Корабли Мериора - Вурц Дженни. Страница 62

От руки мага исходило приятное тепло, как от костра, разведенного среди давящей сырости ночи. Халирон разжал губы, выпуская воздух, словно больше не нуждался в нем. Глаза закрылись. Вероятно, он заснул, а может — впал в беспамятство.

Асандир окружил повозку защитной магической сетью. Халирон не шевельнулся. Возможно, его уши уже не слышали звенящего пения силы, а тело не ощущало сотен ее иголочек. Вскоре ослепительно яркая завеса скрыла от посторонних глаз их повозку, и пони, и самого Асандира.

Оказалось, что не все слуги поспешили убраться из зала. У двоих любопытство было сильнее страха, и они с замиранием сердца глазели на диковинное зрелище. Люэйн поспешил «напомнить» им, что у каждого вот-вот лопнет переполненный мочевой пузырь. Оба тут же бросились к боковой двери. Асандир слегка усмехнулся: кое-что из проделок Харадмона Люэйн все же перенял.

— Мне не удалось закончить одно дело, — обратился маг к бестелесному собрату. — Ты меня слышишь?

Вместо ответа Люэйн морозно кольнул его в руку.

— Я был в Алестроне. Хотел проверить, не начал ли баловаться тамошний герцог с черным порохом. Но ни герцога, ни его братьев не застал. Камердинер нес мне маловразумительную чепуху о какой-то помолвке, устройством которой заняты все четверо братьев. Возможно, Сетвир прав: они не просто так уклонились от встречи со мной. Наверное, им есть что скрывать. Мне сейчас некогда, а потому сделай милость, наведайся в Алестрон.

Асандир знал: Люэйн, конечно же, отправится туда, но перед этим увязнет в занудном монологе, расписывая все тяготы и превратности путешествия. Он взял поводья и повел изрядно перепуганного, шарахающегося из стороны в сторону пони в центр зала. На сей раз коньку и повозке предстояло спуститься по короткой лесенке, на плитках которой холодный магический огонь шестой ветви оставил свои отметины. Железные ободья колес вновь загрохотали на спуске, добавляя к существующим трещинам новые. Съехав вниз, повозка со скрипом и хрустом покатилась по развороченному полу.

Люэйн все еще находился в зале. На просьбу он ответил со своей всегдашней мрачной холодностью:

— Полагаю, тебе еще важнее, чтобы вначале я отправился к Рокфальским горам, навестил темницу Деш-Тира и проверил надежность засовов.

Зная характер Люэйна, Асандир уклончиво ответил:

— Решай сам.

Стекла в стрельчатых окнах верхнего яруса чудом уцелели, только слегка закоптились от дыма. Судя по цвету неба, восход был совсем близок. Асандир подвел повозку к самой границе средоточия. Ноги утопали в пепле; вокруг чернели обгоревшие балки подвальных перекрытий. Маг погладил морду пони и прошептал ему в острое ухо несколько слов успокаивающего заклинания. Потом он выпрямился и стал произносить нараспев другое заклинание — паравианское. Каждый звук, каждое слово и пауза удивительного древнего языка окружали средоточие цепью магических печатей, дабы предохранить стены и все здание от возможных разрушений.

Асандир услышал ответ шестой ветви.

Поток ее силы был слишком мощным, чтобы его удалось скрыть в стенах зала. Завеса лишь помогала уберечь здание от разрушений, но нараставшая сила возвещала о себе по всему дворцу, заставляя содрогаться его стены. Асандир продолжал произносить заклинание, и каждый звук, гулко отдаваясь под сводами, сопровождался белым дождем сыпавшейся штукатурки. Исчезли все посторонние запахи; даже бурая пыль под ногами пахла озоном. Потом наступила тишина, чем-то похожая на лучик света, запертый в стекле. Круги, окаймлявшие чашу средоточия, ярко вспыхнули.

Древние письмена, начертанные в кругах, переливались серебристо-голубым светом. Проехав сквозь их холодное пламя, повозка остановилась в чаше. Пони тяжело дышал и испуганно фыркал, громко стуча копытами по осколкам мозаичных плиток. Ему хотелось высвободиться из упряжи.

Асандир погладил конька по взмыленной спине — единственное, чем он мог помочь взбудораженному животному. Сознание мага было обращено к потоку силы, несущейся сквозь средоточие. Биение ветви усилилось, о чем свидетельствовали белые вспышки. Вскоре они заискрились, предвещая скорый восход. Наступил самый ответственный момент, когда малейшая оплошность (даже излишне громкий шаг) могла исказить узор линий и выплеснуть силу из русла. Асандир торопился. Он миновал два внутренних круга и поставил повозку над расщелиной, в которой сходились все вторичные ветви и силовые линии.

— Я готов, — произнес маг и замер.

Теперь вся пробужденная им сила переходила под надзор его бестелесного собрата. Асандир ни о чем не думал и ничего не ощущал. Единственной нитью, связывающей его с телом, оставалась рука, застывшая на гриве пони. Тысячелетия опыта довели его самообладание и волю до высочайшего совершенства. Внимание Асандира было направлено только на охранительные заклинания, уберегающие Халирона от превратностей магического перемещения.

Неистовство силы безошибочно подсказало Асандиру: солнце взошло.

Поток нарастал, сопровождаемый оглушительным звоном. Круги и нити вспыхнули и тут же потускнели. Они не исчезли; просто Люэйн своим мастерством направил безудержный танец силы туда, куда требовалось Асандиру. В отличие от дикой лошади, магическая сила даже не почувствовала, что на нее набросили узду, и послушно понеслась в нужном направлении.

В зале загремело так, словно в гости к городскому правителю явилась сама гроза. Вслед за тем свой нежданный визит нанес ураганный ветер. Он помог обрывкам шпалер упасть вниз и слиться с хаосом пиршественного зала. Все уцелевшие оконные стекла, графины и бокалы превратились в радужный песок, усеявший пол зала и землю вокруг дворца.

Первозданной силе, питающей все живое, хватило одного мгновения, чтобы вдоволь нагоститься в особняке джелотского мэра… Ветер стих; все поднятые в воздух обломки либо разлетелись по щелям и трещинам, либо послушно вернулись на пол. Кольца, окаймлявшие средоточие ветви, постепенно тускнели, пока совсем не погасли. Асандир, пони и повозка с лежащим в ней Халироном переместились далеко на юг, в пески Санпашира. Об их недолгом пребывании в доме свидетельствовали лишь горстки дымящейся пыли да кучка свежего конского навоза.

Обычно маги Содружества старались не оставлять следов. Однако бестелесному Люэйну было не по силам убрать с мраморных ступеней выбоины от конских копыт и борозды, прочерченные колесами повозки. Убирать навоз он просто не захотел. Люэйн покинул дворец, обдав прощальным холодком перепуганных слуг и истошно вопящих хозяев.

Никто не терзался поисками причины. Даже последнему дураку было ясно, что ученик Халирона снова явился в Джелот, дабы нагнать на жителей еще больше страху своей магией.

Спешно поднятые с постели, во дворец прибывали первые лица города. Почесывая всклокоченные затылки (вельможам не дали времени одеться и привести себя в порядок), они разглядывали новые разрушения. Все сходились во мнении, что главного злоумышленника и его пособников нужно немедленно заковать в цепи, судить и сжечь у столба. Дело оставалось за малым — поймать преступников.

Если в самом зале установилась гробовая тишина, за его стенами было более чем шумно. Мэру Джелота оставалось лишь потрясать кулаками и изрыгать проклятия. Получалось, что дерзкий маг мог появляться в городе, когда ему заблагорассудится, и столь же беспрепятственно исчезать.

Наваждение

Пробуждение Дакара было поздним. На месте костра высилась горка серой золы. Асандир увез Халирона еще затемно, о чем сообщала записка на клочке пергамента. Своего черного коня маг оставил, и тот беспокойно вышагивал вокруг дерева, к которому был привязан за недоуздок. Настроение Безумного Пророка ничуть не улучшилось; он не выспался и чувствовал себя разбитым. Скрасить его горестное положение могла только еда. Кряхтя, Дакар выбрался из-под одеяла и двинулся к мешку с припасами.

Аритон с влажными после купания в ручье волосами склонился над седельной сумкой Асандира. Он задумчиво вертел в руках массивную золотую монету. Забота Асандира и ночной сон полностью вернули Аритону силы и ясность мышления, и для Безумного Пророка он выглядел сейчас как живой укор. Фаленит держался приветливо, словно так и не вылез из обличья ученика Халирона.