Посрамитель шайтана - Белянин Андрей Олегович. Страница 50
Напоминаю, что никто по-прежнему не обращал внимания на их трогательную шайку-лейку, кроме, может быть, очень одинокого шайтана. На этот раз нечистый бдил, высунув свой порочный, свиноподобный и непотребный, на взгляд истинного мусульманина, нос из мусорного ведра, забытого во дворе слугами…
Как ни парадоксально, шайтан вообще вёл в этой истории свою собственную, и весьма активную, роль. Думаю, он и сам не до конца понимал, почему так вцепился в этого северного парня…
Но явно любовь здесь точно ни при чём!
Глава 49
В спортзале запрещается: курить, ругаться матом, стрелять…
– Охраны нет, – задумчиво отметил Оболенский.
– Возможно, падишах Самарканда настолько силён добропорядочностью своих жён, что не видит нужды в увеличении числа стражников, – неуверенно протянул домулло.
Ахмед, не говоря ни слова, только мялся с ноги на ногу, поочерёдно дёргая за рукав платья то одного, то другого соучастника…
– Огни в окнах не горят, и тихо как-то, неужели все тётки скопом завалились спать, время-то детское?!
– После вечернего намаза и заката солнца честной мусульманке в отсутствие мужа и подобает сразу же предаться сну. Если она будет с лампой под одеялом тайно читать любовные рубаи твоего деда, то сумеет довести себя до греха и без присутствия мужчины. Так что это очень правильно, раз они все просто спят…
– Ты меня так успокаиваешь?
– А зачем ты меня так запугиваешь?!
– Вай мэ, ну можно, я уже туда пойду, почтеннейшие, – тихохонько взвыл башмачник, и Лев махнул на него рукой:
– Иди. Размножайся. Понадобится медицинская помощь – зови! До утра мы подежурим тут.
– Держи. – Насреддин со вздохом извлёк из-за пазухи заветную склянку. – Но помни, раз уж верблюду достаточно двенадцати капель, то тебе будет довольно и трёх! Подержи на языке, проглоти и потрать не менее получаса на красивые разговоры об истинной любви. Тот факт, что твои слова не пустое бахвальство, она увидит сама, и нет такой женщины, которая бы не захотела убедиться и воспользоваться…
Ахмед с суетливой благодарностью пожал руки обоим, сунул чудодейственный нектар себе под паранджу и полез к дверям. Они были открыты…
– Ловушка, – не сговариваясь, поняли Лев и Ходжа, но башмачник уже сквозанул внутрь, и хитрый механизм накрепко запечатал дверь за его спиной!
– Взять их, – раздался знакомый голос откуда-то сверху.
В ту же минуту наши отчаянные спасители чужого семейного счастья в женских платьях были окружены длинными копьями бодрых самаркандских стражников. С крыши здания гарема тяжело спрыгнул отважный Аслан-бей с припудренными побитостями на физиономии, но в новом одеянии и с новенькой саблей:
– Ну вот, хвала Аллаху, я уже третий раз ловлю тебя, Багдадский вор! Глупцы, неужели вы думали, что я не найду своих людей в Самарканде, не предстану с докладом перед великим падишахом и не догадаюсь, кого и как вы вознамерились украсть… Ириду аль-Дюбину?!
– Мужик прав, – вынужденно покосился Оболенский. – Чегой-то мы и впрямь лопухнулись с этой девицей… И на фига оно нам было надо?
– Лёва-джан, не лечи суслика, когда он уже в могиле, – чуть раздражённо буркнул бывший визирь. – Раньше надо было умнеть… Но в чём-то ты прав, нам оно ничем не надо!
– Но вы ещё не взяли Ахмеда, – задрал подбородок гордый россиянин. – Он не сдастся без боя и отомстит за нас!
– О, участь влюблённого башмачника уже решена, – язвительно улыбнулся глава кокандской стражи. – В здании гарема нет женщин, их тайно перевели в другое крыло. Ныне по коридорам этого дома бегает огромная чёрная горилла. Она и раскроет свои чудовищные объятия вашему другу. Сегодня ночью благословенная госпожа аль-Дюбина станет вдовой, увы…
– Мерзавец… – обомлел Лев, уже бросаясь на копья, но домулло уверенно перехватил его, силы были не равны.
– Держи себя в руках, уважаемый, пока хотя бы один наш товарищ на свободе – мы успеем всех спасти…
– На свободе? Ах, вы о своём злонравном осле, – всё так же победно улыбающийся Аслан-бей щёлкнул пальцами, и из-за угла вынесли связанного, как младенца, Рабиновича. Между зубов верного четвероногого сообщника торчал надёжный кляп!
– И вы ещё будете мне благодарны за то, что я приказал не трогать молодую вдову из Багдада и её дуру-тётку. Возможно, она даже получит награду за способствование в поимке Багдадского вора… Во дворец их!
Злобный шайтан за мусорным ведром в упоении сучил лапками. Когда все ушли, он встал в полный бесстыдства рост, потянулся, похрустел суставами и презрительно глянул на выдвигающуюся к нему делегацию. Четырнадцать потрёпанных жизнью котов вновь пришли к своему господину за помощью и спасением… Но нечистый – известный лжец! Шайтан скорчил недовольную мордочку, без предупреждения пнул самого толстого в пузо и, что-то торжествующе пролаяв, исчез…
– Моя возлюбленная жена, где ты? Я ничего не вижу, – слабо доносилось сквозь массивные стены гарема.
Толстый котик, прилизав шерстку на животе, лапкой поманил к себе остальных и, жалобно подмяукивая от боли, изложил новый план действий. Его слушали не перебивая, а к концу речи проголосовали «за» одновременным поднятием хвостов…
Падишах города Самарканда соизволил принять задержанных в небольшой зале перед отходом ко сну. Это был ещё довольно молодой человек, лет семнадцати-восемнадцати, с первыми, ещё мягкими, усиками на верхней губе и доверчивыми мальчишескими глазами.
– Признайтесь, вы ли те, кого называют Ходжой Насреддином – возмутителем спокойствия и Багдадским вором – Львом Оболенским?
– Мы. – Отпираться при таких уликах было бы полным идиотизмом.
– А ты-то кто? – не подумав, брякнул Лев, за что мгновенно получил кулаком по загривку от суровой стражи. Но молодой падишах, кажется, совершенно не обиделся, наоборот, он обвёл зал строгим взглядом и потребовал:
– Выйдите все, я желаю говорить с ними наедине!
– Но, повелитель… – попытался возразить не въехавший в ситуацию Аслан-бей, и стражи уволокли его, не дожидаясь повторного приказа. На Востоке умеют повиноваться даже самым юным владыкам…
– Меня зовут Наджим аль-Газали! Я столько слышал о вас обоих. Ваши великие приключения и блистательные плутни достойны сказок и легенд!
– У меня как раз есть один друг-сказочник, – поделился с домулло Оболенский. – Вот держу пари, сейчас этот пацан проедется по ушам комплиментами, а в результате будет требовать, чтоб мы для него опять-таки что-нибудь украли!
– Воистину все властители мазаны одним курдючным жиром.
– А вы и вправду можете украсть всё на свете?! – не отставал юноша. – Украдите у меня! Прямо здесь! Хоть чего-нибудь, покажите своё искусство!
– Какой-то неправильный падишах, – поёжился великий вор Багдада. – Я ему цирк шапито, что ли?!
– Ну, пожалуйста, почтеннейший!
– Ладно, ладно, только без слёз… Сейчас добрый дядя-жулик покажет, как красть колечки и носовые платочки. Ничего, если я сам развяжусь? – На глазах у вытаращившегося падишаха Лев Оболенский легко освободил от верёвок схваченные запястья. – Смотри сюда, твоё величество. Значит, садишься рядом с потенциальным клиентом на троне (подвинься, а?), потом заводишь с ним разговор о погоде, о видах на озимые, о неубранном хлопке на полях… И незаметно так подводишь его к теме, а где у нас гарем?
– Мой гарем? – не понял перехода молодой властелин. – Его перевели в южное крыло. Наш друг, слуга кокандского султана, храбрейший Аслан-бей, сказал, что вы намерены забрать у меня мою гостью, госпожу аль-Дюбину. Но, клянусь, её и здесь неплохо кормят…
– За ней пришёл собственный муж, и если только добрейший падишах даст им возможность увидеться, – тихой сапой влез Ходжа, – то, возможно, любящие сердца вновь обрадуются друг другу, и брак, заключённый по законам шариата, будет спасён вашей милостью.
– Ой, а можно я сначала всё-таки досмотрю, как он ворует? – начал было Наджим и запнулся, уставившись на собственные пальцы. На них не было ни одного перстенька! Оболенский низко поклонился, разжал кулак и ссыпал всё украденное на изящную ладонь властителя Самарканда.