — рассмеялась Элвин, — у них отличные отношения. Любовь там вечная, чего еще в книгах пишут…ну, совместные выходные без детей и слуг, поцелуйчики по углам. Мама моложе папы, вот и сдерживает его желание не отпускать меня ни на шаг. Знал бы ты, как он противился тому, что я поехала сюда. Но мама его уговорила. Она считает, что я должна учиться жить. Мало ли что произойдет? Нужно быть готовой ко всему.

— Она права, наверное.

— Она исходит из реалий. Я — трудный ребенок. Болела, постоянно мучилась от кошмаров. До сих пор боюсь темноты.

— Я тоже боюсь, — призналась я. — С детства.

Мы улыбнулись друг другу.

— Папа говорит, что детские кошмары обусловлены нехваткой родительского внимания. А я им хоть и показывала это, не сказала, откуда взялось.

Она закатала рукав кофты и показала мне небольшой тонкий шрам, словно от когтя.

— Иногда детские кошмары — не просто кошмары, — принцесса вздохнула. — Я до сих пор не знаю, кто это был и что ему от меня надо было. Но мама не верит в то, что в шкафах, за окнами и в темноте что-то есть.

Я поежилась и бросила быстрый взгляд в сторону окошек. Мне почудилась тень, промелькнувшая перед деревьями.

— Хватит, Элвин, — попросила я. — И так не по себе.

Мы берегли свечи, а потому редко после наступления темноты зажигали свет.

— Не бойся, — принцесса рассмеялась. — Снаружи дежурит Тар. Через него не пройдет никто и ничто!

— Похоже, твой Тар — крепкий парень.

— Не то слово, — хмыкнула Элвин.

Принцесса мне очень нравилась. И я, не избалованная вниманием сверстников, уже готова была назвать ее своей подругой, хоть и понимала, что знакомы мы всего ничего.

И все-таки мы уснули, как были, в одежде, благо, что без обуви, на не разобранной постели. И спала я без кошмаров.

— Вставай! — я сквозь сон услышала чье-то счастливое пение.

Элвин скакала вокруг стола, разливая чай.

— Хватит спать, Сельма! Уже семь утра!

— Сколько?! — поразилась я.

Мама должна была прийти только через полтора часа.

— Семь! — нисколь не смутившись, ответила Элвин. — Вставай!

— Так рано… Каникулы же!

Я нехотя пыталась оставить глаза открытыми. Организм сильно хотел спать: мы накануне проговорили едва ли не до середины ночи.

— Вставай! — принцесса не сдавалась.

Пришлось вылезти из постели и потопать к умывальнику. Даже хвост в такую рань не желал шевелиться и просто волочился за мной по полу.

Элвин вдруг рассмеялась.

— Что? — хмуро глянула я на нее.

— У тебя такие уши лохматые. И хвост, — смеялась девчонка. — Сонная такая.

Я вяло махнула хвостом, предоставив ей веселиться в одиночестве, и стала умываться.

— Знаешь, — задумчиво сказала Элвин, — в твоем поведении есть что-то…кошачье. Ты даже умываешься, как кошка.

— Языком что ли?

— Нет. Руки держишь, будто лапы.

— Ты вообще кошек когда-нибудь видела? — у меня закралось сомнение. — И то, как они умываются?