Так держать, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 7

— Ты должен быть твёрд, Сиппи. Твёрд и непреклонен, старина.

— Не могу. Рядом с ним я чувствую себя изжёванной промокашкой. Когда он смотрит на меня, выставив нос, моя душа уходит в пятки и я снова становлюсь школьником. Он меня просто преследует, Берти. И как только владелец «Мейферского вестника» обнаружит в газете хоть одну такую статью, он справедливо решит, что я свихнулся, и уволит меня в ту же секунду.

Я задумался. Проблема была не из лёгких.

— А что, если?… — предложил я.

— Ничего не выйдет.

— А жаль, — произнёс я со вздохом.

— Дживз, — сказал я, вернувшись домой — напряги свой ум.

— Сэр?

— Тебе придётся пошевелить мозгами. Дело необычайно сложное. Ты когда-нибудь слышал о мисс Гвендолен Мун?

— Поэтессе, написавшей «Осенние листья», «Это было в Англии в июне» и другие поэмы?

— Великие небеса, Дживз! По-моему, ты знаешь всё!

— Большое спасибо, сэр.

— Ну так вот, мистер Сипперли влюбился в мисс Мун.

— Да, сэр.

— Но он боится сказать ей о своей любви.

— Частый случай, сэр.

— Считает себя недостойным её.

— Вот именно, сэр.

— Но это ещё не всё! Запомни то, что я тебе сейчас сказал, и слушай дальше. Мистер Сипперли, как ты знаешь, издает еженедельную газету, выражающую интересы высшего общества. А в последнее время директор его бывшей школы повадился ходить к нему в редакцию и заваливать его статьями о монастырях и Тацитах, на которые высшему обществу наплевать. Тебе всё ясно?

— Я внимательно слежу за ходом вашей мысли, сэр.

— И эту ахинею мистер Сипперли вынужден печатать, потому что у него не хватает духу послать старого директора сам понимаешь куда. Вся беда в том, Дживз, что у старины Сиппи эта самая штука, которая так часто бывает у многих парней… у меня на кончике языка вертится название.

— Комплекс неполноценности, сэр?

— Вот-вот. Комплекс неполноценности. У меня он тоже имеется, Дживз, по отношению к моей тёте Агате. Ты ведь знаешь меня, Дживз. Тебе известно, что, если потребуются добровольцы для спасения утопающих, я первый брошусь в лодку. Если кто-нибудь скажет: «Не спускайся в шахту, там опасно», я не обращу на…

— Несомненно, сэр.

— И тем не менее, — слушай меня внимательно, Дживз, — когда я узнаю, что тётя Агата точит топор, что бы изрубить меня на мелкие кусочки, я бегу, как вспугнутая лань. А почему? Потому что она вызывает во мне комплекс неполноценности. И мистер Сипперли находится точно в таком же положении. Он бросится в бушующее море, и на лице его не дрогнет ни один мускул, но он не может заставить себя объясниться с мисс Мун и указать на дверь директору своей бывшей школы, потому что у него комплекс неполноценности. Ну, что ты посоветуешь, Дживз?

— Боюсь, сэр, я не смогу предложить план действий экспромтом.

— Ты имеешь в виду, тебе нужно время для обдумывания?

— Да, сэр.

— Думай, Дживз, думай. Может, к утру в мозгах у тебя прояснится. Что Шекспир говорит о сне, Дживз?

— «Естества утомлённого нежный целитель», сэр.

— Вот-вот. Именно это я и хотел сказать.

Знаете, если всласть выспаться, любая проблема утром кажется простой, дальше некуда. Не успел я открыть глаза, как понял, что составил во сне шикарнейший план действий, которым мог бы гордиться сам Фуше. Я нажал на кнопку звонка, недоумевая, почему Дживз не подал мне вовремя чай.

Затем я позвонил ещё раз, но прошло не меньше пяти минут, прежде чем забывчивый малый принёс мне чашку живительной влаги.

— Прошу прощенья, сэр, — сказал он, выслушав мой справедливый упрёк. — Я находился в гостиной, сэр.

— Ах! — произнёс я, с наслаждением делая первый глоток. — Занимался важными делами, что?

— Я вытирал пыль с вашей новой вазы, сэр.

Хотите верьте, хотите нет, я сразу оттаял. На душе у меня потеплело. Если мне кто и нравится, так это тот, кто, забывая о гордости, смело признаётся в своей ошибке. Само собой, Дживз прямо ничего не сказал, но мы, Вустеры, умеем читать между строк. Я видел, что он готов полюбить мою вазу.

— Ну, и как она тебе?

— Да, сэр.

Немного загадочный ответ, но я не стал ничего уточнять.

— Дживз, — сказал я.

— Сэр?

— Помнишь дело, о котором мы вчера говорили?

— Вы имеете в виду комплекс неполноценности мистера Сипперли, сэр?

— Точно. Так вот, можешь больше не беспокоиться. Дай своим мозгам отдохнуть. Я нашёл решение проблемы, так что мне твои услуги не понадобятся, Меня осенило.

— Вот как, сэр?

— Да, осенило. В делах такого рода первым делом надо изучить… какое слово я хочу сказать?

— Не могу знать, сэр.

— Очень частое слово, хоть и длинное.

— Психология, сэр?

— Совершенно верно. Именно это существительное вертелось у меня на кончике языка. Ведь это существительное, Дживз?

— Да, сэр.

— Молодец! Так вот, Дживз, обрати внимание на психологию старины Сиппи. Мистер Сипперли, так сказать, находится в положении человека, у которого пелена не упала с глаз. Передо мной, Дживз, стояла задача найти способ заставить эту пелену упасть, Ты меня понял?

— Не совсем, сэр.

— Сейчас объясню. В настоящий момент этот бывший директор, этот Уотербери, кажется бедолаге величественным, дальше некуда, если ты понимаешь, что я имею в виду. Прошли годы, сейчас мистер Сипперли бреется каждый день и занимает ответственный пост редактора, но он никак не может забыть, что когда-то получил от вышеупомянутого деятеля шесть смачных ударов по одному месту. Результат — комплекс неполноценности, а бороться с этим комплексом можно единственным способом: надо заставить мистера Уотербери предстать перед мистером Сипперли в жалком виде. Тогда пелена упадёт с его глаз. Ты не можешь не понимать, о чём я говорю, Дживз. Возьмём, к примеру, тебя. Несомненно, некоторые твои друзья и родственники относятся к тебе с большим уважением. А теперь допустим, что однажды вечером они увидят, как ты, в стельку пьяный, танцуешь чарльстон в нижнем белье на Пикаддили.

— Вероятность этого весьма мала, сэр.

— Да, но допустим, что тебя увидят. Пелена упадёт с их глаз, что?

— Возможно, сэр.

— Возьмём другой случай. Ты помнишь, как примерно год назад моя тётя Агата обвинила служанку французского отеля в краже её драгоценностей, а затем обнаружила их в ящичке туалетного столика?

— Да, сэр.

— После чего моя тётя Агата выглядела глупее не придумаешь. Ты согласен, Дживз?

— Несомненно, я видел миссис Грегсон в более выгодном для неё свете, чем тогда, сэр.

— А теперь, следи за каждым моим словом, как кошка за мышкой, Дживз. Глядя на тётю Агату в минуты её падения, наблюдая, как лицо её медленно наливается краской, слушая, как владелец гостиницы на прекрасном французском языке высказывает всё, что о ней думает, а она при этом молчит, словно воды набрала в рот, я почувствовал, что с моих глаз упала пелена. Впервые в жизни, Дживз, страх, который эта женщина внушала мне с детства, пропал. Позже, не скрою, он вновь ко мне вернулся, но в ту минуту я увидел тётю Агату такой, как она есть на самом деле: не рыбиной, которая питается человечиной и чьё имя заставляет самых мужественных деятелей дрожать, как осиновые листы, а жалкой, ничтожной личностью, севшей в лужу. В ту минуту, Дживз, я смог бы послать её куда угодно, и только моё воспитание, а также уважение к слабому полу помешали мне так поступить. Надеюсь, ты не будешь спорить, что я верно обрисовал ситуацию?

— Нет, сэр.

— Ну вот, я твердо убеждён, что пелена упадёт с глаз мистера Сипперли, когда он увидит, как этот Уотербери, этот бывший директор, зайдёт к нему в редакцию с ног до головы обсыпанный мукой.

— Мукой, сэр?

— Мукой, Дживз.

— Но почему вы считаете, что он решится на такой опрометчивый шаг, сэр?