Посрамитель шайтана - Белянин Андрей Олегович. Страница 49

– Не-а, – равнодушно бросил Лев.

– Гарем! – с нажимом, чуть удивлённо повторил бывший визирь.

– Да с какого перепоя он мне сдался?! – Оболенский позволил юной вдове притулиться к нему под бок и действительно не променял бы её сейчас на сотню гаремов.

– Но, быть может, сиятельная и великодушнейшая Джамиля всё-таки позволит своему благородному защитнику оказать небольшую услугу, дабы помочь этому несчастному влюблённому вновь обрести тяжёлое семейное счастье? У вас мягкое сердце, почтеннейшая, смотрите, как горько он плачет…

Тут домулло, конечно, бил безошибочно и наверняка. Отказать собачьим глазам бедного Ахмеда было просто невероятно, он разжалобил бы даже избирательную урну.

– Солнышко моё, а если я… ненадолго… туда-сюда и обратно?!

– Конечно, мой господин, – лучисто улыбнувшись, отзывчивая вдова доверчиво прижала тонкий пальчик к жарким губам потомка русского дворянства. – Иди и сделай там всё, что должен, чтобы спасти хорошего человека и друга. Только пусть это будут самые красивые и умные жёны падишаха, чтобы мне потом не было стыдно за твой вкус…

После такого заявления трое мужчин обменялись прибалдело-восхищёнными взглядами. Причём у двух к балдежу и восхищению явно примешивалась изрядная толика зависти… Кака-а-я-а женщина-а!!!

Боже, я стараюсь не лезть в чужую личную жизнь, тем более в личную жизнь своих литературных героев. Их взаимоотношения и так потом с наслаждением препарируются тысячами озабоченных читателей… Но, честно говоря, это был первый случай, когда мне до слёз было жалко эту красивую, влюблённую дурочку – ведь он ничего не мог дать ей взамен! Но она и не ждала ничего…

Да, девушкам свойственно безоглядно отдавать своё сердечко единственному герою, жертвовать своей молодостью и, несмотря ни на что, хранить верность даже самым отпетым бродягам типа Одиссея или Пера Гюнта. Но подобная искренность чувств уже практически не встречается в наше урбанизированное время, когда мода на «унисекс» успешно стёрла естественные грани различия между мужчиной и женщиной. Говорят, чем хуже живёт человек, чем труднее нам в работе, в быту, на войне, тем выше и яростней мы ценим слабое женское плечо…

И всё-таки почему она так поступала?! Ведь Лев ничего не скрывал, она знала, что он принадлежит другой; что он никогда не возьмёт её в свой заснеженный мир и не сделает «младшей женой»; что рано или поздно он снова уйдёт и, возможно, уже не вернётся никогда…

Эта «луноликая вдова великого злодея», как выражался Насреддин, отнюдь не была глупенькой пустышкой, скучающей без мужской ласки или хоть чем-то зависящей в материальном плане от закидонов моего друга, нет!

Тогда что же?! Какой ангел вёл эту восточную девочку, чем жила её душа, чьё имя она произносила на рассвете и о ком плакала ночью… Любовь? Просто одно слово «любовь» – и всё?! Но если там была такая любовь, то почему она покинула наш мир…

Глава 48

Наша следующая история особой поучительностью не отличается, хотя и в ней есть свои интересные фишки. Вроде бы жизнь с завидным терпением опытного педагога заставляет нас вновь и вновь не судить о людях, не узнав их. Но мы – плохие ученики в школе бытия… Поэтому данное повествование я бы озаглавил так: «Сказ о великом Багдадском воре, его друзьях и юном падишахе Самарканда, у которого они почти украли знаменитую Ириду аль-Дюбину!» Ключевое слово – «почти»…

… – Дворец как дворец, арабский стиль, где-то чем-то смахивает на Тадж-Махал, – неопределённо пожала широкими плечами самая высокая женщина в плотной парандже. Рядом стояли ещё четыре разновозрастных ханум и один подозрительный ослик, без паранджи. То есть ослики так и так паранджу не носят, но доброй души Оболенский из голубенького холста смастрячил для лопоухого друга детсадовскую панамку. Прохожие мусульмане невольно оборачивались, но сам Рабинович был на седьмом небе от счастья, он любил шокировать толпу…

– Главное – проникнуть внутрь, а там, почтеннейшие, у каждого свой путь и своя задача. В последнее время я уже начал привыкать шастать по неприступным дворцам великих владык, как у себя дома… – добавила вторая тётка, пониже и потолще, с корзинкой белья на голове.

– Но мы не будем там делать ничего, противоречащего шариату, правда? – несколько натянуто уточнила самая худая и к тому же традиционно босая девица с медным тазом в руках. – Я только заберу свою любимую жену и больше ни на что не покусюсь (покушусь? покусаюсь?!), тьфу на вас, дети греха!

– Не ругайтесь при тётушке, уважаемый, – строго потребовала самая женственная из всех. – Она и так слабо слышит, видит плохо, но всё помнит и очень громко кричит, если её огорчают!

– Короче, Ахмедка, накройся медным тазом и молчи. Джамиля, ласточка, поторопи тётю, нам долго здесь торчать на солнцепёке? Я бы хоть крем для загара взял…

Молодая вдова, оставив трёх «подруг», что-то вежливо уточнила у пожилой родственницы на ушко. Тётушка два раза переспросила, потом почему-то громко хихикнула, хихиканье переросло в надрывистый кашель, потом она ещё раз потребовала у племянницы напомнить суть вопроса и лишь после этого двинулась вдоль каменной стены, опоясывающей дворец, к заднему входу.

Там тоже стояли надёжные, окованные железными полосами, ворота, но не такие высокие и красивые, как парадные. Здесь вовсю сновали люди – стражники, слуги, дворцовая челядь, и на наших переодетых героев никто даже не обратил внимания. Демократичность и беззаботность падишаха Самарканда по идее должны были бы настораживать, но если кто и задержался на этом моменте, так только Лев.

– Всё, мы вперёд, на дело. Тётю жди обратно на закате, надеюсь, она нас в лицо не видела и опознать не сможет. А ты отправляйся домой прямо сейчас…

– Прямо сейчас?! – едва не заплакала от обиды Джамиля. – Но за что? Почему мне нельзя с вами?!

– Потому, что воровать чужих жён – это грубая, мужская работа. А ещё потому, что я тебя люблю… и не хочу тобой рисковать.

– Я буду очень-очень-очень осторожная!

– Зато я буду очень-очень-очень нервный и наверняка где-нибудь проколюсь, украв для Ахмеда не ту толкательницу ядра! Иди, пожалуйста, и приготовь что-нибудь вкусное на ужин… хотя мы вернёмся к завтраку… ну, в самом крайнем случае заверни кастрюлю в одеяло, чтобы в тёплом виде передать мне в зиндан. Шучу!

Оболенский быстро обнял повесившую нос девушку и, не оборачиваясь, припустил за остальными. Никто не знал, что стражникам ещё утром был дан странный приказ – пропускать во дворец всех подряд, не чиня препятствий. В особенности если пройти внутрь на экскурсию пожелает голубоглазый великан с белой кожей и русыми кудрями. Этого человека следовало не только впустить, но ещё и незамедлительно охранять от всяких случайностей…

В тактическую задачу нашей группы захвата входило: 1) выяснение месторасположения гарема; 2) извлечение оттуда Ириды аль-Дюбины; 3) общее бегство. Пункт второй делился на два подпункта – «мирное уговаривание» и «тапкой по башке, а там дотащим»… Причём, памятуя мощное сложение богатырствующей девицы, вопрос «кто будет бить тапкой?» так и не поднимался. То есть теоретически силы могло хватить только у Оболенского, но и он всё ещё хотел жить…

Рассредоточивались по одному: Ахмед – на кухню, Ходжа – в прачечную, Лев – на осмотр близлежащих территорий. Часа четыре успешно проваландались все, а уже после захода солнца три женоподобные фигуры, широко расставив ноги, встали перед входом в богато изукрашенное крыло падишахского дворца – гарем…