Небо истребителя - Ворожейкин Арсений Васильевич. Страница 23

— Откуда такая поспешность? — спросил комдив.

— Это, товарищ полковник, не поспешность, а мое убеждение. После увольнения Спиридонова в запас в полку поставили на «лавочкины» три новых мотора. Бутов обязан был лично проверить правильность установки двигателей и сделать в формулярах запись о допуске самолетов к полетам. Он этого не сделал.

— Почему? — жестко спросил Правдин.

— Времени не хватало, товарищ полковник. Я инженером полка работаю по совместительству.

— По совместительству, — как бы про себя, тихо повторил Правдин и, глядя на меня, приказал: — Пока освободите его и от совместительства, и от работы в эскадрилье. Дальше видно будет. — И тут же спросил Кима: — А что с летной книжкой Кудрявцева?

— Все в порядке. Зачет по знанию самолета и мотора принят недавно. Оценки хорошие, — ответил Ким.

В это время позвонил врач и доложил, что труп Кудрявцева обследован. Других причин смерти летчика, кроме травм при катастрофе, не обнаружено. Я доложил об этом командиру дивизии. Правдин к этому времени посмотрел летную документацию. Все записи были сделаны правильно и своевременно.

— Мне ясно, — сказал комдив, — что в полку летная работа организована хорошо. А вот инженерно-техническая служба хромает. Я постараюсь прислать вам инженер-майора Теребилова. Он прибыл по замене в другой полк, но придется его послать к вам.

На другой день в кабинет ко мне вошел младший лейтенант технической службы Иващенко и передал, что инженер дивизии просит меня приехать к нему. Мотор и кабина летчика разбитого истребителя стояли на невысоких деревянных козлах, были тщательно промыты. Ким, подойдя к мотору, указал на одну из деталей:

— Вот причина катастрофы.

Я внимательно осмотрел длинную трубчатую тягу, идущую от кабины летчика к рычагу управления двигателем. Они соединяются между собой гайкой, имеющей отверстия, через которые полагалось соединить тягу с рычагом управления двигателем. Инженер пояснил:

— Контровки не было, — и показал небольшой шплинтик. — Вот такая штучка не была поставлена. От вибрации гайка отвернулась, мотор потерял тягу. — Ким взглянул на стоящих рядом Бутова и механика разбитого самолета Зонтикова. — Согласны?

— Согласен, — тяжело вздохнув, ответил Зонтиков. — Я знал, что надо законтрить, но позабыл.

— Позабыл, позабыл, — проворчал Бутов. — И я тоже. Из-за этой мелочи под трибунал попадем.

— Мелочей в авиации нет, — сказал задумчиво Ким.

Я невольно подумал, что правильно делаю, ставя в кабине самолета на сектор управления двигателем резинку. Когда по какой-либо причине мне приходится снять руку с сектора газа, резинка начинает увеличивать тягу. Это дважды спасало мне жизнь. Я спросил инженера:

— Почему бы конструкторам не придумать такое устройство, которое в случае повреждения тяги управления двигателем не давало ему переходить на малые обороты? Кудрявцев сумел бы набрать высоту, выключить мотор и нормально приземлиться.

Ким согласился:

— Об этом часто говорят, но конструкторы не слышат…

Чрезвычайное происшествие позволило нам сделать разбор полетов только на четвертый день, когда была выяснена причина катастрофы и похоронен Кудрявцев. В казарму были приглашены летчики, техники и механики самолетов. Первым выступил инженер Ким, объяснил причину отказа мотора. Потом говорил я:

— Мы имеем дело с двумя трагедиями: отказ мотора и гибель летчика. Какие они противоположные в своей причинности: халатность и благородство! Да, благородно поступил младший лейтенант Евгений Кудрявцев, у него не было времени на раздумья. Он принял правильное решение…

Пользуясь тем, что присутствует практически весь полк, я представил назначенного старшим инженером полка инженер-майора Ивана Теребилова. Биография его не нуждалась в комментариях. Еще до войны окончил Военную академию имени Жуковского. На фронте работал старшим техником эскадрильи и инженером полка. Были у него и знания и опыт.

После разбора причин катастрофы в летном классе состоялся разбор выполненного в тот злополучный день перехвата. Наглядные пособия были подготовлены со знанием дела: карта с маршрутами полета «противника», схемы, результаты стрельбы из фотокинопулемета, оценки. В первой атаке, выполненной в плотном строю звеньев, хороших результатов добились командиры эскадрилий и звеньев. У ведомых оценки оказались невысокими, во время атаки в разомкнутом строю по количеству попаданий большинство летчиков показали отличные результаты. Оценив учебный воздушный бой, я спросил:

— Какие выводы сделали для себя командиры эскадрилий?

Первым взял слово капитан Аристархов.

— Считаю, что надо атаковать в разомкнутом строю с индивидуальным прицеливанием. Только при этом условии можно гарантировать хорошие результаты.

Капитан Масленников дополнил:

— Плотный строй ограничивает маневренность истребителей. Как мы ни старались вторую атаку произвести в прежнем порядке — не вышло. Если бы мы продолжали разворот звеном, вторая атака вообще бы не состоялась.

— А что думают ведомые летчики? — спросил я.

Участник Великой Отечественной войны лейтенант Александр Кретов с присущим ему юморком скороговоркой заявил:

— Плотный строй нужен на параде: он дает симметрию и красоту. Нам же нужно бить врага. А когда присосешься к ведущему, только и смотришь, как бы не столкнуться с ним. Тут ведомому не до хорошего прицеливания и удачного попадания в цель. Я за принципы боя, испытанные в боях с фашистами. Они не устарели и не устареют. Я подвел итог:

— Все летчики, в том числе и молодые, научились стрелять по конусу и вести воздушные бои в разомкнутых боевых порядках. Давайте учиться воевать и в плотном строю. Возможности у нас есть. Катастрофа проверила способность всех владеть собой в чрезвычайных, трагических обстоятельствах. Все видели гибель Кудрявцева, но ни у кого не сдали нервы.

Кто-то из молодых летчиков спросил, бывало ли на войне, чтобы у летчика в трагических обстоятельствах сдали нервы?

— Да, были такие случаи, — подтвердил я. — И не только от испуга, от трагических моментов люди теряются, но иногда и от радости забывают, что находятся в бою…