Нищий - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 65

Подумал — ну зачем, зачем тебе это был нужно, несчастный болван? Что, тебе других баб было мало? Неужели это стоило убийства? Я обшарил труп, предварительно вынув из его горла мой нож. Мелькнула мысль: не взять ли лук? Но пришлось ее отвергнуть как глупую. Ну куда, куда мне с одной рукой натягивать эльфийский лук, который и здоровый-то человек натягивает с трудом. Да и стрелять из него я могу только на уровне дворового пацана — когда сам мастерил луки из веток вяза. Однако бросать на земле это произведение искусства не стоило. Я осмотрелся, выбрал дерево и повесил лук высоко на ветку, чтобы не добрались какие-нибудь звери или крысы — кому-нибудь потом он может и пригодиться. Туда же отправился колчан со стрелами.

На трупе, кроме одежды, кресала и растопки для костра, завернутой в плотную промасленную бумагу, почти ничего не было. Но где-то же должен быть его мешок с припасами, не мог же он отправиться в лес без ничего? Я стал методично обшаривать окрестности, уделив основное внимание тому месту, откуда предположительно он сделал первый выстрел.

Меня в этом поединке спасло чудо… и мое чутье, моя интуиция. Если бы я промедлил еще полсекунды, то валялся бы под деревом. Но как говорится: ты сдохни сегодня — а я завтра. Мое время еще не настало.

Мешка его я так и не нашел — или он хорошо его спрятал, что очень вероятно, или его вообще не было, а эльф отправился в лес на охоту только с кресалом. Такое тоже возможно. Он же тут дома, зачем ему мешки с едой? Убил дичь, пожарил, съел, вода в ручье — чего таскать множество припасов? Да нет, скорее всего, его мешок был где-то дальше, он вышел на охоту налегке, спрятав его в тайнике. «На охоту? — усмехнулся я. — Знатная у него была добыча… была бы — но вот не далась она, оказалась зубастой. Да хрен с ним, пусть теперь валяется там, где ему и место». И я пошел прочь от трупа Ваартакана.

Мне не было его жалко. Мне было на него плевать. Мог бы, я убил бы его еще сто раз. Я могу понять убийство человека за какие-то идеалы или по приказу (чем я и занимался несколько лет), могу понять убийство, совершаемое ради выгоды, но лишать жизни человека только за то, что он не дал тебе возможности переспать с женщиной, — этого я понять не могу. Это погибшее существо в моем понимании было ниже низкого, на уровне скота — только те бьются на поединках, чтобы овладеть самкой. Кто-то может сказать — это романтично! Чушь. Не романтика это, а дикость. И, кстати сказать, животные бьются честно, лоб в лоб, а не нападают исподтишка. Этот моральный урод был хуже любого скота.

Впрочем, подобные проблемы сейчас меня занимали меньше всего. Моя задача была выйти из этого леса в какую-никакую цивилизацию, чтобы мне оказали помощь, чтобы смог выжить. Надо сказать, шансов у меня было немного. Плотность населения в этих местах, насколько я знал, была на уровне один человек на десять километров, то есть никакая. Эльф, скорее всего, наткнулся на меня случайно, в своих хождениях по лесу. Ну вот такой я счастливец… Но мне рассчитывать на подобное везение, честно говоря, маловероятно. Ну да, можно было вернуться назад, в клан кузнецов, но я дал себе зарок, что лучше сдохну, но не пойду туда больше. Глупо? Наверное, жизнь-то дороже клятв и обещаний, но вот так.

Стал думать, как дойти? Продуктов мало, охотиться не могу, рука висит как плеть, на голове скальп снят. Стукнула мысль: «Ты же лекарь! Чего раздумываешь? Ну да, не можешь совсем уж до конца вылечиться, нет специальных мазей-катализаторов, но уж восстановить себя, чтобы не истекать кровью, ты в силах!» Могу ли? Чего рассуждать — надо пробовать!

Повернулся, пошел к ручью — смыть кровь, грязь, подготовить себя к операции.

На берегу снял с себя одежду, нашел небольшой омуток, выбитый падающей струей, глубиной по пояс, и стал медленно смывать с себя кровь, обнажив рану на плече. Омыл рану… Она выглядела просто ужасно — с рваными краями, вывернутым мясом, — когда рвал стрелу из плеча, постарался… Стрела попалась поганая, с острыми шипами-стрелками наконечника.

Потом взялся за рану на голове. Ощупал ее осторожно, матерясь и шипя от боли, — даже слезы из глаз покатились, как дождь пошел, — поставил на место оторванный клок кожи с волосами. Потрогал — вроде все закрепил, прилепил на место. Выбрался из ручья, дрожащий от холода и нервной перегрузки. Меня лихорадило — либо сами раны давали такой эффект, либо… либо я занес в них грязь. Мне показалось, что рана на плече слишком воспалена. А может, я и ошибся. Времени еще прошло не очень много, чтобы я мог почувствовать заражение.

Выбравшись на берег, сел обсыхать и собираться с силами.

Первое, что надо сделать, — вылечить рану на плече, иначе она меня добьет. Из нее опять потекла кровь. Видимо, когда мыл, затронул перебитые сосуды. Посмотрел на свой браслет на левой руке, сосредоточился… было ужасно больно, но я читал и читал заклинание, пуская магическую силу через камень на браслете.

Теперь-то я понял, что испытывает человек, когда его лечат магией. Амалон лечил меня, когда я был одурманен усыпляющими средствами и магией, а тут-то я не мог себя усыпить! Ну… очень больно, в двух словах. Зато и рана на глазах рубцевалась, затягивалась новой плотью.

Рана на голове тоже болела и чесалась, ужасно чесалась, и я знал, что это признак выздоровления. Меня охватила сильная слабость — результат лечения. Организм не может взять средства для исправления своих болезней откуда-то извне, он берет их из своих же ресурсов, как объяснял мне некогда Амалон, и главная задача лекаря — следить, чтобы он в процессе лечения не съел сам себя, тут важно вовремя остановиться. И я остановился.

В глазах как будто плавали мошки, в ушах звенело, а тело охватила страшная слабость. Все-таки неправильное тут колдовство, подумал я, нет бы так: щелкнул пальцем, колданул — и побежал дальше, живой и здоровый. Так нет, я должен трястись от слабости и от боли. Одно хорошо — раны затянулись, не кровоточили, на плече остался звездообразный след, как от осколка. Ощупал голову — вроде скальп встал на место, прирос.

Оделся, дрожа, подумал — достал из мешка кусок копченого мяса и впился в него зубами. Хорошо-о-о…

Посидел немного, опершись спиной на дерево. Ну все, пора. Нечего рассиживаться. Снова под ногами тропа, вьется и вьется, ведет куда-то… а куда ведет? К новым приключениям? Что-то мне приключения уже надоели — вся жизнь в приключениях.

Вот ходит человек на завод к восьми утра, затем у него обед, в пять часов как штык домой, в субботу можно выпить — дело святое, праздники, родня… дедушка умер. Все плачут, на памятнике портрет в галстуке… все кончилось. Жизнь прошла. И никаких тебе волнений, приключений, все размеренно и правильно, и все знают, где твоя могила, ходят на нее, красят оградку, сажают цветы. А я что? Я как перекати-поле, несет меня ветром, толкает, катит, и где я остановлюсь, где будет моя могила — неизвестно.

Так, минута за минутой, час за часом, я шел и шел вперед, вначале вдоль ручья, глядя на светило, чтобы не потерять направление, потом тропа увела меня в сторону. Дело уже было к сумеркам, когда, придерживаясь направления, я уклонился по незаметной тропе в сторону и вышел на круглую поляну возле небольшого пруда, в который впадал ручеек. Оглядевшись, неожиданно я заметил стоящий возле опушки дом, но не простой, а образованный несколькими десятками или даже сотнями сросшихся стволов деревьев. Я никогда не видел домов эльфов, но почему-то подумал, что они вот так и должны выглядеть, как этот дом.

Стволы удивительным образом расползлись в стороны, сделались плоскими, соединившись так, что не осталось щелей. Самое интересное, кроны их шумели над головой — деревья были живыми. К крыльцу вела дорожка из тех же стволов.

Дом выглядел огромным, по здешним меркам: длиной метров двадцать, шириной не менее десяти. Дверь была закрыта, я подивился — как они дверь-то навешивают, в живое дерево вбивают петли, что ли?

Справа послышался шорох, я обернулся, одновременно принимая боевую стойку, и замер — рядом со мной стоял высокий, даже выше меня, седой эльф. Его волосы были так же седы, как мои, зеленые глаза выцвели и казались почти серыми. Простая одежда зеленого цвета, как обычно у эльфов, была не новая, но чистая и добротная.