Звезда конструктора - Башун Виталий Михайлович. Страница 55

Пил я немного, по два-три мелких глотка, зато Стоврус при каждом тосте опустошал посуду до дна. Мы уже в пятый раз поднимали бокалы – я по-прежнему допивал первый, – а нападения и ожидаемых издевательств все не было и не было.

– Что ты такой напряженный? – заметил мое состояние хозяин. – Наслушался про то, как старшие гнобят младших? Правильно. Гнобят. А где не гнобят мелких? Но сегодня не тот случай. Можешь расслабиться. У меня день рождения, а никто… ни одна сволочь не пришла! Др-рать их кошку! «Мы обязательно придем, Стоврус! Обязательно!» И где они? Ни-ко-го! Даже любимая девушка не пришла, др-р-рать ее кошку!! Получается, ты у меня единственный и… ха-ха… неповторимый гость. Скажи мне кто-нибудь, что свое двадцатипятилетие я буду отмечать с единственным гостем, да и то первокурсником, которого сам же силой затащу к себе, никогда бы не поверил. Рассмеялся бы в лицо и вызвал на магический поединок, др-рать мою кошку!

Стоврус основательно захмелел – он почти не закусывал – и, словно перед попутчиком в дилижансе, рассказывал о себе такие подробности, какие и закадычному другу не всегда поверишь.

Родители, родовитые аристократы, долго сопротивлялись его решению пойти в академию учиться на мага-конструктора. Они признавали высокий престиж избранной профессии, в том числе и в среде потомственных аристократов древних родов, однако в семье Стовруса все мужчины традиционно посвящали себя военной стезе и требовали от наследника того же. Дедушка от огорчения даже слег, настолько для него невыносима была сама мысль, что его внук, кровиночка и надежда рода, не будет носить военный мундир. А внук проявил наследственный бойцовский характер и настоял на своем, устояв в семейных бурях, выдержав нешуточное давление и даже насмешки родни, в конце концов, пригрозив отказаться от наследства, титула и имени. Его отец, только собиравшийся применить эту угрозу, вынужден был замолчать, а мать моментально представила себе жизнь без любимого чада и, не разделяя семейную любовь к войне, тут же переметнулась на его сторону.

«Новорожденный» много поведал мне об учебе в академии, аудиториях, лабораториях, преподавателях. Называл их по именам, кличкам и давал каждому емкую характеристику. Большинство наставников, согласно его рассказам, и близко к обучению молодежи подпускать было нельзя – сплошные карьеристы, подхалимы и лизоблюды. Многие, кроме длинной родословной – «словно борзые собаки на выставке, др-рать их кошку», – ничем иным похвастаться не могли. А уж глубиной знаний, если не считать последние дворцовые сплетни, совершенно не блистали. Только несколько человек, по мнению Стовруса, заслуживали уважения. Особенно тепло он отзывался о грандмастере Робике. По слухам, тот, умница и добрейшей души человек, держался в академии только милостью ректора, для которого вел исследования в области практического конструирования. Ректор публиковал работы под своим именем. Правда, не забывал в соавторах отметить и настоящего разработчика.

Я все старательно запоминал, чтобы в следующий раз, случайно встретив «однокурсника», не выглядеть полным идиотом, а то и хуже – самозванцем. Конечно же, сам к общению не стремился, но, как, например, сегодня, оно ведь может стать и вынужденным.

Так мы просидели часа два. Под маской высокомерного и хамоватого аристократа проступили черты истинного облика парня. Вся его грубость и казарменные словечки были призваны для одной-единственной цели – закрыть бронированной скорлупой ранимую и чувствительную душу. Он словно заранее ожидал от собеседника душевной раны, поэтому сам начинал хамить первым, чтобы сгладить и несколько притупить возможную боль. Убедившись в моей доброжелательности, тем не менее он не оставил некоторого покровительства и превосходства в тоне. На это, по его мнению, он имел некоторое право, будучи на два курса старше гостя.

Несколько раз я порывался откланяться, однако хлебосольный хозяин категорически отказывался меня отпускать.

– Каталог тебе нужен? Ну да. Нам тоже на первом курсе втирали, – он изобразил приторно-сладкий голосок одного из преподавателей теоретической магии, Хомяка: – «Смотрите каталог с изделиями величайших мастеров древности! Учитесь на лучших образцах гения разумных рас! На экзамене я вас спрошу про особо запомнившиеся вам амулеты, а вы мне растолкуете, чем они вас так поразили». Тьфу. Противно. Древние-древние. Будто конструкторская мысль остановилась тысячу лет назад. Но я тебя понимаю.

Стоврус встал и, немного пошатываясь, прошел в соседнюю комнату. Некоторое время оттуда доносились восклицания: «Куда ж я его засунул? Вот зар-р-раза, др-рать его кошку! Не здесь… Так. И не здесь… А! Вот же он! Хи-хи, тоже мне иголка, маленькая и незаметная». Наконец, он вернулся со здоровенным фолиантом в руках:

– На. Держи. Отец мне купил в знак примирения, чтобы, так сказать, я учился и не посрамил… др-р-рать мою кошку. Сказал: «Пока не научишься делать не хуже, сынок, домой не возвращайся! Варрабские всегда были лучшими во всем! Не хочешь стать лучшим воином – стань лучшим магом!» Почти последнее издание с дополнениями и исправлениями. В библиотеке, ребята говорят, старье двадцатилетней давности. После экзаменов вернешь. Смотри не забудь! Я знаю, где тебя искать в случае чего!

«Ничего-то ты не знаешь», – хотел я ему сказать, но, разумеется, не сказал, а фолиант принял с благодарностью и заозирался, куда его деть. Хозяин заметил мои душевные терзания, хмыкнул, снова ненадолго вышел и вернулся уже с потертой сумкой:

– Положи сюда. Вернешь вместе с сумкой. Не потому, что я крохобор и мне жалко старой сумки, но… дело принципа. Еще не хватало на свой день рождения вместо того, чтобы получать подарки, начинать их дарить.

– Ох! – невольно схватился я за голову. Со своими переживаниями я забыл, что на день рождения принято дарить подарки, и, хотя для меня приглашение оказалось полной неожиданностью, это все равно не может служить весомым оправданием. Недаром говорят: «Не подарок дорог – дорого внимание». – Прошу меня простить. Все это было так неожиданно… Прошу принять от меня скромный дар.

Я достал из кармана небольшой, сантиметров десять в длину и два в диаметре, малахитовый стержень с хрустальным шариком на конце. Стержень представлял собой разрезанный вдоль шестигранник, на самой широкой грани которого были вырезаны три пиктограммы: активация, прицел и пуск.

– Пользоваться амулетом так: нажать активацию (кружок со стрелочкой наружу), навести шарик хрусталя на противника и нажать «прицел» (перечеркнутый кружок). Когда аура врага будет зафиксирована (доли секунды – секунда максимум), пиктограмма сменит цвет с красного на зеленый. После этого нажать на кнопку «пуск» (кружок с вписанным в него квадратом). Теперь куда бы ни метнулся противник, разряд гарантированно в него попадет. Можно и без прицела. Просто нажимаешь «пуск» и лупи, куда навел.

– Откуда у тебя такое чудо?! – именинник даже протрезвел от восторга. Я видел, как он пытается рассмотреть магемы магическим взглядом, но я там так запутал контуры, скрыв истинные структуры, что и сам с трудом могу разобраться, что наворотил. – Ничего не понимаю! Где же такое делают?! Кто мастер? Скажи.

– Не могу, – отказался я раскрывать источник, равнодушно жуя кусочек копченой белорыбицы в медовом соусе, будто для меня это обыденность. – Скажу только, что это один из амулетов шируши. Мне их принес из северной пустыни один охотник за сокровищами. Но, сам понимаешь, мне он не сказал, где нашел. Предложил только продать их в столице за хороший процент комиссионных. Я пока не определился с ценой, но, думаю, золотых по пятьдесят за штуку пойдет.

– И тебе не жалко делать мне, незнакомому человеку, такой дорогой подарок?

– Теперь знакомому, – пожал я плечами. – К тому же он у меня не последний, два амулета – это и есть мои комиссионные. Одного мне хватит, а пятьдесят золотых вполне может быть слишком высокая цена. Я ведь не торговец – мало понимаю в этом деле.

На самом деле примерную цену определил дедушка У, а его опыту в торговых делах я доверял всецело.