Война на личном фронте - Якубова Алия Мирфаисовна. Страница 42

Все эти мысли оглушали, я понимала их здравость, но ничего поделать не могла. Глаза Кшати сияли ликованием, он торжествовал, думая, что одержал верх, и был недалёк от истины. Но в этот момент в моем сердце было какое-то новое чувство, которое очень трудно было описать. Самым точным было бы сказать «свет». Ослепительно яркий белый свет, но не тёплый, а обжигающе-холодный и пугающий своим безразличием. Этот свет разрастался, вытесняя самое моё "я". Но самое пугающее было то, что это тоже была я. Новые грани личности выходили на свет, разрубая старые.

Меня словно отодвинули в сторону, и в то же время сделали главным действующим лицом. Где-то в моих мыслях всплыло лишь одно слово: «Ашана». И тотчас я переключилась в боевой режим. Все чувства, сомнения куда-то улетучились, оставив лишь ледяную решимость. Это пугало, но и завораживало своей мощью. Я растворялась в Ашане.

Моя рука просвистела быстрее мысли. Удар обрушился на Кшати. Его голова неестественно дёрнулась назад, и он рухнул навзничь, но тотчас вскочил. Из уголка его рта текла кровь, и мне хотелось, чтобы её было больше.

Вампир покачал головой.

— Я думал, мы выяснили, что все это бесполезно, — изящным жестом он утёр кровь кончиком манжета.

— А я так не думаю, — очень нехорошая усмешка заиграла на моих губах.

— Лео, не стоит. Ты хочешь, чтобы я тебя убил?

— Лео уступила место мне, Ашане, — снова злая усмешка. Я и правда чувствовала некоторое раздвоение, и в то же время казалось, что это и есть истинное положение вещей.

На лице Кшати отразилось искреннее недоумение. Он даже спросил:

— Ты о чем?

Рассмеявшись колким смехом ему в лицо, я проговорила:

— О, ты скоро узнаешь! Ты так старался разбудить моего зверя — считай, тебе это удалось. Ты разбудил спавшую многие жизни.

— И что теперь? — он все ещё не вник в смысл сказанных мной слов. — Думаю, мне понравится твоё новое "я".

Ухмылка и удар последовали почти синхронно. Моя рука погрузилась в его тело, прямо под рёбрами, на целую фалангу. Замешкайся Кшати, и я, вернее Ашана, могла бы вырвать его сердце. Но он был ловок, чертовски ловок. Схватив меня за горло, вампир снова приложил меня об стену, чуть не передавив гортань. На этот раз контакт был полным. Основной удар пришёлся на лицо и грудь. Я рассекла лоб, и кровь заливала левый глаз. Но я встала, вскочила, и снова бросилась на Кшати. Из глотки вырывался рык.

Удар, ещё удар. Призвав ветер, который, казалось, только этого и ждал, я ткнула им в грудь вампира. Он отлетел, будто я шандарахнула его молотом. Поднялся Кшати очень медленно. У него хлынула горлом кровь. Но не страх был в его глазах, а недоумение. Он не понимал, как я могла сотворить с ним такое. Его рубашка пропиталась его же кровью и превратилась в грязные лохмотья. Вампир содрал её с себя, прошипев:

— За это ты заплатишь! Страшно заплатишь, когда я подчиню тебя!

— О, какие далеко идущие планы! — от того, как это было сказано, у меня самой мурашки поползли по спине.

Глаза Кшати сузились, и тут рухнули последние барьеры, сдерживающие его силу. Меня будто бросили в пламя обжигающего, но холодного огня. И этот огонь бился о мою кожу, стараясь проникнуть внутрь, в самое сердце. Но мой ветер не пускал этот огонь. Не зная, сколько ещё сможет длиться эта ментальная битва, я ринулась в атаку, а за мной как шлейф тянулся щит из ветра.

Прыжок. Я выпростала вперёд руку. В этот раз мне удалось завершить начатое. Я вырвала сердце Кшати. Вырвала, как сорняк с грядки, и смотрела, как оно продолжает биться в моей руке. Такое горячее и влажное. Смотрела, не испытывая при этом ничего. Вот что было самым страшным!

Вампир лежал на спине, под рёбрами у него зияла страшная дыра. Как ни странно, сами ребра остались целы, и из раны вырывались свистящие звуки. Но Кшати был жив. Черт побери, он все ещё был жив!

Я держала его сердце в руках, а то место, где оно ещё совсем недавно билось, восстанавливалось, заживало. Это казалось невероятным, но так оно и было. Внезапно Кшати распахнул глаза. Непонимание и изумление в них сплелись со страхом. Выплюнув изо рта сгусток крови, он спросил, с трудом выговаривая каждое слово:

— Что ты такое?

Ашана рассмеялась лязгающим смехом, потом проговорила:

— Я воин Сейши-Кодар. Воин куда более древний, чем ты сам. Даже смешно, что ты так старался проникнуть в эту часть моей души.

Снова смех. Потом пальцы сами сжались, и сердце лопнуло, как перезрелый помидор. Я, а может и не совсем я, с брезгливым отвращением отбросила его ошмётки. Но рука осталась в крови. Не отрывая глаз от вампира, я вылизала её. Потом я склонилась над ним.

Рана на груди Кшати уже стала вдвое меньше, заживление шло очень быстро. А сам он пристально следил за мной. Вампир протянул ко мне руку, и она дрожала. Проведя рукой мо моей щеке, шее, он проговорил:

— Как ты можешь меня убить? — их уголка рта снова показалась кровь. — Я же… я люблю тебя, Лео!

Казалось, он говорил это искренне, но вот на дне его глаз промелькнуло что-то… что-то, что заставило воина во мне просто-таки взвиться. Вампир успел лишь чуть сдавить мою гортань, как я полоснула силой по его горлу. Ветер обратился в острейший клинок, который отсек Кшати голову напрочь.

Смотря, как голова катится по полу, я успела подумать: «Ну, вот теперь все. Все кончено». И словно в подтверждение сказанного, тело вампира обратилось в прах, закруживший по залу.

Я попыталась встать… и не смогла. Моё тело, моя душа словно вбирала в себя всю ту силу, что была тут пущена в ход, будто измерительная рулетка скручивалась. Внезапно я почувствовала себя полностью раздавленной. Каждая клеточка моего организма наполнилась болью, и вместе с тем происходило медленное осознание того, что же я натворила.

Когда все это с трудом уместилось в моей голове, из меня вырвался дикий крик. То кричала сама моя душа. Кричала, пока не обессилила. Я словно впала в безумие, молотила руками об пол, пока не разбила их в кровь. Боль слегка отрезвила меня, но оказалось, что шла она не только от рук. Болело все, буквально все. Поломанные ребра, исцарапанные бока и ноги, глубокая рана, пересекающая позвоночник. Черт знает, какие ещё у меня были травмы.

С трудом, спотыкаясь и стиснув зубы, чтобы вновь не завопить, я лишь с третьей попытки поднялась на ноги. Мой беснующийся дух попал в паутину апатии. Как далёкий гул я слышала стаю, которая, казалось, пыталась дотянуться до меня своей силой. Но мне было все равно. Как сомнамбула брела я по залу. Остановившись возле забившийся в угол Ами, я глухо проговорила:

— Идём. Идём отсюда, — она вытаращилась на меня, но послушалась.

Да. Уйти. Уйти отсюда прочь. Чтобы никогда больше не видеть всего этого. Никогда! Эта мысль как единственный огонёк удерживала меня на грани сознания, толкала вперёд.

Не помню, как вышла на улицу. Просто внезапно надо мной оказалось хмурое ночное небо. Небо… Потом хлынул дождь… или он уже шёл? Холодные капли обрушились на моё лицо, волосы, израненное тело. Мир будто исчез за этой мокрой безликой стеной дождя.

Где-то вдали маячил мой мотоцикл. А ведь я ставила его у самых дверей! Идти становилось все труднее. Тело ломило. Я пыталась найти ключи, и не могла. Может, они остались в том зале, вместе со штанинами брюк. Но я искала их с таким остервенением, будто жизнь от этого зависела. Потом я споткнулась и упала. Растянулась прямо на мокрой земле. Мир вокруг завертелся и исчез в темноте, сопровождаемый криком Ами, показавшимся почему-то очень далёким. Но мне было… все равно.