Корабли Мериора - Вурц Дженни. Страница 139

Но никакая скорбь не должна была заслонять истинного положения вещей. Причина пленения Маноллы, равно как и причины многих других событий, скрывалась в проклятии Деш-Тира. Даже если бы Содружество вдруг нашло способ разрушить это проклятие и прекратить вражду между принцами, это едва ли спасло бы жизнь Маноллы, которую через пятнадцать дней казнят в Изаэре на основании городских законов и по приказу Илессида.

Манолла Ганли… Кайден Тайсана, бесстрашная, как лев, и непоколебимо верная своим убеждениям. «Принявшая смерть от своего наследного принца» — так потом скажут о ней. Какая страшная, издевательская эпитафия. Едва ли Маноллу пугает собственная смерть. Судьба уже нанесла ей смертельный удар, разрушив все, что было смыслом ее жизни.

— А времена становятся все тяжелее, — сказал Асандир.

Сначала вторжение Деш-Тира, прорвавшегося на Этеру через Южные Врата. Потом бунты и свержение верховных королей. Исчезновение паравианцев. Тогда магам Содружества казалось, что ничего хуже быть уже не может. Оказалось, что может, ибо у трагических событий всегда бывают трагические последствия.

Думать о будущем он просто не решался.

Сетвир меньше всего был похож сейчас на могущественного хранителя и летописца Альтейна. Морщинистый старик, бесконечно уставший от ударов судьбы. Он сидел, глядя на первые вечерние звезды, и ветер трепал его бороду, словно кудель. Сетвир лучше, чем кто-либо, знал мысли, владевшие Маноллой. Наверное, еще тогда, готовя нападение на караван Лизаэра, направлявшийся в Авенор, она предчувствовала, что подписывает себе смертный приговор. Но поступить иначе Манолла не могла. Сетвир помнил, с каким чувством она отправляла гонца в Альтейнскую башню.

— Манолла видела в тейр-Фалените защитника ее кланов. Меня тогда восхитило ее стальное мужество, и я пообещал гонцу, что послание обязательно попадет к Аритону.

Сетвир мог бы и не говорить сейчас об этом. Асандир видел внушительный список, который хранитель Альтейна со свойственным ему прагматизмом прибавил к посланию Маноллы. Понимая чувства, владевшие Сетвиром, Асандир все же решил переменить тему разговора.

— Так все-таки что тебе известно о Харадмоне? — спросил он.

Сетвир сердито встряхнул головой и развернул перед ним новую цепочку видений.

Хижина в густом лесу неподалеку от Авенора, спешно покинутая живущей там кориатанской колдуньей из Круга Старших… Сама колдунья, окружившая себя всевозможными охранительными заклинаниями, торопится к Главной колдунье, чтобы передать ей известие чрезвычайной важности… Изрытая и истоптанная полянка, на которой валяется жестоко истерзанная туша убитого кабана. От многочисленных ударов копьем его череп стал похож на решето. Слабое мерцание, исходящее от черепа, показывает, что встреча зверя и охотника не была случайной; кабана привело сюда заклинание все той же колдуньи… Рядом с убитым кабаном лежит и орудие его убийства — копье, вобравшее в себя не охотничью страсть, а беспредельную, нечеловеческую ненависть, двигавшую убийцей…

— И что дальше? — спросил Асандир.

Пленение Маноллы все еще занимало его мысли, мешая воспринимать зигзаги логических построений Сетвира.

Лазурные глаза хранителя Альтейна с досадой взглянули на Асандира.

— Неужели узор нитей не сказал тебе ничего? Ты не понял, зачем вдруг эта старуха спешно пустилась в путь? И не увидел в кабане невинную жертву проклятия Деш-Тира?

Асандир покачал головой.

— Лизаэр явился к колдунье и попросил о ясновидении. Но это была сделка, ибо он что-то пообещал ей взамен. Теперь он наверняка знает, где находится Аритон.

— И чем же принц заплатил за услуги колдуньи? Сетвир раздраженно впился пальцами в бороду и неохотно ответил:

— Не знаю. В тот момент я был занят поисками Харадмона и не смог восстановить всю картину их разговора. Думаю, вскоре мы и так об этом узнаем.

Наконец-то! Вот, оказывается, почему Сетвир упрямо уходил от всех вопросов о Харадмоне. Асандира захлестнуло тревожное чувство.

— Что с Харадмоном? Я же чувствовал, тебе это не дает покоя. Неужели там еще хуже, чем с Маноллой?

Сетвир встрепенулся, подхлестнутый отчаянием.

— Мне нечего тебе ответить, — прошептал он, глядя в бесконечность темных небес за окном. — Я вообще не нашел следов Харадмона.

Асандиру показалось, что пол уходит у него из-под ног, и он уперся в массивную поверхность стола.

— Не нашел следов, — пробормотал он.

Слова упали куда-то в душное и пыльное пространство хранилища, смешавшись с запахом плесени, пергамента и отнюдь не благоуханным ароматом старых чернил. Ни прохладный ветер, дующий с холмов, ни крепкие, защищенные магией стены Альтейнской башни не давали Асандиру желанного успокоения.

Если с Харадмоном что-то случилось, надежда Содружества сломить проклятие Деш-Тира становилась утопией.

В таком случае нечего уповать и на исполнение пророчества о Черной Розе, обещавшего восстановление Содружества до изначального числа, если Аритон добровольно согласится стать королем Ратана.

Отчаяние сменилось яростью. Асандир не желал верить, что будущее потеряно и что это случилось не вчера, а в день несостоявшейся коронации, когда между принцами вспыхнула вражда. Он не желал смиряться еще с одним горем и опускать руки перед неизбежностью судьбы. Асандир ударил по столу и стремительно повернулся к Сетвиру.

— Мы должны послать Харадмону сигнальный луч, который прожжет небеса, — с гневной решимостью заявил он. — В каких бы далях ни заблудился Харадмон, пленником каких бы преград ни стал, я почерпну силу из сердца земли и создам заклинание белого света, чтобы вернуть нашего собрата назад. Иначе все наши усилия сделать Этеру, домом для людей, где они жили бы в гармонии с паравианцами, окончатся крахом.

— Мы могли бы начать уже сегодня, воспользовавшись силой солнцестояния, но есть некоторые препятствующие обстоятельства, — ответил Сетвир.

Обнаружив муравья, безуспешно пытавшегося выбраться из пустой чашки, Хранитель Альтейна вызволил его, посадив на огрызок пера.

— Мне придется заняться сложными вычислениями, а в башне кончились все запасы чая.

Губы Асандира дрогнули в усмешке. . — Эт милосердный, я когда-нибудь приезжал сюда, не привезя чая? За последнюю тысячу лет я не припомню случая, чтобы ты не знал наперед, чем набита моя седельная сумка.

— Я был занят, — с грустным упреком возразил Сетвир и вздохнул.

Как все изменилось. Когда-то у него находилось время, чтобы выращивать землянику и корицу, заставляя их цвести и плодоносить едва ли не круглый год.

Окон в подвальных помещениях Альтейнской башни не было, но запахи внешнего мира каким-то образом все равно проникали внутрь. Накануне дня летнего солнцестояния, когда средоточие третьей ветви, находящееся в подземелье и окаймленное дымчатым ониксом пола, бурлило, переполненное силой, к сладковатому запаху окрестных трав добавился резкий запах озона. Казалось, запахи раннего лета соединились с неподражаемым, первозданным ароматом, который источали круги, покрытые древними письменами.

Босой, облачившийся в ветхую мантию, доходившую ему до пят, Сетвир вставил тонкие восковые свечи в черные канделябры, расположенные по сторонам света. Асандир стоял рядом. Он был в одной рубашке и опаленных кожаных штанах, в которых приехал сюда. Скрестив на груди закопченные руки, он воззвал к Путеводной звезде Этеры, прося ее даровать искру своего огня. Когда силы звезды ответили ему (что неудивительно, ведь Асандир был магом высочайшего уровня) и белый огонек заплясал у него на ладони, он в знак благодарности опустился на колени, после чего зажег свечу в северном углу.

Сетвир тоже призвал огонь, чтобы зажечь южную свечу. Восточную и западную свечи зажгли соответственно от солнечного и лунного лучей. Высоко в небе над Альтейнской башней ярко мерцали и переливались далекие созвездия, словно отмеряя время, остававшееся до полуночи.