Звездочет - Яффе Мишель. Страница 57

— Скажите, что ненавидите меня. — Дыхание Йена обжигало ей щеку. — Скажите, черт побери!

Бьянка покачала головой и ответила на удивление спокойно и тихо:

— Ничего не выйдет, милорд. Я не стану этого делать. Не следует бежать и прятаться, отталкивая людей, которые хотят вам помочь. Вы можете причинить мне боль, милорд, овладеть моим телом, осквернить мою утробу, хотя я и не верю в то, что вы станете это делать. Но вы не можете внушить мне грязные мысли или заставить меня произносить лживые слова. Со мной так легко не сладить.

Не только слова, но и ее голос охладили его пыл и спасли от умопомрачения. Его лицо исказила гримаса боли, и он вдруг сжался и поник, словно силы оставили его. Бьянка тоже была еле жива, но душа ее пела от радости. Она спасла их обоих от жестокости, которая ранила бы их сердца и навсегда пролегла бы пропастью между ними. Ей удалось сломать его оборону, проникнуть за крепостную каменную стену, которой он обнес свои чувства. Теперь их отношения уже не будут прежними, но она надеялась, что они станут лучше.

Йен выпустил ее запястья, и Бьянка тут же обвила его за шею руками. Теперь она отчетливо ощущала, как он дрожит. Он был испуган и подавлен тем, с какой жестокостью набросился на нее. Он не понимал, чем вызвана эта жестокость, какой дьявол завладел его разумом. Вернее, напротив, слишком хорошо понимал. Казалось, он вдруг решил перенести кошмар из сна в реальность и таким образом подтвердить одно из отвратительных названий, которыми Мора окрестила его. Осознание того, что он утратил контроль над собой и совершил недопустимую грубость по отношению к Бьянке, огорчило его сверх меры и вызвало тошнотворное чувство отвращения к самому себе, настолько сильное, что ему захотелось провалиться сквозь землю.

Но он ощущал тепло рук Бьянки, в ее объятиях не было ни угрозы, ни лицемерия. Если бы она могла простить его за то, что он только что сделал, он сам тоже смог бы простить себя. Он должен извиниться перед ней. И объяснить свое поведение. А значит, ему придется рассказать ей всю историю, которая стоит за его ночными кошмарами и за которую ему не будет прощения. Йену хотелось насколько возможно оттянуть момент объяснения, в последний раз насладиться умиротворяющим теплом и нежностью ее тела, которое потом навсегда станет для него недоступным.

— Простите меня, — пробормотал он, уткнувшись лицом ей в грудь.

— Скажите это еще раз, — тихо и серьезно потребовала Бьянка.

— Простите меня, — покорно повторил Йен.

— А теперь поцелуйте меня, — сказала она, взяв его голову обеими руками и глядя на него сияющими глазами цвета расплавленного золота.

— Вы уверены, что хотите этого? — Йен вдруг почувствовал себя по-мальчишески неуверенно, но ее взгляд, такой глубокий и проникновенный, вернул ему самообладание. Он нежно прикоснулся губами к ее губам, а затем прошептал: — Простите меня, Бьянка. Мне ужасно жаль.

— Я знаю, — ответила она, прижавшись к нему теснее. — Я не хочу, чтобы это еще раз повторилось.

Вы очень испугали меня.

Неподдельная искренность, с которой Бьянка сказала это, глубоко проникла в сердце Йена и требовала того же взамен. Он собрался с мыслями и начал свой рассказ:

— Об этом известно только одному человеку на свете, и я надеюсь, что мне не придется больше никогда рассказывать эту историю снова. Никто — ни Криспин, ни другой Арборетти — не знает о том, что навлекло бы величайшее бесчестье на всех них. Поэтому я прошу вас, не ради себя, но ради других, никогда не повторять этого.

Йен дождался, пока Бьянка молча кивнула, а затем уселся так, чтобы не видеть ее лица. Она прижалась грудью к его плечу и обняла за шею, а он продолжал деловым, почти равнодушным тоном:

— Кристиан старше меня всего на два дня, и мы росли вместе, как братья-близнецы. Конечно, над нами подшучивали, говорили, что мы похожи друг на друга больше, чем на своих родных сестер и братьев. Наши семьи были очень дружны, поэтому неудивительно, что у нас были одни и те же наставники, мы вместе занимались спортом, проводили школьные каникулы, затем поступили в один университет, а потом и путешествовать стали вместе. Наша дружба была глубока и крепка. Мы готовы были на все друг для друга. По крайней мере я так думал. Впрочем, я опережаю сам себя.

Мне надлежало отправиться на Сицилию по делам, и в последний момент Кристиан решил сопровождать меня. Он только что расторг помолвку с богатой флорентийской красавицей и хотел убраться оттуда подальше, чтобы не плодить ненужных слухов. Меня захватила идея пуститься в долгий путь в такой приятной компании. Он почти целый год провел во Флоренции, устраивая свой брак, и мы давно не виделись. Тем более я тоже… был занят. Так что мы оба с радостью ухватились за возможность спокойно пообщаться. На корабле мы добрались до Мессины, оттуда верхом на лошадях — до Сиракуз. Мои переговоры оказались успешными и прошли на удивление быстро. Я спешил вернуться, чтобы поделиться радостными новостями с Арборетти.

Йен на мгновение замолчал, затем продолжил: — Летние дни долгие, и я настоял на том, чтобы мы возвращались как можно быстрее. На второй день пути у Кристиана обнаружились признаки какой-то болезни. Он велел мне ехать дальше, сказав, что догонит меня, по крайней мере в Мессине, где мы оставили корабль под присмотром Джордже Нас сопровождало очень мало слуг, и мне не хотелось оставлять его, больного, одного. Поэтому, несмотря на его настойчивые просьбы, я остался с ним в лагере в надежде на его скорое выздоровление. Так и произошло. И вскоре, как только сумерки опустились на землю, мы тронулись в путь, чтобы до наступления темноты преодолеть несколько лье… — Йен покачал головой. — Мне не следовало так торопиться. Я должен был это предвидеть. Средь бела дня на Сицилии спокойно, но по ночам торговые караваны становятся лакомой добычей для разбойников. Я легкомысленно предположил, что коль скоро никаких товаров мы не везем — только деловые бумаги — и караван наш малочислен, то разбойники нами не заинтересуются. Однако как только солнце село за море, мы подверглись нападению. Их было пятеро, а нас восьмеро (до тех пор, пока слуги, которых мы наняли в Мессине, не бежали, бросив нас с Кристианом, вооруженных только шпагами, на произвол судьбы). Разбойники разделили нас и окружили лошадьми.