Запретное (ЛП) - Сузума Табита. Страница 42

— Да, ты слышал об этом в новостях или еще где-то. Матери, которые трахают своих сыновей, отцы, которые спят со своими дочерьми и сыновьями. Братья и сестры, которые трахают друг друга…

— Будьте добры, следите за языком! — возражает мисс Эзли.

— Это же чушь! Кто хотел бы трахнуть, простите, переспать с собственными родителями?

— Чувак, это называется инцест.

— Это когда парень насилует свою сестру, придурок.

У меня в голове вспыхивает свет, будто огни поезда в темноте.

— Нет, это…

— Ладно, ладно, мы отошли от темы! Запомните, это лишь одна интерпретация, и она была отвергнута многими критиками. — Когда она останавливается, чтобы присесть на край своего стола, мы встречаемся взглядами. — Лочен, рада, что ты к нам вернулся. Что думаешь об утверждении Фрейда о том, что эдипов комплекс был главным мотивом для убийства его дяди?

Я смотрю на нее. Внезапно мне становится очень страшно. Из-за повисшего молчания мое лицо будто обжигает невидимым пламенем. Охваченный паникой, граничащей с истерикой, я беспокоюсь, что, возможно, это не совпадение, что мисс Эзли выбрала именно меня для начала этой дискуссии. Когда она последний раз вызывала меня, чтобы ответить на какой-то вопрос? Поднималась ли раньше тема инцеста? Ее глаза сверлят мои, прожигая дыру до самого мозга. Она не улыбается. Нет, это спланировано, обдумано, преднамеренно и умышленно. Она ждет моей реакции. Вдруг я вспоминаю, как после падения Маи убежал от нее из кабинета медсестры. Должно быть, она помогала ей дойти, задавала вопросы. Мая ушибла голову, возможно, даже получила сотрясение. По какой причине она упала в обморок? Сколько времени прошло с ее падения до моего прихода? Что в таком состоянии могла наговорить Мая?

Взгляды всего класса прикованы ко мне. Каждый человек развернулся на своем месте, чтобы с удивлением посмотреть на меня. Очень похоже, что они тоже в курсе всего происходящего. Все это похоже на один большой заговор.

— Лочен?

Мисс Эзли отошла от своего стола. Она быстро подходит ко мне, но по каким-то непонятным причинам я не могу двигаться. Время остановилось; время летит. Подо мной дребезжит парта, будто пол дрожит от землетрясения. Уши заполняются водой, и я сосредотачиваюсь на гудении в своей голове, наэлектризованный мозг щелкает и вспыхивает светом. Комнату наполняет странный звук. Все замерли и смотрят в ожидании, что же случится дальше, какая ужасная судьба ожидает меня. Может, социальные службы уже в школе. Мир снаружи раздувается и давит на стены, пытаясь добраться до меня, пытаясь сожрать меня живьем. Я не могу поверить в это. Не могу поверить, что все происходит так…

— Тебе нужно пойти со мной, Лочен, хорошо? — голос мисс Эзли звучит твердо, но не злобно. Может, она даже чувствует некоторую жалость. В конце концов, я же больной. Больной, а также отвратительный. Мая сама сказал мне, что наша любовь была именно такой.

Мисс Эзли обхватывает руками мои запястья.

— Ты можешь стоять? Нет? Ладно, тогда просто сиди там, где сидишь. Реджи, ты не мог бы сбегать и позвать миссис Шах, чтобы она немедленно пришла? Остальные — в библиотеку прямо сейчас и тихо, пожалуйста.

Меня топит реквием отодвигаемых стульев и топота ног. Вспыхивает ослепляющий цвет и свет. Лицо мисс Эзли перед моим взором то появляется, то исчезает. Она зовет медсестру, остальные спасают Маю после ее падения. Но происходит что-то еще. Моя парта продолжает грохотать под руками. Я смотрю вокруг, и, кажется, все движется, стены опустевшего класса грозят обрушиться на нас, как колода карт. Каждые несколько секунд мое сердце то останавливается, то снова бьется, дико стуча внутри грудной клетки. Каждый раз, когда оно останавливается, я чувствую эту ужасающую пустоту прежде, чем с трепетом возвращаются сокращение мышц, а потом и неистовый стук. Из комнаты улетучивается кислород: мои отчаянные усилия вздохнуть и остаться в сознании напрасны, медленно надвигается тьма. Мокрая рубашка прилипает к спине, струйки пота стекают по телу, шее и лицу.

— Дорогой, все в порядке, все хорошо! Сиди спокойно, не дергайся, тебе станет лучше. Попытайся сесть немного ближе. Вот так. Положи локти на колени и наклонись вперед, это поможет тебе дышать. Нет, тебе лучше сидеть так — не шевелись и не пытайся встать. Погоди, погоди, я сниму тебе галстук и расстегну воротник. Лейла, ты что тут до сих пор делаешь?

— Ох, мисс, он что, умрет? — от паники голос звучит пронзительно.

— Конечно же, нет, не будь глупой! Мы просто ждем, когда придет миссис Шах и осмотрит его. Лочен, а сейчас послушай меня — у тебя астма? Аллергия на что-нибудь? Посмотри на меня — просто кивни или покачай головой… О, Господи. Лейла, быстро, осмотри его сумку! Посмотри, может, найдешь ингалятор, таблетки или еще что-нибудь. Проверь в пальто и в карманах пиджака. Загляни в кошелек — может, найдешь что-то вроде медицинской карты…

Она ведет себя очень странно, мисс Эзли, делая вид, будто до сих пор ничего не знает. Но у меня больше нет сил, чтобы волноваться об этом. Я лишь хочу, чтобы это прекратилось. Это слишком больно, эти электрические вспышки в груди и сердце, все мышцы в теле вышли из-под контроля, раскачивается стул, и трясется парта, мое тело сдается под напором какой-то огромной силы.

— Мисс, мисс, не могу найти ни ингалятора, ни чего-то другого! Но у него есть сестра, которая учится в младшем шестом классе, может, она знает?

Лейла издает такие странные, скулящие звуки, будто собака, которую бьют. Но когда она отходит, звуки становятся все ближе. Это не может быть мисс Эзли, значит, в углу сидит, съежившись, какое-то животное…

— Лочен, держи меня за руку. Послушай меня, дорогой, послушай. Медсестра будет здесь уже через минуту, хорошо? Помощь уже в пути.

Только когда всхлипы усиливаются, я понимаю, что они доносятся из моего рта. Я вдруг осознаю звук собственного голоса, разрезающего тонкий воздух, словно пила.

— Лейла, да, его сестра, хорошая идея. Можешь поискать ее?

Время сбивается; это либо рано, либо поздно, не могу сказать точно. Пришла медсестра, не знаю, зачем — я не совсем понимаю, что вокруг происходит. Может, я ошибался. Может, они действительно пытаются помочь мне. Миссис Шах сунула себе в уши стетоскоп и тянется, чтобы расстегнуть мне рубашку. Я тут же отдергиваюсь, но мисс Эзли хватает меня за руки, а я слишком слаб, чтобы оттолкнуть ее.

— Все в порядке, Лочен, — говорит она, ее голос тихий и успокаивающий. — Медсестра просто пытается помочь тебе. Она не причинит тебе вреда. Хорошо?

Шум пилы продолжает звучать. Я запрокидываю голову и зажмуриваю глаза, закусывая губу, чтобы прекратить это. Боль в груди невыносима.

— Лочен, ты можешь встать со стула? — спрашивает медсестра. — Можешь лечь на пол, чтобы я могла, как следует, осмотреть тебя?

Я цепляюсь за стол. Нет. Они не заставят меня.

— Может, позвонить в скорую? — спрашивает мисс Эзли.

— Это просто ужасный приступ панической атаки — у него такие бывали раньше. Он задыхается, а его пульс выше двухсот ударов.

Она дает мне бумажный пакет, в который нужно дышать. Я кручусь и отворачиваюсь, пытаясь оттолкнуть ее, но у меня нет сил. Я сдаюсь. Я даже не пытаюсь больше бороться, но медсестра все равно просит мисс Эзли держать пакет у моего носа и рта.

Я смотрю, как он передо мной надувается, а потом сжимается. Надувается и сжимается, надувается и сжимается, воздух заполняет шорох бумаги. Я отчаянно пытаюсь оттолкнуть его — ощущение, будто меня душат: в пакете не осталось кислорода, но я смутно вспоминаю, как уже дышал в похожий пакет, и это помогло.

— Хорошо, Лочен, теперь просто послушай меня. Ты дышал слишком быстро и вдохнул слишком много кислорода, поэтому твое тело так реагирует. Продолжай дышать в пакет. Вот так, у тебя уже лучше получается. Попытайся дышать медленнее. Это всего лишь паническая атака, ясно? Ничего серьезного. Тебе станет лучше…

Кажется, будто я дышу в пакет вечно, или же проходит меньше минуты, секунды, миллисекунды; проходит слишком мало времени, что ощущение, будто вообще ничего не происходит. Я держусь за край парты, а голову кладу на вытянутую руку. Вокруг меня до сих пор все дрожит, парта вибрирует под щекой, но становится легче дышать — я осторожно концентрируюсь на том, чтобы отрегулировать свое дыхание, а отброшенный бумажный пакет лежит рядом. Электрические разряды кажутся менее частыми, и я начинаю видеть и слышать, чувствую все, что происходит вокруг меня, более отчетливо: мисс Эзли сидит рядом со мной, рукой поглаживает влажную рубашку у меня на спине. Медсестра сидит на коленях на полу, холодные пальцы прижаты к моему запястью, стетоскоп свисает с ушей. Я замечаю, что у корней ее каштановые волосы седые. Я чувствую под щекой листок, исписанный моим собственным почерком. Шум пилы утих, сменившись короткими, резкими звуками, как икота, похожими на те, что издает Уилла после долгого плача навзрыд. Боль в груди прекращается. Сейчас сердце стучит ровнее — болезненный ритмичный стук.