Мемуары папы Муми-тролля - Янссон Туве Марика. Страница 9

— Давайте! — поддержал его Снусмумрик.

— Пока, папа! — сказал Муми-тролль. Оставшись один, Муми-папа, немного поразмыслив, принялся снова писать…

А что ему еще было делать в таком сплошном одиночестве?

На следующее утро тетка Хемулихи проснулась в зверски хорошем настроении. Разбудив нас в шесть часов, она протрубила:

— Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро! Возьмемся за дело! Сначала небольшое состязание — штопаем носки: я только что заглянула в ваши ящики. Затем в награду за усердие несколько воспитательных игр. Это так полезно. А что там у нас для укрепления здоровья?

— Кофе, — на всякий случай сказал Шнырек.

— Каша, — сказала тетка. — Кофе пьют только в старости и еще, если страдают трясучкой.

— А я знаю одного, который умер от каши, — пробормотал Юксаре. — Она попала ему в горло, и он подавился.

— Любопытно, что бы сказали ваши папы и мамы, если б видели, что вы пьете кофе, — фырчала тетка Хемулихи. — Они бы заплакали! И вообще, как обстоит дело с вашим воспитанием? Вы воспитанны или нет? А может, вы так и родились трудновоспитуемыми?

— Я родился при самом необыкновенном сочетании звезд, — воспользовавшись паузой, вставил я. — Меня нашли в маленькой ракушке, дно которой было выстлано бархатом!

— Не желаю, чтобы меня воспитывали, — отчеканил Фредриксон. — Я — изобретатель и делаю, что хочу.

— Извините, — воскликнул Шнырек, — но мои папа и мама уже не смогут расплакаться. Они погибли во время генеральной уборки!

— Ха! — хмыкнул Юксаре, с угрожающим видом набивая свою трубку. — Терпеть не могу распоряжений. Они напоминают мне о стороже.

Тетка Хемулихи нас рассматривала и потом объявила:

— С этого дня заботиться о вас буду я!

— Тетенька, не надо! — запротестовали мы хором. Но она, покачав головой, с непреклонным видом произнесла:

— Это мой Долг.

После этих страшных слов тетка исчезла, и, без сомнения, для того, чтобы выдумать еще какую-нибудь новую воспитательную чертовщину.

Невероятно жалея друг друга, мы заползли в палатку на корме.

— Клянусь своим хвостом — никогда и никого больше не буду спасать! — воскликнул я.

— Правильно, — одобрил Юксаре. — Эта тетка способна почти на все. В любой момент она может вышвырнуть мою трубку за борт или запрячь меня в работу! Она может придумать все что угодно!

— Может, вернется Морра, — с надеждой в голосе прошептал Шнырек. — Или кто-нибудь другой, кто будет так добр и съест ее? Извините! Я нехорошо сказал?

— Пожалуй, — откликнулся Фредриксон, но немного погодя добавил: — В этом, однако, что-то есть.

Мы погрузились в молчание, глубоко соболезнуя самим себе.

— Скорее бы стать взрослым! — размечтался я. — Взрослым и знаменитым! Тогда можно будет запросто справиться с этой теткой.

— А как стать знаменитым? — спросил меня Шнырек.

— По-моему, довольно легко! Нужно только сделать то, до чего никто другой еще не додумался… Или что-то старое вывернуть на новый лад…

— Что, например? — полюбопытствовал Юксаре.

— Например, летающий речной пароход, — пробормотал Фредриксон, и его маленькие глазки засветились.

— Не думаю, что быть знаменитым приятно, — размышлял вслух Юксаре. — Может, только в самом начале, а потом это становится совершенно обычным, а под конец от знаменитости голова кругом идет, точь-в-точь как бывает, если долго катаешься на карусели.

— А что такое карусель? — спросил я.

— Машина, — сразу оживился Фредриксон. — Вот так она работает. — И он достал ручку и бумагу.

Меня никогда не переставала удивлять преданность Фредриксона машинам. Они околдовали его. Я же, наоборот, ничего такого в них не находил. Водяное колесо — это еще куда ни шло, но даже обыкновенная застежка «молния» вызывает у меня недоверие. Юксаре знал одного, у которого брюки застегивались на «молнию». И вот однажды «молнию» заело, и она никогда больше не закрывалась. Вот ужас!

Я хотел было поделиться с друзьями своими размышлениями о застежках «молниях», но в этот самый момент мы услышали какой-то очень странный звук. Он напоминал глухое и отдаленное лязганье жестяной трубы. Нас это насторожило.

Фредриксон выглянул из палатки и мрачно произнес одно-единственное слово:

— Клипдассы!

Здесь необходимо кое-что объяснить. Пока мы обсуждали последние события, течение вынесло «Морской оркестр» в дельту реки, населенной клипдассами. Клипдассы — общительные животные, которые ненавидят одиночество. На речном дне они вырывают клыками каналы и образуют там, внизу, целые колонии. Их щупальцы оставляют после себя чуть клейкий след, из-за этого многие называют их клейкдассами и клейклапами.

Клипдассы чаще всего милы, но они беспрестанно грызут и кусают все подряд, все, что попадается им на глаза, особенно то, что они никогда прежде не видели. Кроме того, у клипдасс есть одна неприятная особенность: случается, что они откусывают чужой нос, если им кажется, что нос этот слишком велик. Теперь вам, надеюсь, понятно, почему мы так забеспокоились?

— Сиди в банке! — крикнул Фредриксон своему племяннику.

«Морской оркестр» застрял в целом море клипдасс. Угрожающе размахивая бакенбардами, они разглядывали нас своими круглыми голубыми глазками.

— Расступитесь, будьте так добры, — попросил Фредриксон.

Но клипдассы только теснее смыкали кольцо вокруг речного парохода, а некоторые уже начали вползать на борт. Когда первый из них вскарабкался на перила, за навигационной каютой появилась тетка Хемулихи.

— В чем дело? — завопила она. — Это еще что за типы? Вход абсолютно запрещен, я не могу допустить, чтобы эта пакость помешала нашим воспитательным мероприятиям!

— Не пугай их! Они рассердятся, — предупредил Фредриксон.

— Это я рассердилась! Вон! Вон отсюда! Прочь! — закричала тетка Хемулихи и принялась колотить клипдасс — тех, что поближе к ней, — по головам.

Клипдассы тотчас обратили взгляды на тетку Хемулихи.

Затихнувшее было глухое лязганье возобновилось с новой силой. И тут…

Все произошло с невероятной быстротой. Тысячи кишащих на палубе клипдасс ринулись через перила в воду, унося на своих спинках, будто на живом ковре, тетку Хемулихи. Дико крича и размахивая зонтиком, она перевалилась через поручни, и вся компания сгинула в неизвестности…

Снова все стало тихо и мирно. «Морской оркестр» поплыл дальше, словно ничего и не произошло.

— М-да… — протянул Юксаре и обратился ко мне: — Ты не собираешься снова ее спасать?

Рыцарские чувства призывали меня тотчас поспешить на выручку тетки Хемулихи, но мои дурные врожденные наклонности подсказывали: это ни к чему. И я пробормотал, что, дескать, уже слишком поздно. (Так оно, впрочем, и было.)

— Вот и конец ей, — философски заметил Юксаре.

— Печальная история, — согласился я.

— Извините! Это я виноват? — спросил Шнырек. — Это я первый сказал: пусть кто-нибудь сжалится над нами и съест ее! А что, это дурно, что мы ни капельки не расстраиваемся? Никто ему не ответил.

Я спрашиваю вас, дорогие читатели, что бы вы сделали в таком щекотливом положении?

Ведь я уже спас эту тетку один раз, а морры куда хуже, чем клипдассы, которые, вообще говоря, довольно добрые… Может, это для тетки Хемулихи только небольшая перемена обстановки? Может, они ей только немного подгрызут физиономию и от этого вид у нее станет более приятный? Как вы думаете?

Что бы там ни было, солнце светило по-прежнему, а мы драили палубу (она стала совсем клейкой от нашествия клипдасс) и прихлебывали хороший черный кофе. «Морской оркестр» скользил среди бесчисленных островков.

— Им когда-нибудь будет конец? — спросил я. — Куда мы приплывем потом?

— Куда-нибудь… или так… никуда, — произнес Юксаре, набивая свою трубку. — И зачем? Ведь нам и здесь хорошо?

Не буду отрицать, что нам было хорошо, но я стремился дальше! Мне хотелось чего-нибудь новенького. Что угодно, но только пусть что-нибудь случится (конечно, кроме нашествия хемулей).