Полная переделка - Юрьев Зиновий Юрьевич. Страница 16

— А вы знаете, — сказал я, — мне приходилось слышать самые восторженные отзывы о вашем дирижабле.

— Оставьте! Мы мужчины, и незачем нам льстить друг другу. Вы знаете, каким должен был быть дирижабль? Уп-рав-ля-емым! И не по радио, это было бы слишком дорого и банально. Ультразвук! Убил, убил он дирижабль… Да что там дирижабль! Если бы я начал перечислять все его жертвы, мы просидели бы здесь неделю. Да, сэр, неделю!

В нем был спрятан какой-то часовой механизм. Время от времени срабатывала пружина, и он приходил в движение. Вот И сейчас он вылетел из кресла и заметался по комнате. Казалось, что он не столько отталкивается от пола ногами, сколько ввинчивается в воздух пропеллерами рук.

— Благодарю вас, мистер Салливэн. Но не могли бы вы все-таки ответить мне на мой вопрос: как вы считаете, мог бы Гереро убить человека?

— Человека?

— Да, человека.

Рыжий погрузился в глубокое раздумье. Он взъерошил свои рыжие волосы, посмотрел на меня и сказал:

— Наверное, мог бы. Впрочем, все, наверное, могли бы. Ведь для убийства важен не убийца. Жертва важна. Когда попадается подходящая жертва, мало кто удержится от соблазна…

— Замечательная мысль, — сказал я, пожал игрушечнику руку и вышел из «Игрушек Гереро».

Нужно было вернуться к себе в контору, посмотреть, не удалось ли блондинке схватить в конце концов флакон с маслом для загара, послушать шуршание Гизелы за стеной — вообще окунуться в привычный мир привычных вещей. И подумать, что делать дальше. И стоит ли вообще делать что-нибудь еще. Я буксовал на одном месте. Чем больше усилий, тем глубже я погружался в болото.

Как я и предполагал, с блондинкой ничего не случилось, с Гизелой тоже, если не считать того, что она совершенно одичала от безделья. Одичала до такой степени, что даже обрадовалась, когда я попросил ее разыскать мне адрес и телефон Одри Ламонт. Через каких-нибудь полчаса передо мной лежал адрес и телефон.

Я позвонил. Ответил мне немолодой мужской голос.

— Будьте любезны мисс Ламонт. — Я подумал почему-то, что голос сейчас сообщит мне, что она уже не мисс и не Ламонт.

— К сожалению, ее сейчас нет дома. Что ей передать? Я ее отец.

— Очень приятно, мистер Ламонт. Меня зовут Язон Рондол. Я адвокат некоего Ланса Гереро, имя которого вы, возможно, слышали.

— Да, мистер Рондол, я слышал это имя. — Мне показалось, что Ламонт вкладывает в эти слова какой-то свой смысл.

— Мистер Ламонт, я понимаю, что моя просьба может показаться вам несколько странной, но мне хотелось бы побеседовать с вашей дочерью о мистере Гереро. Если она, разумеется, сможет…..

— Что значит «сможет»? — Мне показалось, что в голосе Ламонта появилась подозрительность. — Почему бы ей не смочь? Да и я с удовольствием постарался бы помочь вам, хотя, конечно… Бедный Гереро… Кто бы мог подумать, что он так кончит… — Ламонт глубоко вздохнул.

— Когда бы вы могли уделить мне полчасика?

— Да когда вам угодно. Хоть сейчас. У вас есть мой адрес?

— Да. Санрайз-бульвар, четырнадцать, квартира семь.

— Совершенно верно. Приезжайте. Дочь должна быть дома с минуты на минуту.

Санрайз-бульвар в отличие от Индепенденс-стрит — респектабельная улица. Респектабельная хотя бы уже потому, что нельзя не уважать тех, у кого есть деньги для оплаты безобразно дорогих квартир, какие характерны для этого района. Зато в холле дома номер четырнадцать, как в гостинице, сидел за маленькой конторкой портье, молодой человек с цирковыми плечами. Он вопросительно посмотрел на меня.

— Моя фамилия Рондол, — сказал я, чувствуя себя бедным просителем, пришедшим умолять об авансе на изобретение вечного двигателя. — Меня ждет мистер Ламонт.

— Пожалуйста, — кивнул портье, — четвертый этаж.

Лифт вздохнул и быстро вознес меня на четвертый этаж. Не успел я выйти из кабины, как дверь справа от меня приоткрылась и навстречу мне шагнул седенький невысокий человечек. Белый, пушистый венчик волос и розовое личико. Бело-розовый старичок.

— Прошу вас, мистер Рондол, прошу. — Он протянул мне маленькую руку, приветливо улыбнулся и провел в квартиру.

— Налево, мистер Рондол, побеседуем у меня в кабинете.

Кабинет, казалось, состоял почти целиком ил кожи. Кожаные кресла, кожаный диван, длинные ряды корешков кожаных переплетов.

— Садитесь, мистер Рондол, — Ламонт порхал вокруг меня, как бабочка. Казалось, мое посещение доставило ему несказанное удовольствие, — Чувствуйте себя как дома. Сигарету, сигару?

— Благодарю вас, вы очень любезны, мистер Ламонт, и мне, право же, неловко беспокоить вас, но профессиональный долг… Позвольте мне прямо приступить к делу. Как я понял, вы знаете о суде над Лансом Гереро. Хотя он и был признан виновным, и приговорен к смертной казни или полной переделке, но до последней минуты он продолжал уверять меня, что невиновен. До окончания срока апелляции я продолжаю оставаться его адвокатом. — Я взглянул на, мистера Ламонта. Он внимательно слушал меня, слегка кивая головой, словно одобряя все, что я говорю. — Меня интересует один вопрос, мистер Ламонт, — который я должен уяснить для себя. Я хочу знать, мог ли Ланс Гереро совершить убийство. Я понимаю, вам это может показаться странным, но я должен ответить себе на этот вопрос.

— А разве на суде не было установлено, что он убил эту девушку… как имя этой несчастной?

— Джин Уишняк.

— Да, да, Джин Уишняк.

— Было. Еще как было! Для обвинителя это было даже не дело, а прекрасная мечта. От свидетельских показаний до отпечатков пальцев, от орудия преступления до полного отсутствия алиби у подсудимого. Если бы я составлял сценарий убийства, в котором убийца обязательно должен был быть найден и осужден, лучшего я бы не написал.

Мой собеседник вежливо улыбнулся и закивал головой, как игрушечный фарфоровый Будда.

— И тем не менее, — продолжал я, — мой клиент все время, до последней минуты, уверял меня, что не совершал убийства.

— Но вы же сами сказали: отпечатки, свидетели…

— Совершенно верно, мистер Ламонт. Но именно из-за тяжести улик, из-за их безусловности отказ моего подзащитного признаться заставляет меня сохранить пусть ничтожное, но сомнение…