Дживс и песнь песней - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 2

Я, впрочем, не успел выразить свое негодование, ибо в этот момент вошел Дживс.

— Звонила миссис Треверс, сэр. Она поручила сообщить вам, что будет здесь через несколько минут.

— Принято к сведению, Дживс, — сказал я. — Так вот, Таппи…

Я замолчал. Таппи исчез.

— Дживс, куда вы его подевали? — спросил я.

— Мистер Глоссоп удалился, сэр.

— Удалился? Как он мог удалиться? Он только что сидел вот здесь…

— Наружная дверь как раз закрывается, сэр.

— Но к чему такая спешка?

— Возможно, мистер Глоссоп предпочел не встречаться с миссис Треверс, сэр.

— Но почему?

— Не могу сказать с определенностью, сэр. Однако при упоминании имени миссис Треверс он тут же встал.

— Странно, Дживс.

— Да, сэр.

Я перешел к более важному предмету.

— Дживс, — сказал я, — во вторник на вечере в Ист-Энде мистер Глоссоп намеревается петь «Моего сыночка».

— Неужели, сэр?

— Перед публикой, приготовленной по рецепту: на стакан бакалейщиков столовая ложка торговцев рыбой и щепотка боксеров.

— Неужели, сэр?

— Напомните мне — я должен там быть. Таппи обязательно освищут, и я хочу видеть его падение.

— Слушаю, сэр.

— Я буду ждать миссис Треверс в гостиной.

Тем, кто близко знаком с Берти Вустером, известно, что его жизненный путь омрачен множеством пакостей, чинимых целым взводом изрядно заплесневелых теток. Единственное светлое пятно в этой жуткой толпе — тетушка Далия. Она вышла за стариго Тома Треверса в тот памятный год, когда первым в Ньюмаркете пришел Василек. Одна из лучших теток, можете не сомневаться. Мне всегда приятно поболтать с ней, и когда без пяти три она вплыла в гостиную, я поднялся ей навстречу, источая радушие.

Почтенная родственница казалась несколько возбужденной и незамедлительно приступила к делу. Тетушка Далия принадлежит к известному типу крупных женщин с добрым сердцем. Когда-то она увлекалась охотой и с тех пор сохранила привычку говорить, как если бы на зеленом холме в полумиле от себя только что обнаружила лисицу.

— Берти, — закричала тетушка, вспомнив, как вдохновляла свору гончих на последний рывок, — мне нужна твоя помощь!

— Можете на нее рассчитывать, тетя Далия, — учтиво ответил я. — Не покривив душой, могу сказать, что нет человека, которому я с большим удовольствием оказал бы услугу, чем вам, нет человека, для которого я с большей готовностью…

— Довольно болтовни, — попросила она. — Заткни фонтан. Речь идет о твоем приятеле — молодом Глоссопе.

— Он только что у меня обедал.

— Ах так? Жаль, что ты не подсыпал яду в его суп.

— Супа не подавали. Кроме того, я не уверен, что термин «приятель» вполне согласуется с фактическим положением вещей. Видите ли, как-то вечером, когда мы ужинали в «Трутнях»…

В этот момент тетя Далия (несколько бесцеремонно, как мне показалось) заявила, что предпочитает подождать до того времени, когда история моей жизни станет доступна широкой публике в виде книги.

Увидев, что тетушку покинула ее обычная доброжелательность, я отложил на время личные обиды и спросил, что ее терзает.

— Этот юный негодяй Глоссоп, — был ответ.

— Каким образом?

— Он разбивает сердце Анжелы. (Анжела. Дочь поименованной выше тетушки. Моя кузина. Прелестный цыпленок.)

— Разбивает сердце Анжелы?

— Да… Разбивает сердце… Анжелы!

— Вы говорите, он разбивает сердце Анжелы?

Несколько возбужденным тоном тетушка попросила меня приостановить водевильный обмен репликами.

— И каким образом он это делает? — спросил я.

— Он ею пренебрегает. Самым подлым, бездушным, надувательским и двуличным образом.

— Двуличие — вот подходящее слово, тетя Далия. Оно так и просится на язык, когда речь заходит о молодом Таппи Глоссопе. Послушайте, как он поступил со мной в «Трутнях». Не успели мы встать из-за стола…

— С самого начала сезона он ни на шаг не отходил от Анжелы. Такое поведение во времена моей молодости называли ухаживанием…

— Или сватовством?

— Ухаживанием или сватовством, как тебе больше нравится.

— Как вам больше нравится, тетя Далия, — сказал я учтиво.

— Так или иначе, но он бывал у нас каждый день, поглощал обеды, танцевал с ней часами напролет и тому подобное, пока бедняжка, совсем спятив из-за него, не решила, что он вот-вот предложит ей провести остаток жизни в одном стойле. Но тут он исчезает, бросив Анжелу, как тесный башмак, и, по слухам, теряет голову из-за какой-то девицы. Они встретились в Чесли на званом чае. Ее зовут… Как же ее зовут?..

— Кора Беллингер.

— Откуда ты знаешь?

— Она сегодня у меня обедала.

— Ее привел Глоссоп?

— Да.

— Как она выглядит?

— Весьма внушительно. Формой и размерами смахивает на Альберт-Холл.

— Как тебе показалось, он ею увлечен?

— Бедняга глаз не мог оторвать от мощного корпуса.

— Современный молодой человек, — сказала тетушка, — это врожденный идиот, который без няньки не может ступить ни шагу. Ему нужен энергичный спутник, который каждые четверть часа давал бы ему хорошего пинка.

Я попытался найти в происходящем светлую сторону.

— Тетя Далия, — сказал я, — если вас интересует мое мнение, то я думаю, что Анжеле повезло. Этот Глоссоп — кошмарный тип. В Лондоне таких поискать. Только послушайте, как он поступил со мной в «Трутнях». С помощью бутылки портвейна возбудил во мне спортивный азарт и предложил пари, утверждая, что я не смогу перелететь через бассейн, раскачавшись на веревках с кольцами. Для меня это — сущий пустяк, и я сразу согласился, предвкушая победу. И вот, когда, пролетев половину расстояния, я успешно завершал операцию, выяснилось, что последнее кольцо он зацепил за ограду, оставив мне единственный выход — падать в воду и плыть к берегу в вечернем костюме и лакированных туфлях.

— Он до этого додумался?

— Представьте себе. Прошло несколько месяцев, а я еще не вполне высох. Не захотите же вы, чтобы ваша дочь вышла за подобного типа?

— Напротив, Берти. Ты возродил во мне веру в юного негодяя. Похоже, в нем есть немало хорошего. Я хочу, чтобы он порвал с этой Беллингер.

— Но как этого добиться?

— Мне это безразлично. Делай что хочешь.

— Ума не приложу, что я могу сделать.

— Поручи это Дживсу. Он найдет способ. Один из умнейших людей, которые мне попадались, этот твой Дживс. Обрисуй ему положение, и пусть поразмыслит.

— Пожалуй, в этом что-то есть, — сказал я задумчиво.

— Еще бы, — отозвалась тетушка, — да такое дело для Дживса — пустяк, детская забава. Пусть приступает, а я зайду завтра узнать о результатах.

С этими словами она сорвалась со старта, и я призвал Дживса.

— Дживс, — сказал я, — вы все слышали?

— Да, сэр.

— Я так и думал. Тетушка Далия обладает, я бы сказал, дальнобойным голосом. Вам не приходило в голову, что, лишившись прочих источников дохода, она могла бы сносно обеспечить себя, скликая крупный рогатый скот на пастбищах Дикого Запада?

— Я не задумывался над этим, сэр. Но вы несомненно правы в своих предположениях.

— Так что же нам предпринять? Каково ваше мнение, Дживс? Полагаю, нам следует приложить все усилия, чтобы помочь делу.

— Да, сэр.

— Я люблю тетю и люблю свою кузину. Люблю их обеих, если вы улавливаете ход моих мыслей. Ни вы, ни я, Дживс, не сможем объяснить, что привлекательного нашла эта введенная в заблуждение девушка в молодом Таппи. Но, по всей видимости, она его любит, что доказывает принципиальную возможность испытывать упомянутое чувство к этому человеку, во что я лично никогда бы не поверил, она его любит, и чахнет, и скорбит, подобно…

— Подобно Ниобее над телами чад своих.

— Подобно Ниобее, как вы очень тонко заметили, над телами чад своих. Итак, объединим наши усилия. Поразмыслите над проблемой, Дживс. Она потребует от вас крайнего умственного напряжения.