Так держать, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 8

— Потому что у него не будет выхода. Пакет с мукой, сбалансированный на дверном косяке, упадёт вниз по закону земного притяжения. Я собираюсь устроить этому Уотербери ловушку, Дживз.

— Простите, сэр, я бы не рекомендовал вам…

Я поднял руку.

— Подожди, Дживз, я ещё не закончил. Ты помнишь, что мистер Сипперли любит мисс Гвендолен Мун, но боится признаться ей в своей любви? Могу поспорить, что забыл.

— Нет, сэр.

— Ну так вот, я уверен, что как только Сиппи перестанет испытывать благоговейный ужас перед директором Уотербери, он взбодрится до такой степени, что ему просто удержу не будет. Бедолага побежит прямо к ней и положит своё сердце к её ногам.

— Видите ли, сэр…

— Дживз, — довольно сурово произнёс я, — стоит мне предложить план, или проект, или программу действий, как ты тут же заявляешь «Видите ли, сэр» очень неприятным тоном, Это дурная привычка, Дживз, и я советую тебе от неё избавиться. В плане, или проекте, или программе действий, которую я предложил, нет ни одного изъяна. А если он есть, я рад буду услышать, какой именно.

— Видите ли, сэр…

— Дживз!

— Прошу прощенья, сэр. Я лишь хотел заметить, что, по моему мнению, вы приступили к решению проблемы мистера Сипперли не с того конца.

— В каком смысле «не с того конца»?

— Мне кажется, сэр, прежде всего необходимо, чтобы мистер Сипперли сделал предложение мисс Мун. Если молодая леди ответит согласием, я думаю, мистер Сипперли так воспрянет духом, что без труда справится со своим страхом перед мистером Уотербери.

— Да, но ты забываешь о самом главном. Как добиться, чтобы он сделал ей предложение.

— Мне пришло в голову, сэр, что мисс Мун, являясь поэтессой, обладает романтической натурой, поэтому она бросится к мистеру Сипперли, как только узнает, что он получил тяжёлую травму и в бессознательном состоянии всё время повторяет её имя.

— Ломающимся голосом?

— Совершенно верно, сэр, ломающимся голосом.

Я сел на кровати и довольно небрежно ткнул в направлении малого чайной ложкой.

— Дживз, — сказал я, — можешь поверить, никто, как я, не ценит твоих умственных способностей. Но сейчас ты несешь ахинею. Это на тебя непохоже, Дживз. Ты потерял форму. Твои мозги перестали шевелиться. Прежде чем мистер Сипперли получит тяжёлую травму, может пройти много лет.

— Безусловно, данное обстоятельство следует учесть, сэр.

— Я не верю своим ушам, Дживз. Ты ли это? От кого-кого, а от тебя я никак не ожидал совета покорно ожидать год за годом, в расчёте на то, что в один прекрасный день мистер Сипперли попадёт под грузовик. Нет! Мы станем придерживаться моего плана действий. Будь любезен, сразу после завтрака купи мне полтора фунта самой лучшей муки. Остальное я беру на себя.

— Слушаюсь, сэр.

Любой генерал вам скажет, что в делах такого рода самое важное — точное знание местности. Допустим, вы не знаете местности, и что дальше? Помните, как подвела Наполеона под Ватерлоо грязная дорога? Тупой осёл!

Местность редакции Сиппи я знал прекрасно. Я не собираюсь рисовать вам никаких планов, потому что по собственному опыту знаю: когда в детективах начерчены планы с крестиком, где лежит труп и как туда пройти, читатель обычно переворачивает страницу. Поэтому я объясню вам суть дела в двух словах.

Редакция «Мейферского вестника» находилась на втором этаже замшелого дома недалеко от Ковент Гарден. На первом этаже в конце длинного коридора располагалась контора «Братьев Беллами», торговавших семенами, рассадой и инвентарём для садоводов. Если вы подниметесь по лестнице, не доходя до конторы, то окажетесь перед двумя дверьми. На одной из них висит табличка: «Посторонним вход запрещён», и она ведёт в святая святых, а именно, в кабинет старины Сиппи; на второй написано «Редакция», и за ней находится небольшая комната, где сидит мальчик-посыльный, лузгая семечки и читая приключения Тарзана. В этой комнате есть ещё одна дверь, через которую тоже можно пройти в кабинет Сиппи. До смешного просто.

Пакет с мукой я намеревался установить над дверью в редакцию.

Чтобы устроить ловушку такому уважаемому господину, как директор школы (хоть и не такой престижной, как та, в которой я учился), надо подготовиться самым тщательным образом. По-моему, я ещё никогда так придирчиво не выбирал блюда, сидя за ленчем. А после отменной трапезы, перед которой я выпил два сухих мартини, я заказал полбутылки сухого шампанского и рюмку бренди. Теперь я был готов поймать в западню самого архиепископа.

Труднее всего было избавиться от мальчика-посыльного, но, естественно, я не собирался работать при свидетелях. В конце концов мне удалось отправить его домой за небольшое вознаграждение, и я, не теряя времени, встал на стул и взялся за дело.

Прошло много лет с тех пор, как я занимался подобными вещами, но старые навыки меня не подвели. Установив пакет с мукой таким образом, что он должен был упасть чуть ли не от прикосновения к двери, я спрыгнул со стула и через кабинет Сиппи вышел на улицу. Насколько мне было известно, бедолага приходил в редакцию где-то без пяти три. Я слонялся неподалёку от здания и вскоре увидел, как из-за угла появился старикан Уотербери. Мне не хотелось становиться участником событий, которые должны были произойти в недалёком будущем, поэтому я со спокойной совестью отправился погулять.

Побродив по Ковент Гарден около двадцати минут (по моим подсчётам пелена должна была упасть с глаз Сиппи что-то около четверти четвертого по Гринвичу), я вернулся в редакцию. Представьте себе моё изумление, когда, открыв дверь с табличкой «Посторонним вход запрещён», я увидел старикана Уотербери, который сидел за столом Сиппи и читал газету с таким видом, словно кабинет принадлежал ему лично. Более того, даже при самом тщательном осмотре на его костюме нельзя было бы обнаружить малейших следов муки.

— Боже всемогущий! — сказал я.

Меня постигла участь Наполеона. Но, прах побери, как мне могло прийти в голову, что у него хватит наглости войти в дверь с табличкой «Посторонним вход запрещён»? Ни один добропорядочный гражданин такого себе не позволил бы.

Он уставился на меня и пошевелил носом.

— Я вас слушаю?

— Я зашёл проведать старину Сиппи.

— Мистер Сипперли ещё не пришёл.

Он говорил раздражённым тоном, как человек, не привыкший ждать.

— Ну, как дела? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

Он уже успел уткнуться в газету и теперь снова поднял голову и пошевелил носом, ясно давая понять, что я здесь лишний.

— Простите?

— Нет, ничего.

— Вы что-то сказали.

— Я спросил, как дела, знаете ли.

— Какие дела?

— Вообще дела.

— Я вас не понимаю.

— Не будем об этом, — сказал я.

Поддерживать светский разговор с этим деятелем было необычайно трудно. Он не отличался многословием.

— Прекрасная стоит погода, — заметил я.

— Да, хорошая.

— Впрочем, говорят, посевам нужен дождь.

— Что?

— Посевам необходим дождь.

— Посевам?

— Посевам.

— Каким посевам?

— Вообще посевам.

Он отложил газету в сторону.

— Мне кажется, вы желаете сообщить мне нечто важное о посевах. Я вас слушаю.

— Говорят, им нужен дождь.

— Неужели?

На этом наша светская беседа закончилась. Он снова уткнулся в газету, а я сел на стул и принялся сосать набалдашник трости. Время шло.

Может, через два часа, а может, через пять минут на лестнице послышались какие-то странные завывания, — такие звуки издают существа, испытывающие мучительную боль. Уотербери встрепенулся. Я встрепенулся.

Вой слышался всё отчетливее. Затем дверь распахнулась настежь, и в кабинет ввалился Сиппи, поющий во весь голос: «…тебя люблю я, и это всё, что я хочу сказать. Тебя люблю, лю-у-блю я-аа. И это всё…»

Увидев нас, бедолага, слава богу, заткнулся.

— Привет! — жизнерадостно воскликнул он.