Десять меченосцев - Ёсикава Эйдзи. Страница 18
– Вы серьезно?
– Не беспокойтесь. Не думайте, что Такуан Сохо растрачивает время только на шутки.
– Прошу прощения!
– Как я сказал, вам незнакомо «Искусство Войны», и в этом причина вашего позорного провала. Я простой монах и все же, как мне кажется, понимаю Сунь У. Но я хочу поставить одно условие. В противном случае я просто буду наблюдать за вашей тщетной суетой до тех пор, пока не упадет снег, а заодно и ваша голова, пожалуй.
– Какое условие? – недоверчиво спросил самурай.
– Если я приведу беглеца, вы предоставите мне право решить его судьбу.
– Что вы имеете в виду?
Самурай потянул себя за ус и стал соображать. А если этот странный монах водит его за нос? Он красноречив, но вполне может быть сумасшедшим. Вдруг он друг Такэдзо, его сторонник? Может, ему известно, где тот прячется? Но если и не знает, что волне вероятно, надо дать возможность осуществить его безумный план. В последнюю минуту монах все равно выпутается.
Поразмыслив, самурай кивнул в знак согласия.
– Хорошо, поймав его, вы решите, что с ним делать. А если вы его не поймаете в течение трех дней?
– Повешусь на большой криптомерии, которая растет в саду.
Рано утром следующего дня храмовый слуга вбежал в кухню и объявил, едва переводя дыхание:
– Такуан тронулся! Пообещал поймать Такэдзо. Все изумленно вытаращили глаза.
– Неужели?
– Не может быть!
– Как?
Послышались остроты и насмешки, но за смехом скрывалась явная тревога.
Когда новость достигла ушей настоятеля, он, понимающе кивнув, заявил, что язык ведет человека к погибели.
Сильнее всех встревожилась Оцу. Письмо Матахати поразило ее глубже, чем могла бы поразить весть о его смерти. Она была верна своему жениху и ради него не задумываясь пошла бы в рабство к такой чудовищной свекрови, как Осуги. А теперь на кого могла она положиться? Для Оцу, погруженной в пучину отчаяния, Такуан стал единственным лучом света и надежды. Вчера, обливаясь слезами в ткацкой, она ножом искромсала ткань, которую ткала для кимоно и в которую буквально вплела душу. Она всерьез подумывала, не полоснуть ли и себя по горлу острым лезвием, однако появление Такуана помешало ей. Он ее успокоил и уговорил прислуживать самураю. Она до сих пор чувствовала прикосновение его доброй и сильной руки.
И вот Такуан совершил такое безрассудство. Для Оцу собственная жизнь имела мало значения, ее больше волновала возможная утрата единственного друга, взявшего на себя глупое обязательство. Она чувствовала себя потерянной и подавленной. Здравый смысл подсказывал смехотворность того, что им с Такуаном удастся найти Такэдзо за столь короткое время.
Такуан опрометчиво скрепил договор с Чахлой Бородой перед храмом бога войны Хатимана. Когда монах вернулся, Оцу хорошенько отчитала его за опрометчивое решение, но Такуан уверял, что беспокоиться не о чем. По его словам, он намеревался избавить деревню от непосильного бремени, сделать путешествия по дорогам безопасными и положить конец смертоубийству. Она должна понимать, что его жизнь ничего не стоила по сравнению с теми десятками жизней, которые можно спасти, задержав Такэдзо. Такуан посоветовал девушке хорошенько отдохнуть, чтобы набраться сил для завтрашнего дня, когда под вечер они должны будут отправиться в путь. Ей следовало безропотно повиноваться его указаниям и полностью полагаться на него. Оцу была слишком расстроена, чтобы возражать. Да и вообще, лучше уж было присоединиться к Такуану, чем томиться в тревожном ожидании.
Прошла большая часть следующего дня, было уже за полдень, а Такуан дремал в углу храма с кошкой на коленях. Оцу ходила с отрешенным видом. Настоятель, служка и слуга – все пытались отговорить ее от безрассудного шага. «Иди и где-нибудь спрячься!» – советовали они, но Оцу вовсе не собиралась прятаться, хотя и сама хорошенько не понимала почему.
Солнце садилось. Густые вечерние тени начали обволакивать ущелья хребта, который тянулся вдоль реки Аида. Из храма выпрыгнула кошка, и вслед за ней появился Такуан. Как и кошка, он потянулся и широко зевнул.
– Оцу! – позвал он. – Пора идти!
– Я уже все собрала – соломенные сандалии, дорожные посохи, гетры, лекарства, масляную бумагу.
– Ты кое-что забыла.
– Оружие? Мы возьмем меч или копье?
– Конечно нет. Ты забыла провизию.
– Бэнто?
– Нет, настоящую еду. Рис, соленые соевые бобы, немного сакэ и еще что-нибудь вкусное. Прихвати горшок. Поди на кухню и собери все в большой узел. И захвати шест, на котором мы понесем всю поклажу.
Ближние горы казались черными, как самый темный лак, дальние горы синели, окутанные бледной слюдяной дымкой. Стояла поздняя весна, теплый воздух был напоен ароматами цветов. Туман сгущался в зарослях бамбука и переплетениях лиан. Чем дальше Такуан и Оцу уходили от деревни, тем чище казались омытые дождем горы, тем рельефнее выделялся каждый лист на фоне вечерней зари. Такуан и Оцу шли друг за другом, поддерживая на плечах бамбуковый шест, на котором был подвешен приличных размеров тюк.
– Прекрасный вечер для прогулки, – сказал Такуан, оглядываясь на Оцу.
– Не нахожу, – пробормотала Оцу. – Собственно, куда мы направляемся?
– Я сам толком не знаю, – отвечал задумчиво Такуан. – Но пройдем еще немного.
– Хорошо.
– Не устала?
– Нет, – ответила Оцу, хотя ноша была тяжела для нее, потому что она часто перекладывала шест с одного плеча на другое. – Куда девались люди? Мы не видели ни души.
– Самурай сегодня не показывался в храме. Бьюсь об заклад, он отозвал всех своих подчиненных, чтобы три дня мы были одни в горах.
– Такуан, а как ты собираешься ловить Такэдзо?
– Не беспокойся, сам объявится рано или поздно.
– Он еще никому не объявлялся. А если даже и придет, что мы с ним сделаем? Он совсем обезумел от бесконечных облав. Он очень силен и так просто не отдаст свою жизнь. Дрожь бьет, как подумаю!
– Осторожно, смотри под ноги! – вдруг закричал Такуан. Оцу вскрикнула и застыла на месте от испуга.
– В чем дело? Почему ты меня так напугал?
– Не волнуйся, это не Такэдзо. Просто хотел обратить твое внимание на дорогу. Обочина – сплошные западни и ловушки.
– Они устроены для Такэдзо?
– Да, но мы сами окажемся в них, если не будем осмотрительны.
– Такуан, будешь так кричать, у меня от страха отнимутся ноги.
– Не беспокойся! Я иду впереди, так что первым и свалюсь в западню. Тебе совсем не обязательно следовать за мной.
Такуан ободряюще улыбнулся.
– Должен сказать, что они трудились впустую. – Помолчав, он добавил: – Оцу, тебе не кажется, что ущелье сужается?
– Не знаю, но мы уже обогнули Санумо. Это должна быть гора Цудзинохара.
– Коли так, нам придется топать ночь напролет.
– Я даже не знаю, куда мы идем. Что я могу сказать?
– Остановимся на минутку, – сказал Такуан.
Они опустили тюк на землю, и Такуан направился к ближайшей скале.
– Ты куда?
– Облегчиться.
Внизу ревел поток, катя воды к реке Айда, швыряя их от одного утеса к другому. Шум воды наполнял уши монаха, все его существо. Он мочился и одновременно изучал небо, словно считая звезды.
– Хорошо! – вздохнул он с облегчением. – Я – часть вселенной или вселенная часть меня.
– Такуан! – позвала Оцу. – Ты закончил? Ты действительно не торопишься.
Наконец он появился.
– Я прочитал «Книгу Перемен» и теперь знаю, что нам предпринять. Все ясно.
– «Книга Перемен»? У тебя с собой книга?
– Это не написанная книга, глупышка, а та, которая внутри меня. Моя личная неповторимая «Книга Перемен». Она где-то в сердце, в животе или еще где-нибудь. Стоя там, я изучил характер местности, течение воды и положение звезд. Я закрыл глаза, а когда открыл, что-то сказало мне: «Иди на ту гору».
Такуан показал на ближайшую вершину.
– Ты говоришь о горе Такатэру?
– Не имею понятия о ее названии. Я говорю о горе с поляной на полпути к вершине.