Невезуха на все сто - Яковлева Елена Викторовна. Страница 16

— Клуб как клуб, — засопела Инга, — ресторан, бар, стриптиз…

— Стриптиз? — Я насторожилась. — А на кой черт тебе стриптиз? Ну, мужикам еще ладно, а тебе…

— Это мужской стриптиз, — глухо отозвалась Инга, не поднимая головы.

— А…а… — Сама не знаю, что я собиралась сказать, но вместо этого только воздуху нахваталась, отчего у меня запершило в горле, зачесалось в носу, а также перехватило дыхание. Инга подумала, что я подавилась, и принялась дубасить меня по спине, тем самым усугубляя мои моральные и физические страдания. Я хотела рявкнуть на нее, но вместо этого чихнула. Чих у меня получился громкий, как залп, Инга вздрогнула от неожиданности, а салфетки со стола разлетелись в разные стороны, как ласточки.

— Ты чего?.. — прошептала бледная, как бумага, Инга.

— Мужской стриптиз — это… Это когда мужики раздеваются? — Мне удалось наконец избавиться от закупорившей мое горло воздушной пробки.

— Ну да… — Инга сделала вид, что внимательно разглядывает скатерть на столике. А что там было рассматривать: банальная красная клетка да пара-тройка жирных пятен, до моего исторического чиха скромно таившихся под салфетками. Для маскировки, надо полагать.

Я издала нечеловеческий стон и погрузилась в глубокую меланхолию. Мужской стриптиз упорно не укладывался в моей голове, каким боком ни поверни, самым вопиющим образом выпирал и давил на психику.

— Боже, — прошептала я, — так мне и надо, дуре такой, буду в следующий раз только о себе думать.

За нашим столиком надолго воцарилась томительная пауза. Я тоскливо смотрела на порхающего по залу официанта в красном колпаке, чем-то напоминающем клоунский, и думала, что этот головной убор наверняка был бы мне к лицу. Может, попросить примерить?

Чем дольше остаешься бутоном, тем позже отцветаешь.

Часть II

ПО ДОРОГЕ, МОЩЕННОЙ КОРОВЬИМИ ЛЕПЕШКАМИ

Глава 10

Инга снова стала вертеть головой, а завидев официанта, зазывно щелкнула пальцами.

— Больше не пей! — Я грозно свела брови на переносице.

— Да я и, не собираюсь! — взвизгнула Инга. — Я расплатиться хочу!

Еще и огрызается, посмотрите на нее! Так бы взяла и треснула ее чем-нибудь увесистым, стулом, например, да нельзя. Нет, стульев мне не жаль, они казенные или, как их там, частнопредпринимательские, один хрен, только вот лишнее внимание к себе привлекать не резон.

Такие-то настроения обуревали меня, когда мы вышли из пиццерии. Инга, знамо дело, резво понеслась к своему разлюбимому «мерину» — она и за столом все шею выворачивала, в окно пялилась, как он там, не угнали ли? Я поплелась за ней, понурая, как побитая собака. Впрочем, это снаружи я была такая, в воду опущенная, а внутри у меня все кипело и клокотало на манер Везувия, ну просто руки чесались навешать Инге оплеух. Сколько ж можно сдерживаться! Смеяться будете, но обстановку разрядил грязный бродяжка, какие по Москве слоняются сотнями.

Так вот, откуда он взялся, не соображу, из какой-то подворотни вынырнул, наверное, и сразу к Инге:

— Дай сто рублей!

— Че-ево? — пропела оторопевшая Инга.

— Дай сто рублей, — нагло повторил бомж, и в глубине его глазок-щелок вспыхнули огоньки классовой непримиримости.

— А почему не миллион? — поинтересовалась я из чистой любознательности.

— Сто рублей, — твердо стоял на своем бомж. С юмором у него, видно, как-то не очень было.

— Щас, — пообещала Инга и села за руль своего «Мерседеса».

Я устроилась рядом с ней, на переднем сиденье. Бродяжка постоял пару минут рядом с Ингиной тачкой, догадался, что ему ничего не обломится, и почапал к открытому уличному кафе напротив. Подвалил к крайнему столику, за которым два жлоба с подбритыми затылками неторопливо уплетали хот-доги. Что он им сказал, я, конечно, не слышала, но, судя по артикуляции, обратился с той же просьбой, что и к Инге. Жлобы дожевали хот-доги, отерли жирные губы салфетками, поднялись из-за стола и лениво врезали попрошайке по зубам. Хоть они и не особенно старались, отлетел он метра на три, не меньше, распластался на тротуаре — и ни гугу. Мы с Ингой невольно переглянулись: неужто убили? А бродяжка еще немного полежал, а потом прытко так вскочил и дальше пошел как ни в чем не бывало. Не иначе еще к кому-нибудь приставать. А что, глядишь, и найдется добрая душа с лишним стольником.

Да-а, вот у кого надо учиться стоическому отношению к жизни. Подзатыльников, само собой, навешали и денег не дали, но не убили же, в конце концов, хотя и могли. Так что живи и радуйся до следующего раза. Можно, конечно, и не нарываться, но скучно. Кто-то скажет — подумаешь, а если копать поглубже, то это целая философия и очень благодатная тема для осмысления. «Особенности менталитета российского бомжа» — а, как вам? Докторскую диссертацию запросто защитить можно, жаль, что недосуг. Сейчас нужно о другом думать, об этом Юрисе, будь он неладен. Не могу я, как Инга, делать вид, что ничего не случилось. Ведь с ума сойдешь, каждую минуту ожидая, что вот-вот в твою дверь позвонят, ты откроешь, а тебя под белы рученьки да на нары… На душе сразу стало паршивей паршивого, я с ненавистью посмотрела на Ингу и выдавила из себя через силу:

— Хорошо, я сама пойду.

— Что-что? — вылупилась на меня Инга.

— Я пойду в это злачное местечко, попробую что-нибудь разузнать о твоем Юрисе. — Конечно, по-хорошему мне следовало бы заставить заняться этим Ингу, да боюсь, ее прежние дружки, которых она цепляла в злополучном «Пеликане», устроят ей скандал, а привлекать к себе лишнее внимание нам сейчас не с руки.

— А может, не надо? — засомневалась Инга. Вот уж кто страус, так страус. Голову в песок, а там, на поверхности, авось все как-нибудь само рассосется.

— Надо. — Моя беспримерная непреклонность давалась мне нелегко. — Ты можешь делать вид, что ничего не случилось, а я не могу. Мне, если хочешь знать, твой Юрис в каждом углу мерещится, и не будет мне покоя, пока я не узнаю, кто его прикончил, а главное, куда он из лифта подевался.

Инга склонила свою хорошенькую головку к плечу и притихла, а потом произнесла с задумчивым видом:

— Возможно, ты и права.

А мне ее тон что-то вдруг не понравился, ой как не понравился. Почудилось мне, будто она самоустраняется. Мол, раз ты так решила, то и действуй, а я, так и быть, постою в сторонке на шухере, чтобы в случае чего дать деру. А такие настроения следует пресекать на корню, пока они не приняли угрожающей формы.

— А ты, — я пробуравила Ингу рентгеновским взглядом, — ты не надейся, что в кустиках отсидишься. Будешь ждать меня у этого твоего «Пеликана», прикрывать меня с тылу, а дальше — по обстоятельствам. — Последнее наставление получилось, конечно, неопределенным и туманным, больше для многозначительности, поскольку я понятия не имела, что же там «дальше». На том, как показали дальнейшие события, я и погорела, но все по порядку, не будем забегать вперед.

— А что? Я что? , Я сижу и молчу! — задергалась Инга. — Что ты меня все время в предатели записываешь? В какие-то Павлики Морозовы! Надоело уже, честное слово! Ну да, виновата я, согласна, зря я этого Юриса к тебе притащила… Но что же мне теперь, кровью вину смывать прикажешь? — Ингин подбородок дрожал от обиды, как у маленького ребенка.

— Может, и кровью, — загадочно молвила я, больше для острастки.

— Да пошла ты… — буркнула Инга и отвернулась.

— Ладно, хватит дуться, — одернула я ее, — у нас слишком много дел. Кстати, работает сегодня это заведение, или у них в понедельник выходной?

— Ты про «Пеликан»? — переспросила Инга. — Да они каждый день работают. Может, только народу поменьше придет. Но завсегдатаи уж точно будут, они всегда там.

— На то они и завсегдатаи, чтобы завсегда быть, — проворчала я. — Ты меня это… проинструктируй, как себя вести в таких злачных местах.

— Да как… Обыкновенно.