Прорыв - Круз Андрей "El Rojo". Страница 106
Слава богу, что на улице пока тихо, лишь где-то вдалеке стрельба слышна. Эта стрельба, скорее всего, нас и спасает. Из-за неё сюда никакое подкрепление не едет, наверняка ведь вызвали. Ну ничего, мы любой минутке рады, нам ещё отсюда свалить нужно.
— Приманку бы… — озабоченно огляделся Васька.
— Момент!
От Сергеича на полу лужа крови, осталось только от сорванной жёлтой занавески кусок тряпки отхватить и в этой крови вымазать. Чёрт знает, подействует или нет, но нюх у тварей точно есть.
— Давай прямо на мину мотай, — сказал Васька, подсовывая наше устройство.
— Понял, не тупой.
— Крути лучше, а то в решётку не пролезет.
— Да понял!
Получилось что-то вроде кирпича, примотанного к концу длинной металлической трубы, скользкой и гнущейся, вдоль которой вились провода к подрывной машинке. Затем сообразили бумаги в уши натолкать: близкий взрыв невелика радость.
— Самим бы не высовываться, — сказал я. — А то опять спрячется, скотина, только сзади нападать норовит.
— А мы вот так…
Прямо у входа зеркало было раньше, у которого, наверное, невесты прихорашивались, или просто кто причёску поправлял. Теперь его осколки лежали на полу. Васька выбрал самый длинный, похожий на саблю, и широким концом высунул его в окно, ловя изображение.
— Вот он! Прямо на дверь смотрит!
— Ага, понял…
Я понемногу начал просовывать шест с миной в решётку, повинуясь командам Васьки: «Левее… левее… ниже… ещё… так…»
— Что он там?
— Нюхает! Гадом буду, нюхает, прямо к тряпке тянется…
— Ну?
— Да щас…
Пээмка была зажата в кулаке у Васьки, который щурился, глядя в зеркальце… затем он хищно усмехнулся и сказал:
— Взрываю!
К удивлению моему, я почти ничего не ощутил руками. Так, лёгкую вибрацию, зато за окном грохнуло тяжко, ударило по ушам, заволокло всё дымом и пылью. И через секунду мы оба повисли на решётке, прижавшись к ней лицами, забыв даже о том, что можем попасть под обстрел.
— Мля… мясорубка, — заявил я, разглядывая лужу самого настоящего гнилого фарша, в которую превратилась вся верхняя часть туловища твари.
— Точно, — подтвердил Васька. — Уходим?
— Сейчас, бумагу зажгу.
Потом мы бежали изо всех сил, пересекая двор. На выходе нас никто не обстреливал, но, пока неслись к соседнему зданию, у нас над головами прошла пулемётная очередь. К счастью, этот сектор просматривался плохо с той крыши, так что на вторую очередь у противника времени не хватило.
— Куда?
— Вокруг дома!
Васька рванул за мной. Два мертвяка навстречу, но не догонят, нечего на них и время тратить, лучше свернуть. Топот по асфальту такой, что кажется, будто весь город слышит, даже отдалённая стрельба его не забивает. Узкий проход между домами, невысокий забор, через который мы перемахнули в одно касание. Ещё двор, в просвете между домами виден грузовик, но он в самом конце улицы стоит. Возле него двое, но смотрят не на нас, не видят.
— Дальше, вперёд!
Узкий переулок, заросший старыми тополями так, что свет не пробивается, фасад хрущёвки. Окно на первом этаже открыто, чёрт его знает, что за ним, но…
— Туда! Подсади!
За окном гостиная, в которой пусто. И полный порядок, словно люди только ушли оттуда. Перемахнул через подоконник, подтянул Ваську, затем окно за собой закрыли. Теперь вопрос номер один — тут морфов нет? Мертвечиной не пахнет, точнее даже — вообще ничем не пахнет, тихо и пусто. Разве что пыльно очень, квартира уже давно брошена, наверное, ещё в дни прихода Беды. Осмотрели всё, даже в шкафы заглянули — ничего. В глазок входной двери тоже ничего интересного не разглядели. Оторвались?
— Передохнём, — сказал тяжело дышащий Васька, падая на диван и поднимая клуб пыли.
— Давай.
Передохнуть надо после такого рывка, весь мокрый, штанины к ногам прилипают, словно в одежде купался, пот по лицу льёт. Стянул шлем, стряхнул капли с коротких волос. Васька не лучше выглядит, красный как рак, чуть не язык на плечо.
— Чего дальше? — спросил он.
— Дальше? Дальше надо сканер погонять, может, обмен какой услышим. А потом ближе к крыше подниматься, мы сейчас опять с неправильной стороны. Ну и связь с нашими нужна, хоть знать, что вырвались.
— Ладно, посмотрим.
Запущенный сканер дал неожиданно много радиообмена, еле успевали фильтровать. По некоторым разговорам сразу понятно становилось, что контингент базарит, другие больше военщиной отдавали, это не вытравишь. И, судя по всему, воевали как раз эти самые военные с этим самым контингентом. Бандиты на штурм твердынь двинули или что?
Вопросы снял чей-то спокойный и деловой голос, вдруг ясно заговоривший: «Выхожу двумя бортами из города, по Центральной. Бандюги ваши ни хрена не союзники, веду огневой бой, имею трёх „двухсотых“ и четырёх „трёхсотых“. Как поняли? Повторяю, выхожу по Центральной, двумя бортами…»
— Слышь, Серый, они между собой, кажись, начали…
Не бывает таких подарков, но кажется, что кто-то нам его сделал. Как хочешь, так и понимай, но у преследователей пошли междоусобицы. Хотя чему удивляться, «фармкоровские» наверняка здесь были борзые, как и везде, а бандитам за нами гоняться сто лет не надо, своих проблем хватает. Другое дело, что их могли настропалить, описав наши художества… Хотя о чём я? Дались местным зэкам страдания другой банды из другого села? Да сто лет им не надо, у них своих головняков хватает, вон, мечтают «шешнашковские» склады захватить, что им мы?
Так и сидели, слушали радио, но нового ничего не узнали. Правда, в главной мысли укрепились — можем и проскользнуть, пока у противника проблемы. Через четверть часа встал, аккуратно выглянул в щель между занавесками. Никого, но зато в той стороне, откуда мы прибежали, поднимался столб дыма. Погребальный костёр, вечная память тебе, Сергеич, друг наш верный. Царствие тебе небесное.
Володя Большой
28 мая, суббота, утро
Машины стояли в кустарнике, густо обросшем край пологого, но глубокого лесного оврага, который в случае появления преследователей должен был образовать естественный рубеж обороны. Разведали это место заранее, сюда и ломились ночью через тёмный лес, ориентируясь по меткам и ориентирам.
У машин сидели трое: сам Большой, Шмель и новый механик — Санёк. Санёк курил, часто сплевывая, время от времени поглаживал замотанную свежим бинтом руку, недовольно морщась.
— Сань, тебе болеутоляющее дать? — спросил Володя.
— Нормально, терпимо, — отмахнулся тот здоровой рукой. — Вести смогу, просто ты ко мне садись, чтобы подменить, случись чего. Сумеешь бэтр вести?
— Если без экстрима, то сумею.
Большой посмотрел на невысокий вытянутый холмик свежей земли неподалёку, в который был воткнут самодельный деревянный крест с надписью, вырезанной ножом: «Николай Шматков». И годы рождения и смерти — в кармане убитого нашёлся паспорт и военный билет, оттуда и узнали.
Ночью поначалу всё шло по плану. Бэтээр, которым рулил Санёк, прорвался по намеченному маршруту, выбросил группу у бойлерной и затем прикрывал её несколько минут. Сидевший за стрелка Николай лихо подавлял любой ответный огонь из двух пулемётов, заставляя укрываться стрелков противника, кроша из КПВТ кирпичные стены и отгоняя укрывшихся в доме напротив врагов от окон.
Санёк заложил заряды взрывчатки под бетонный забор так, как его научили заранее, заскочил в кабину, разматывая за собой длинный тонкий провод, и нажал на кнопку подрывной машинки. Грохнуло, всё окутало пылью почище дымовой завесы, а сам водитель с ликованием увидел, как сразу несколько секций бетонной стены плашмя завалились наружу, освобождая проезд.
Потом была недолгая гонка по тёмным улицам, разваленный проволочный забор периметра. Через него бронетранспортёр проскочил взбесившимся носорогом, даже не заметив, и рванул в темноту, туда, где загорелся яркой звездой фальшфейер, в приборе ночного видения напоминающий колышущуюся бесформенную медузу. И в этот момент в борт машины ударили пули.