В интересах следствия - Высоцкий Сергей Александрович. Страница 50

— Вы где?

— Улица Танкистов, дача номер 18. — Он хотел сказать, что здесь тоже было покушение на убийство. Но передумал. В конце концов, это дело пострадавшего.

— Горобец — владелец белой «ауди»?

— Да. Машина здесь. Рядом с дачей.

— Еду, — сказал лейтенант и бросил трубку.

«Ну и ладненько! — решил сыщик. — С остальными пусть разбираются сами. Поиграем в игру „спрашивают — отвечаем“. Но про Ирочку я им и слова не скажу».

* * *

Вечером они с Лидой смотрели в холле Дома творчества телевизор. Человек пять-шесть вдыхающих разместились полукругом у экрана. Муж и жена — пожилые переводчики, изустный прозаик — врач по профессии. А потому вечно терзаемый на отдыхе действительными и мнимыми больными. Его милая и уравновешенная супруга. Бизнесмен-южанин с многочисленным семейством, предпочитающий тихий, уютный Дом шумным курортам.

Фризе с Лидой устроились на диване. Поэтесса всячески демонстрировала их близкие отношения. То как бы нечаянно брала его руку в свои ладони, то склоняла голову на плечо. Владимир не выносил такой сопливости. Но сейчас терпел. Не хотел обижать нежную женщину, только что пережившую потрясение — смерть подруги.

Когда началась программа «Петровка, 38», пожилые переводчики удалились. Бизнесмен увел детишек.

— Пойдем ко мне? — шепнула Лида.

Фризе уже собрался встать с дивана, когда на экране появилось страшноватое лицо мертвого мужчины. Голос диктора бесстрастно доложил, что мужчина сорвался с пожарной лестницы на брандмауэре высокого дома. Кто он, почему полез на крышу, никто не знал. Никаких документов при нем не обнаружено.

А Владимир узнал его сразу. Это был Генерал. Фризе не сомневался в том, с какого дома тот упал. И догадывался, зачем полез по проржавевшей лестнице на чердак.

Судя по тому, что труп до сих пор не опознан, от Генерала отказались все.

Милиция.

Спецслужбы.

Урки.

Для них для всех, пока он был жив, его красная шапочка и генеральский мундир были как сигнальный буек на поверхности моря для водолазов. Всплыл буек — ищи там. На глубине.

Наверное, отказалась от него и Люсенда. Так же как и Фризе, ей нечего было бы о нем рассказывать.

Зовут — Василий. Прозвище — Генерал. Пользуется забавным наркотиком. Наподобие спичек. Не любит молоко. Но пьет. Когда дают. И еще — хромает.

Да и кому они нынче нужны, бомжи? Даже генералы.

* * *

— Ты уж прости меня, грешного. — Рамодин виновато улыбнулся. — Втравил тебя в авантюру…

Фризе молчал. Ему было интересно узнать, как далеко пойдет майор в своем раскаянии. Оказалось — не слишком далеко.

— И гонорар накрылся. И обещанная картина. Да у тебя и своих картин навалом. Наверное, пыль с них сметать надоело?

О том, что приятель несколько раз находился на волосок от смерти, Евгений и не вспомнил.

«А чего о ней вспоминать? — усмехнулся сыщик. — Работа такая. У каждого свой образ жизни».

— Правда, Женя. Я могу подарить тебе на память договор. А может, поскребешь по сусекам и оплатишь?

— На большее чем обед в ресторане, не рассчитывай. — Рамодин нахмурился. Наверное, прикидывал, хватит ли ему денег на приличный ресторан. Скорее всего, результаты подсчета оказались неутешительными, потому что он сказал: — Но у моей Веры домашний обед получится в сто раз вкуснее ресторанного.

— И горох с рулькой будет?

— По просьбе трудящихся.

Горох с рулькой был фирменным блюдом Веры Рамодиной, Верунчика. Майор любил говорить, что и женитьбе своей обязан гороху с рулькой.

— Честно скажу тебе, Длинный, за твой уплывший гонорар казню себя днем и ночью. Но может быть, Цветухин не все свои деньги на адвокатов потратит?

— И выплатит мне гонорар? За то, что я создал ему столько трудностей?

— Ну, не только ты… — осторожно возразил Евгений. — В конце концов, дело-то в суд мы отправили.

— Направили. — Фризе усмехнулся, чувствовал, что для майора участие в завершении дела о похищении «малых голландцев» хоть и слабое, но все-таки утешение за пережитое унижение.

— У тебя есть договор, — сказал майор. — Можешь подать в суд.

— И превратиться в сутягу?

Фризе вдруг вспомнил просторный чердак, запах пыли и шлака, желтые отсветы рекламы сигарет «Кэмел», проникавшие сквозь слуховое окно и высвечивающие кирпичную трубу посреди чердака.

Вспомнил выражение лица Генерала, когда он смотрел на эту трубу, на ее кирпичики, а в дверь ломились неизвестные. Мучительное сомнение, нерешительность, наконец, страх, отразились на опухшем лице бомжа, прежде чем он оторвал взгляд от трубы и, забыв свою хромоту, кинулся к спасительному слуховому окну.

1998-1999