Побежденное одиночество - Вудс Шерил. Страница 31

– Все дело в тебе, – сказал он. – Ты произнесла целую речь.

– Все считают, что я говорю очень четко, когда завожусь, но я понятия не имела, что могу быть такой убедительной. Обычно меня обвиняют в излишней громкости.

– Все совсем не так, – сказал Коул, искоса глядя на нее. – И не имеет никакого отношения к громкости твоей речи.

– Коул, я знаю, это был очень тяжелый полдень и все такое, но в твоих словах я не вижу никакого смысла.

– А ты сама прислушивалась к тому, что говорила?

– Конечно. Я сказала все, что намеревалась. И если ты будешь продолжать бродить вокруг да около, я начну сомневаться, все ли у тебя в порядке с головой.

– Эшли, разве ты не понимаешь? Ты говорила как разъяренная мать, стремящаяся защитить своего ребенка.

Эшли непонимающе уставилась на него. – Я... что?

– Ты говорила так, как говорила бы мать, если бы ее ребенку угрожала опасность. Это было замечательно! Ты нисколько не волновалась о себе, обо мне или Натали. Единственный человек, который занимал твои мысли, был Кельвин, и ты хотела быть полностью уверенной, что никто из нас не повредит ему. Ты любишь этого малыша.

– Ну, конечно, я люблю его.

– Не говори об этом так, как будто я должен был знать это давным-давно. Вспоминая, как ты вела себя с самого момента нашей встречи, я не был уверен, что ты когда-нибудь позволишь себе относиться к этому ребенку неравнодушно. Я уже давно уверен, что ты любишь меня, но я не был уверен, сможешь ли ты полностью признать свои чувства к Кельвину.

– Люблю ли я Кельвина – никогда не было спорным вопросом, – призналась наконец Эшли. – Я просто боялась причинить ему боль.

– Сейчас ты больше не боишься? Она отвела взгляд в сторону, стараясь собраться с мыслями.

– Нет, – сказала она наконец. – Думаю, я все-таки примирилась со своим прошлым.

– Как?!

– Я навестила «хулиганов Гаррисона».

– Ты сделала это? Когда?

– Когда мы только еще вернулись из Парижа. Я осознала, что никогда не смогу принять наши отношения и связать себя обязательствами с тобой, пока не узнаю, почему конкретно у меня не получилось с ними.

– И что же ты выяснила?

Она пожала плечами, и лицо ее опечалилось.

– Ничего особенного не изменилось. Они, конечно, стали взрослее, но остались такими же эгоистичными. Гаррисон продолжает чудовищно портить их. Я слышала, что он женился еще раз. Но дети сказали, что она тоже покинула его. И это нисколечко не заботит их.

– Ужасные дети, – пробормотал Коул с сарказмом.

– Так оно и есть. Они никогда ничуть не задумывались о счастье своего отца. Хуже того, Гаррисон спускал им все это с рук. Я никогда раньше не понимала, насколько он слаб. Он делал такие успехи в киноиндустрии, оказывал такое влияние на меня, что я была уверена, что он так же может управлять своими детьми. Наверное, он и мог бы, если бы захотел. Вместо этого, думаю, он спускал им все с рук именно по той причине, что мог не затруднять себя проблемами их роста и развития. Если несколько женщин появятся и пропадут – какого черта! Всегда найдется еще по крайней мере одна, с готовностью ждущая мужчину с его деньгами и престижем.

– Все это звучит так, как будто ты решила для себя нечто большее, чем просто отношения с теми детьми.

– Ты прав. Наконец-то я оставила весь тот брак позади. Я поняла, что могла бы ходить колесом перед всеми ними – и это не имело бы значения. Я поверила в то, что у меня есть, что предложить тебе и Кельвину и что я не причиню ему боль преднамеренно.

– Любая мать, которая любит своего ребенка, не может обидеть его. Помнишь, что ты сказала мне однажды, – любовь важнее шоколадных печений?

Она посмотрела на него так, словно у него с головой опять было не в порядке.

– Да, хотя я и не уверена, что вижу тут связь.

– У нас – Кельвина, тебя и меня – есть вся любовь, которая нам нужна. Шоколадные печенья – или ошибки – не имеет значения. Мы трое прекрасно уживемся.

– Мы трое?

– Да, если ты выйдешь за меня замуж. Кельвин приковылял в комнату раньше, чем Эшли смогла ответить. Покрытый с головы до ног мукой и шоколадом, он направился прямо к ней, взобрался к ней на колени, протягивая шоколадное печенье, все еще теплое, из печки. Она попробовала заставить отдать его Коулу, но Кельвин заупрямился.

– Для тебя, Эшли. Я сам сделал. Пугающий образ кухни промелькнул в ее мозгу, потом уступил место удивлению его даром выбирать самые невероятные моменты.

– Твой сын делает все в совершенно неподходящее время.

– Наш сын, – поправил Коул, перегибаясь через него, чтобы поцеловать Эшли.

Она улыбнулась ему и посмотрела на лицо Кельвина, измазанное шоколадом.

– Именно сейчас мне больше нравится думать о нем как о твоем сыне, – ответила она. – Он будет моим после ванны.

Она передала его Коулу и скрыла усмешку, когда Кельвин перепачкал его шоколадом.

После ванны они вдвоем уложили ребенка в постель и положили рядом с ним его любимого плюшевого медведя. Эшли была рядом с Коулом, который читал сыну сказку, а потом они оба стояли рука об руку, наблюдая за спящим ребенком.

Эшли почувствовала, как сердце привычно заныло, и на этот раз признала действительную его причину. Ее переполняло чувство полнейшего счастья при виде этого мальчика, который отдал ей свою безграничную любовь. Затем она посмотрела на его отца, который тоже любил ее и только и ждал, чтобы она признала это.

Она сжала руку Коула и вывела его из комнаты. Когда они проходили через холл, она встала на цыпочки и поцеловала его в жаждущие губы.

– Нам нужно наметить кое-что.

– Какие-то планы?

– Разве ты не просил меня выйти за тебя замуж?

Коул смотрел на нее с притворным негодованием.

– Это было до того, как ты отказалась признать ребенка только потому, что он был немного перепачкан шоколадом.

– Сейчас я понимаю, как бессердечно я поступила, – с легкостью согласилась она. – Но я согласна принять тебя целиком, с шоколадом и всем остальным.

– С шоколадом? Она кивнула.

—Немного вот здесь, – она провела языком по краю его рта. – И еще здесь, – сказала она, слизнув пятнышко на его губе. – И совсем чуть-чуть на кончике твоего носа.

Коул застонал.

– А где еще? – с надеждой спросил он.

– Ты готов поговорить о свадьбе? – поддразнила она его.

– Да, пожалуйста!

– В таком случае, я думаю, нет необходимости искать шоколад где-нибудь еще, – она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. – Я возьму тебя таким, какой ты есть.

Коул поднял ее на руки и позволил своему взгляду окинуть ее целиком, прежде чем их глаза встретились.

– Я люблю тебя, – сказал он нежно, неся ее в свою комнату.

– Я тоже люблю тебя.

– И Кельвина?

– И Кельвина.

– И всех остальных? Дане Рори? Эшли засмеялась.

– Ну, может быть, не всех остальных.

– Нам придется поработать над твоим отношением к людям. В конце концов, именно Рори свел нас вместе.

– Это говорит в его пользу, – призналась она с неохотой.

– И он женился на замечательной женщине.

—Это правда.

– Кстати, он звонил сегодня вечером , – сказал Коул, опуская Эшли на кровать и начиная расстегивать пуговицы ее блузки. Влажные поцелуи усыпали ее обнаженную кожу.

– Чего он хотел? – спросила она, не придавая этому особого значения, и резко застонала, когда Коул поймал упругий сосок ее груди между зубов.

– У него есть кое-какие новости, – сказал он, переходя к ее другой груди и так же нежно лаская ее.

– Если только они не имеют отношения к концу света, оставь их, – промурлыкала она, проводя пальцами, запутавшимися в волосах, по груди Коула.

– Ты можешь подумать и так, когда услышишь их.

Пальцы Эшли замерли.

– О чем это ты говоришь?

– Не обращай внимания, – сказал он, переключаясь на ее джинсы. Он расстегнул их быстрее, чем она смогла перевести дыхание. Эшли схватила его руку и уставилась ему прямо в глаза.