Небо истребителя - Ворожейкин Арсений Васильевич. Страница 60

Ох уж эти «руки»! Их надо беспощадно отрубать. Сила человека в своих руках. Опекуны нужны только детям да больным. И я поддержал комдива:

— Хорошо. Обязательно сделаю. А кто заместителем у Желудева?

— Капитан Домов…

— Костя? — невольно вырвалось у меня. — Это мой приятель еще по школе летчиков. Воевали на Халхин-Голе и в советско-финляндской. А в прошлом году, Первого мая, мы с ним участвовали в первом параде на реактивных самолетах над Красной площадью. Почему же его не видно?

— На днях с женой уехал в отпуск.

Разговаривая, мы подошли поближе к стартовому командному пункту. Желудев по-прежнему четко, с особым вдохновением руководил полетами. Я поинтересовался:

— Всегда у него так получается?

— В этом деле он молодец.

— Вот и сделайте его руководителем полетов, — предложил я. — Скоро такую должность собираются ввести.

— Давно бы надо, — заметил Скобарихин.

Недалеко от нас в ожидании стоял летчик. Витте Федорович спросил: почему он здесь?

— Хочу обратиться к командиру полка с личной просьбой.

Когда сел очередной самолет и у Желудева образовалось в работе «окно», старший лейтенант подошел к нему и попросил разрешения уехать с аэродрома, чтобы встретить мать.

— Уехать с аэродрома? Во время полетов? — строго переспросил командир полка.

— Да, матери будет трудно добраться до городка.

— Не разрешаю! — отрубил Желудев. — Полк проверяет инспекция, а вы будете болтаться.

Скобарихин, не выдержав неуважительного отношения к летчику и его матери, покраснел и не без раздражения приказал командиру полка:

— Отпустите, — и показал на легковую машину, стоявшую невдалеке от нас. — Пусть едет на дивизионной «Победе».

— Слушаюсь, — ответил Желудев, не испытывая ни угрызений совести, ни обиды, что комдив в присутствии подчиненного отменил его приказание.

Когда мы отошли, Скобармхин, как бы извиняясь за свою резкость, тихо сказал:

— Еще Суворов предупреждал, что строгость от прихоти есть тиранство.

В полку, которым командовал Желудев, мы с Щировым проверили технику пилотирования у трех рядовых летчиков, у всех командиров эскадрилий и двух командиров звеньев. Все они получили хорошие и отличные оценки. Плохую оценку получал только Желудев.

Одни авиационные начальники считают, что инспектирование должно проходить так, чтобы проверяемые штабы и подчиненные им части знали об этом заранее, могли качественнее подготовиться и показать высокие результаты. Другие уверены, что только внезапная проверка способна дать объективную оценку боевой подготовки. Те и другие по-своему правы, поэтому только в один полк мы прилетели внезапно, а другие уже знали о нашем прибытии, но были предупреждены, чтобы работали по своему рабочему плану.

Очередной полк мы инспектировали без Сергея Щирова. Он был вызван во Львов. Решили, что Ткаченко будет проверять технику пилотирования только днем, а я только ночью.

Первый час предварительной подготовки к полетам проводил командир полка майор Иван Ярцев. Мое внимание привлекла одна деталь. По приказу руководить полетами должен был заместитель командира полка. Но с нашим приездом в приказ были внесены изменения. Руководить полетами назначался сам командир. Во время перерыва мы со Скобарихиным перешли из класса в штаб эскадрильи. Иван Ярцев встретил нас со спокойным достоинством. По словам комдива, он был лучшим летчиком в соединении. В войну вступил девятнадцатилетним младшим лейтенантом, в конце ее стал майором. Как только мы втроем уселись за стол, я спросил командира полка:

— Почему вы сами решили руководить полетами?

На волевом лице удивление, Ярцев с некоторой даже обидой пояснил:

— Вы меня на эту ночь проверять не запланировали. А я бездельничать не люблю: или летаю, или руковожу полетами.

— Это хорошо, — похвалил я. — Но оставьте все как было.

— Слушаюсь, — понизив голос, ответил Ярцев, но его деятельная, откровенная натура пересилила в он спросил: — Значит, я буду при инспектировании полка наблюдателем?

— Нет, командиром полка. Ваше дело — помогать нам, инспекторам, проверять летчиков. Вы лучше знаете их. С вами я слетаю по маршруту.

— Ну это другое дело!

В следующую летную ночь, как и было запланировано, я полетел с командиром полка на двухместном «лавочкине». Ярцев продемонстрировал классический высший пилотаж. Единственно, что у него не так чисто получилось, это мелкие виражи. Однако я на них не обратил особого внимания. Если их выполнять строго по правилам, они для летчика-истребителя, привыкшего пилотаж выполнять в быстром темпе и с большими перегрузками, кажутся нудными. Да и в воздушных боях мелкие виражи почти не применяются.

После посадки я не сказал о полете ни слова, и мы пошли на стартовый командный пункт. Это был двухэтажный домик, похожий на башню. На верхнем застекленном этаже находился руководитель полетов со своими помощниками, внизу располагалась комната для ожидания полетов и подготовки к ним. Когда мы пришли в эту ярко освещенную комнату и сели за стол, я попросил Ярцева:

— Дайте оценку своему полету.

— Кажется, слетал нормально.

Этот же вопрос я задавал Желудеву и получил такой же ответ. А какая разница в полетах!

— Нет, вы, Иван Петрович, слетали не просто нормально, а отлично.

От моей похвалы Ярцев зарделся.

— У кого учились классно пилотировать?

— На войне у своего любимого командира полка Сергея Петухова. После войны, — он немного замялся и, чуть смущаясь, взглянул на Скобарихина, — у своего комдива.

Скобарихин, сидевший рядом, от такой похвалы подчиненного смутился, и я подумал: Витте Федорович скромный человек. Он не только мастер летного дела, но и умелый методист, поэтому его, как мне было известно, собираются перевести в ДОСААФ для работы с допризывниками.

— А теперь, — говорю Ивану Петровичу, — покажите расчетные данные для полета по маршруту.

Ярцев вынул из планшета полетную карту с яркой ломаной линией и цифрами расчетных данных. Длина маршрута 430 километров. Три излома. Первая прямая 140 километров. Высота 5000 метров. Скорость 400 километров в час. Время полета 28 минут…