Запретное (ЛП) - Сузума Табита. Страница 44

Я откашливаюсь и поднимаю глаза к потолку, издавая короткий, болезненный смешок. Я быстро провожу рукавом по глазам, когда, к моему ужасу, слезы стекают по моим щекам.

— Не хочешь попробовать немного поспать?

Беспокойство в ее голосе меня убивает.

— Нет. Я не знаю. Думаю… думаю… Ну, твою ж мать! — На щеку скатывается еще одна слеза, и я в ярости смахиваю ее. — Черт! Что это?

— Лочи, скажи мне. Что случилось? Что случилось в школе? — ее голос звучит напугано, она наклоняется ко мне, протягивая руку, чтобы прикоснуться.

Я тут же поднимаю руку, чтобы оттолкнуть ее.

— Просто дай мне минуту!

Я не могу остановиться — я вообще ничего не могу сделать. От сдавленных рыданий у меня вздрагивает грудь. Я прижимаю к лицу ладони и пытаюсь выровнять дыхание.

— Лочи, все будет хорошо. Пожалуйста, не… — ее голос умоляюще мягкий.

Из моих легких вырывается воздух.

— Черт возьми, я пытаюсь, понятно? Я не могу… я просто не в состоянии…

Я выхожу из-под контроля, и меня это пугает. Я не хочу, чтобы Мая заметила это. Но еще меньше я хочу, чтобы она ушла. Мне необходимо встать с этого дивана, уйти из этого дома, но мои ноги не слушают меня. Я в ловушке. Я чувствую, как на меня снова накатывает слепая паника.

— Эй, эй, эй. — Мая крепко берет мою ладонь одной рукой, а другую прижимает к моей щеке. — Тс-с, все в порядке, все хорошо. У тебя просто накопился стресс, Лочи, и вот все. Посмотри на меня. Посмотри. Это из-за ссоры? Да? Мы можем немного поговорить об этом?

Я слишком устал, чтобы сопротивляться дальше. Я чувствую, что мое тело разваливается, медленно наклоняясь до тех пор, пока головой я не прижимаюсь к ней, держа руку у лица. Она гладит меня по волосам и, потянувшись за моей другой рукой, начинает целовать мои пальцы.

— На… на кладбище, — я задыхаюсь, закрывая глаза. — Пожалуйста, просто скажи мне правду. Т-то, что ты сказала, это… это правда? — Я глубоко вздыхаю, горячие слезы стекают с ресниц.

— Господи, Лочи, нет, — судорожно вздыхает она. — Конечно же, не правда! Я была зла и расстроена!

Меня волной накрывает облегчение, такое сильное, что почти причиняет боль.

— Мая, Господи, я думал, что это конец. Я думал, что все разрушил. — Я быстро выпрямляюсь, глубоко вздыхаю, отчаянно тру лицо. — Прости меня! За весь тот ужасный бред, что я наговорил. Я просто сильно волновался. Я думал, ты хочешь… я думал, ты собираешься зайти дальше…

— Я просто хотела прикоснуться к тебе, — тихо говорит она. — Я знаю, что мы никогда не сможем зайти дальше. Я знаю, что это незаконно. Я знаю, что у нас заберут детей, если кто-то узнает. Но я думала, что мы могли бы просто касаться друг друга, по-прежнему любя друг друга, другими способами.

Я отчаянно вздыхаю.

— Я знаю. Я тоже. Я тоже! Но мы должны быть осторожны. Мы не можем увлекаться. Мы не… мы не можем рисковать… Дети…

Я вижу в ее глазах грусть. Она вызывает у меня желание закричать. Это так нечестно, так ужасно нечестно.

— Может быть однажды, да? — мягко говорит Мая с улыбкой на лице. — Однажды, когда они вырастут, мы сможем сбежать. Начать все сначала. Как настоящая пара. А не как брат и сестра. Свободные от этих ужасных уз.

Я киваю, отчаянно пытаясь поверить в ее надежды на будущее.

— Может быть. Да.

Она устало улыбается мне и обвивает руками за шею, кладя голову мне на плечо.

— А до тех пор мы все равно можем быть вместе. Мы можем обнимать друг друга, прикасаться, целовать и быть друг с другом всеми остальными способами.

Я киваю и улыбаюсь сквозь слезы, внезапно осознавая, как много мы имеем.

— А также делать самую важную вещь на свете, — шепчу я.

Уголок ее рта дергается.

— Что именно?

Все еще улыбаясь, я быстро моргаю.

— Мы можем любить друг друга. — Я с трудом глотаю, чтобы избавиться от кома в горле. — Никаких законов, никаких ограничений в чувствах. Мы можем любить друг друга так сильно и так глубоко, как захотим. Никто, Мая, никто никогда не сможет отнять этого у нас.

18

Мая

— А почему ты сегодня пришла?

— Потому что Лочен не очень хорошо себя чувствует.

— Его стошнило? — Уилла откидывает за плечи свои длинные золотистые волосы, и ее маленькие золотые сережки в ушах сверкают в угасающем полуденном солнце. Остатки заварного крема покрывают пятнами ее передник, и она снова без свитера.

— Нет, нет. Ничего серьезного.

— Рвота — это не серьезно. Маму постоянно тошнит.

Игнорируя последний комментарий, я обращаю свое внимание на ее одежду.

— Уилла, может, наденешь пальто? Холодно!

— Не могу. На нем нет пуговиц.

— Всех? Ты должна была сказать мне!

— А я говорила. Мисс Пирс говорит, что мне также нельзя ходить со скотчем на портфеле. Она говорит, что мне нужно купить новый. — Она берет меня за руку, и мы пересекаем детскую площадку, идя к футбольному полю, где Тиффин носится полураздетый с десятком других мальчишек. — И нам нельзя ходить с дырками на колготах. Меня отругали перед всей группой.

— Тифф! Пора идти! — кричу я, когда он пробегает мимо нас. На короткое мгновение игра приостанавливается для свободного удара, и я снова кричу ему.

Он сердито смотрит на меня.

— Еще пять минут!

— Нет. Мы уходим сейчас. Холодает, и ты можешь поиграть в футбол дома с Джейми.

— Но у нас середина матча.

Игра возобновляется, и я пытаюсь подойти ближе, нервно обходя по кругу бегущих, бросающихся и орущих мальчишек, у них пылают щеки, глаза сосредоточены на мяче, крики эхом разносятся по темнеющей игровой площадке. Когда Тиффин проносится мимо, я храбро хватаю сильно промахнувшегося брата. Позади меня, прижавшись к забору и сильно дрожа, стоит Уилла, ее пальто расстегнуто и хлопает на ветру.

— Тиффин Уители! Домой, сейчас же! — кричу я во весь голос, надеясь смутить его и заставить повиноваться. Но вместо этого, он ныряет, делает подножку своему противнику, застигая того врасплох, и ведет мяч в другую сторону поля со скоростью молнии. На мгновение он останавливается, когда мальчик в два раза больше мчится на него. А потом он отводит ногу назад и ударяет, мяч пролетает внутренний край стойки ворот.

— Гол!

Его руки взлетают вверх. Возгласы и крики присоединяются к его собственному голосу, когда его товарищи по команде подбегают, чтобы хлопнуть его по спине. Я даю ему минуту прежде, чем нырнуть и оттащить его за руку.

— Я не пойду! — кричит он мне, когда позади нас продолжается игра. — Моя команда выигрывает! Я забил первый гол!

— Я видела, и это был отличный гол, но уже темнеет. Уилла замерзла, и вам обоим нужно делать домашнюю работу.

— Но мы все время должны идти сразу домой! Почему другим разрешают играть? Меня уже тошнит от дурацкой домашки! Мне надоело все время быть дома!

— Тиффин, ради Бога, веди себя согласно своему возрасту и прекращай устраивать сцены…

— Это несправедливо! — Внезапно он сильно ударяет меня по голени носком ботинка. — Мне никогда не удается повеселиться. Я ненавижу тебя!

К тому времени, как мы находим пропавший рюкзак Тиффина, и я увожу их обоих с площадки, уже почти темно, и Уилла настолько замерзла, что у нее фиолетовые губы. Тиффин вышагивает впереди, лицо раскраснелось, светлые волосы взъерошены, он специально волочит пальто по земле, раздражая меня, и с яростью пинает шины припаркованных машин. У меня болезненно пульсирует нога. Четыре чертовых часа до сна, с сожалением думаю я. Еще час прежде, чем они действительно уснут. Пять. Боже мой, практически еще один школьный день. Все, чего мне хочется, дожить до того момента, когда дом утихнет, когда Кит, наконец, выключит свой рэп, а Тиффин с Уиллой перестанут атаковать меня просьбами. Момента, когда торопливая, наполовину сделанная домашняя работа отложена в сторону, и Лочен там с осторожной улыбкой, яркими глазами, и все, практически все кажется возможным…

— …поэтому мне кажется, что она больше не хочет быть моей подругой, — печально заканчивает Уилла, ее ледяная рука покоится в моей ладони.