На вторых ролях, или Экзамен по спасению принцессы (СИ) - Пашнина Ольга Олеговна. Страница 5

— Дела, — протянула мама. — Тар, что скажешь?

— Вполне вероятно, — пожал плечами мужчина. — Даже в Империи есть подобные места, с ними чрезвычайно трудно бороться.

— Но ведь пока она не подписала контракт, она свободна, так?

— Видишь ли, Дейна… Она его подпишет.

Мама нахмурилась.

— С чего ты взял? Элвин сказала, Сельма — хорошая девчонка. Вряд ли какая нужда заставит ее торговать собой. Да и мы поможем…

— Я немного знаю методы этих ребят. Если девушка невинна…они ее умыкнут, проверят и продадут на ночь какому-нибудь любителю свеженького. Если нет…то просто порезвятся пару дней, не давая еды, воды и прочих прелестей. После такого обычно все подписывают не то, что контракт, приказ на собственную казнь. Так что, если этот староста крепко взялся за Сельму, ей одна дорога. Я могу, конечно, переговорить с ним, но толку будет мало. Можем сделать хуже Сельме, или ее маме.

Я поежилась после его слов. Выглядело…жутко. В такие моменты я переставала огорчаться из-за принадлежности к императорскому роду. С принцессой не может случиться ничего подобного.

— Значит, дела плохи, — мама вздохнула. — Мы можем что-нибудь сделать?

Я умоляюще посмотрела сначала на Тара, потом на маму.

— Пожалуйста! Давайте ей поможем! Я…я буду хорошо себя вести! Пакостить не буду. И даже…ладно, я поступлю к отцу.

— Что-что? — мама сделала вид, что не расслышала. — Ты поступишь в Риверский? На факультет отца? И оставишь глупую мечту стать певицей?

— Да, я поступлю в Риверский, — приходилось идти на уступки. — Если мы поможем Сельме. Но петь не перестану.

— Тар? — усмехнулась мама.

— Это выгодная сделка, Сормат. Соглашайся, — кивнул мужчина.

— И что мы сможем сделать? — спросила мама. — Действительно сможем их увезти?

— В том, что сможем, никто и не сомневается, — усмехнулся Тар. — Только это незаконно. Сложно. Опасно.

— Понятно. Элвин, я ловлю тебя на слове, поняла?

— Конечно, — я быстро обняла маму.

Разумеется, я знала, что она помогла бы Сельме и без моего обещания. Но ведь мне нужно было куда-то поступать. И пусть последние два года я старательно избегала вопроса о Риверском Магическом Университете, я знала, что буду там учиться. А так получился приятный обеим сторонам компромисс.

— Ладно, Тар. И как мы будем спасать эту Сельму?

— Дай мне часов десять, принцесса. Я придумаю.

Мне стало так спокойно. Эти двое точно что-нибудь придумают. Я знала, на что способна мама, я читала ее книгу, которая хранилась в отдельной комнате.

Мне было пятнадцать. И было очень любопытно, что же такое лежит там, за стеклом, в шкафу.

— Мам, о чем она? — спросила я, указав на книгу, когда мы в очередной раз занимались каллиграфией в музее.

— О нашем прошлом, — мама как-то странно улыбнулась. — Обо мне немного.

— А почему за стеклом? — удивилась я.

У нас была огромная библиотека, в ней хранились самые разные книги, даже оставшиеся в единственном экземпляре. А эта с виду невзрачная книга в кожаной обложке хранилась за стеклом, в глубине замка.

— Она…очень ценная. И она должна во что бы то ни стало уцелеть. Есть много копий этой книги. Хочешь прочесть?

Я кивнула.

Мама, щелкнув пальцами, вложила небольшой ключик в мою руку.

— Читай.

— И все? — удивилась я. — Не станешь следить?

— Нет, конечно, нет. Но буду рада, если ты что-нибудь скажешь, как прочтешь.

Два дня я убила на книгу. Два дня почти не выходила из комнаты, читая сначала историю Мадлен, потом — историю Дейнатары.

«Совсем недавно наш мир был другим. Теперь уж и следа не осталось ни от Облачного Храма, ни от Старейшин. А когда-то мы искренне верили, что волю Богов осуществляют именно они, Старейшины. И каждая женщина, чей ребенок имел ценность для Империи, на утро после свадьбы с ужасом и волнением ждала пророчества, которое должно было определить ее судьбу. В пророчестве — либо предсказанные здоровые дети, либо смерть. Белый лист — жертва Богам. Черный — медленное угасание от проклятия. И не приведите Боги завести детей кроме того числа, что предначертано. Мы верили, что эти дети умирают от проклятия. Я была таким ребенком. И моя дочь Элвин — тоже.

Но рано или поздно, эпоха меняется, а на смену ей приходят другие убеждения и другие проблемы. Старейшины свергнуты. Империя оправляется после гражданской войны. А я записываю и историю Мадлен, с которой все началось, и свою историю. Но главное — я описываю Его историю. Историю человека, который шел несколько столетий к тому, чтобы дать таким, как я, шанс жить».

— Это его портрет висит в холле, да? — спросила я потом маму, глядя на спокойного молодого мужчину.

— Да. Это принц Фар.

— Наш предок? — уточнила я.

— Нет, не совсем. У него не было детей…официально. Он не оставил наследников и трон перешел к брату императрицы. Такое иногда бывает: кровь меняется.

— Я впечатлена книгой. Ты действительно помнишь то время, когда была Мадлен?

— Нет, — рассмеялась мама. — Не помню. Только то, что прочла в ее дневнике. Мы не помним своих прошлых жизней. Иногда это хорошо. Даже, я бы сказала, это всегда хорошо.

— Не понимаю…

— Не нужно. Подрастешь, поймешь. Для вас эта книжка — красивая история о перерождении, о любви, о войне, которую вел К…Фар. Для меня это — воспоминания о том, что происходило со мной давным-давно. Возможно, и ты сможешь написать о себе такую книгу. И надеюсь, она будет очень и очень счастливой. Хотя…счастливые не пишут книг, верно?

Мама обняла меня.

— Мне очень повезло, что ты родилась, Элвин. Я часто ругаю тебя, злюсь, но ты — желанный и единственный ребенок. Я хочу, чтобы ты знала, кто дал тебе возможностьжить. Он действительно спас если не Империю, то нас с тобой точно.

— И так глупо погиб, — буркнула я.

— Ох, Элвин, — мама взяла меня за руку и повела прочь от портрета. — Наверное, когда живешь несколько сотен лет, смерть становится не такой уж страшной. Иди спать. Скоро начнется учебный год. Нужно входить в режим.

Но у меня еще оставался последний вопрос.

— Мам, а почему ты не написала, как его звали? Он ведь не звался Фаром, верно? Почему в книге нет его имени?

Она улыбнулась так, как могла улыбаться только моя мама. Будто знала что-то, что не могла рассказать мне.

— Когда-нибудь ты узнаешь, как его зовут. Но не сейчас.

— Почему? — надулась я.

— Доверься мне.

Она ушла, оставив меня стоять в растерянности у дверей спальни. Тогда я не знала, что пойму смысл сказанного много позже.

* * *

Я долго не могла уснуть. Ворочалась, мучаясь от совсем не свойственной этому лету жары, перекладывала подушки с места на место, стаканами пила воду, но, хотя и хотела спать так, что слипались глаза, не могла полностью расслабиться. Была виной тому Сельма и ее ситуация, или то была просто одна из тех ночей, когда сон не идет, я не знала. Но темнота, сгустившаяся вокруг пугала.

У бабушки с дедушкой в доме не было ночников, как во дворце, а попросить я не решалась. Мама верила, что мои кошмары закончились давным-давно, и я перестала бояться темноты. На деле же кошмары не закончились. Страшные сны плавно превратились в реальность.

Я укрылась одеялом с головой, но гнетущее чувство не прошло. Я почти чувствовала, что в комнате кто-то есть, и сосредоточилась лишь на одном желании: дотянуть до рассвета. Чем бы это ни было, оно всегда уходило с первыми лучами солнца.

— Элвин, — донеслось из угла.

Я зажала ушли руками и зажмурилась, делая вид, что сплю.

— Элвин, — половицы заскрипели.

Оно подходило ближе.

— Давай играть.

— Пошло к демонам! — прошептала я, чертя в воздухе оберег.

Раздалось тихое хихиканье, но существо перестало приближаться. Оно уже слабо боялось оберегов, но пока не могло преодолеть магию.

Оно приходило уже год. Сначала исчезало, едва я поднимала голову, или шевелилась. Потом — едва шептала защитное слово. Потом — когда начала чертить оберег. Именно перед тем, как я догадалась до оберега, я получила царапину. Когда оно ухватило меня, я успела разглядеть в лунном свете костлявую почерневшую руку с отвратительными острыми когтями. Потом магия заставила это уйти.