Длинный Нож из форта Кинли - Юров Сергей. Страница 25

Он наклонил голову, чтобы оторвать еще один лакомый кусочек, как вдруг его выгнутые спина и шея, казалось, взорвались от чудовищной жгучей боли: это загнутые, как турецкий ятаган, задние когти Глешки разорвали живую плоть орла. Белоголовый пират выпустил утку и хотел взлететь. Но не тут-то было. Видимо, когти Глешки повредили важные сухожилия, и, неуклюже взмахивая большими крыльями, орел сумел долететь лишь до небольшого взгорка.

Если он думал, что для него все неприятности кончились, то совершенно напрасно. Едва он успел сложить крылья на взгорке, как негодующий, жаждущий отмщения сокол снова произвел атаку с воздуха. На этот раз удар Глешки пришелся орлу в голову.

Пока по крутой дуге сокол ввинчивался в небо для очередного налета, Дэйлмору бросилось в глаза странное поведение белоголового орла. Вместо того чтобы принять оборонительную позицию, он кружился на месте, натыкаясь то на можжевеловые кусты, то на большие валуны. До того как Глешка ринулся вниз в третий раз, сержанту стало ясно, что орел лишился зрения. Теперь за жизнь королевской птицы нельзя было дать и ломаного гроша. Что и показали последующие действия сокола. Ударив орла еще раз, он уже не взлетел, а остался расправляться с ним на земле.

Когда Дэйлмор добежал до места невероятной победы, все уже было кончено. Пернатый триумфатор, этот мстительный сгусток энергии, восседал на поверженном теле своего громадного врага, вонзив когти в его растерзанную шею, и оглашал окрестности победными кликами.

Посадив Глешку на рукавицу и взвалив орла на спину, сержант отправился к типи в самом приятном расположении духа, не переставая вслух нахваливать крылатого героя.

Глава 12

Через три дня после великой победы Глешки над белоголовым орлом вернулся наконец Ванбли Сапа. Дэйлмор в который раз вышел к краю месы, чтобы посмотреть на безлюдную тропу, на которой когда-то Хинакага Нто простился со своим сыном.

Как всегда она была пустынна, и сержант хотел уже развернуться, когда его взгляд вдруг обнаружил далекого всадника с запасной лошадью на поводу.

Дэйлмор напряг зрение.

Приближающемуся всаднику, видимо, не терпелось побыстрее добраться до цели своего путешествия, ибо он то и дело угощал скакуна кожаным хлыстом.

Вскоре Дэйлмору стало ясно, что это Ванбли Сапа. У Дэйлмора сжалось сердце. Он уже различал улыбающееся лицо молодого индейца, в приветственном жесте поднявшего руку. Что он ему скажет? Как? Улыбнется ли еще когда-нибудь юный оглала после того, как страшная новость дойдет до его сознания?

От этих мыслей Дэйлмора передернуло.

В каком-то столбняке он смотрел на возмужавшего Ванбли Сапу, мастерски управляющегося со скакуном. За спиной его виднелись два ружейных дула, чехол с луком и колчан со стрелами. К поясу был приторочен черноволосый скальп.

— Хау, кола! — воскликнул Ванбли Сапа на лакота. — Здравствуй, Друг!

Он спешился и протянул Дэйлмору правую руку.

Дэйлмор пожал ее, и с его губ сорвалось некстати:

— Оссео! Привет!

Индеец по-прежнему улыбался, расспрашивая сержанта о его здоровье. Дэйлмор отвечал односложно, без интереса. Он пытался улыбнуться, но это у него почти не получалось. Ему не хватило духу перебить юношу и выложить горькую правду, когда тот начал делиться своими воспоминаниями о Тропе Войны.

— О, это был незабываемый поход, Тэ-ви-то! Мы шли пешком, потому что решили: или вернемся на лошадях кроу, или умрем в их землях. Нам удалось проследить их путь до самых истоков Иеллоустона. У нас были прекрасные следопыты. Мы напали на лагерь манисиперов ночью, отрядив нескольких воинов на поимку табунных лошадей. Я стрелял из твоего винчестера, Тэ-ви-то, но не могу сказать, насколько точно. Скажу только: мы сумели отомстить кроу за смерть наших воинов… Вот, посмотри на это ружье. — Ванбли Сапа кивнул через плечо. — Оно мне досталось в честной схватке. Я вырвал его из рук врага и прикладом раскроил ему голову. Ружье и скальп — подтверждение моей победы… Где мой отец, Тэ-ви-то? Пусть он посмотрит, с чем вернулся его сын.

Дэйлмору теперь пришлось прямо взглянуть в глаза молодого индейца. Отступать было некуда.

— Ты уже стал воином, Ванбли. — Дэйлмор едва узнал свой собственный голос. — Скрепи сердце и приготовься выслушать.

— Что ты такое говоришь? — не выдержал юноша. — Что случилось с отцом, Тэ-ви-то?

— Твой отец, Хинакага Нто, мертв.

Это тяжкое известие потрясло индейца. Он застыл, как в трансе, вперив невидящий взгляд в сержанта. А затем закричал. Так закричал, что горное эхо полетело к самым дальним отрогам Черных Холмов, вспугивая зверей и птиц. Этот крик горя никогда не забывал Дэйлмор. Так мог кричать только внезапно осиротевший человек.

Дэйлмор обнял юношу и, как умел, принялся утешать его. Тому было нестерпимо больно, но на кожаную куртку сержанта не упала ни одна слезинка — шок не отпускал.

— Как это произошло? — сделав над собой усилие, спросил индеец чуть погодя.

Дэйлмор рассказал ему все от начала и до конца. Юноша слушал с выражением неизбывного горя на лице, не перебивая, не задавая вопросов.

Когда Дэйлмор указал на могильный холмик, Ванбли Сапа медленно подошел к нему и с поникшей головой опустился на колени.

Наконец тихо заплакал. Он плакал долго. Плач, по-видимому, облегчил его скорбящую душу. Встав с колен, он повернулся к Дэйлмору, и тот увидел, что безумный блеск в глазах юноши пропал. Теперь в них горела злоба.

— Значит, накота захотел священного золота Паха Сапа, — сказал Ванбли Сапа.

— Да, за ним приходили накоты.

— Вместо золота он обожрется вот этой землей. — Индеец указал на могильный холмик. — А после такой обильной трапезы я вырву из него жестокое сердце и… и скормлю его койотам.

— Ты собираешься привезти сюда Ястребиного Клюва?!

— Клянусь Вакантанкой, я сделаю это!

— Хорошо. Твой белый друг будет с тобой рядом. Эта краснокожая сволочь умрет на могиле Хинакаги.

Спустя двое суток, собрав типи и схоронив его в густом ельнике, они тронулись в путь. Ванбли Сапа привел Дэйлмору прекрасную лошадь из кочевий кроу. Это был высокий сильный вороной жеребец с изящными тонкими ногами, длинными гривой и хвостом, с небольшой белой звездочкой во лбу, которая являлась единственным светлым пятном на его черной, как ненастная ночь, гладкой шерсти. Сам индеец ехал на крапчатом красивом мерине, появившемся на свет скорее всего в многочисленных табунах племени горных не-персе.

На левом плече Дэйлмора сидел Глешка с кожаным колпачком и в обножах. Тянувшийся от них тонкий ремень был заткнут за пояс сержанта.

Дэйлмор решил, что не расстанется с храброй ловчей птицей, спасшей его от голодной смерти.

Чтобы дать свободу рукам, он сделал из толстой бизоньей шкуры наплечник для защиты от острых когтей хищника, а рукавицу спрятал в индейские парфлеши, притороченные к луке седла.

Ванбли Сапа относился к соколу с великим почтением, называя его то Отважным Сердцем, то Грозным Когтем. Рассказы Дэйлмора о его подвигах произвели на юношу неизгладимое впечатление.

Они двигались прямо на север, держась восточных отрогов Черных Холмов. В отличие от сержанта Ванбли Сапа знал, как проехать до устья Поплар Крика. В детстве он со своим кланом несколько раз навещал родственных черноногих-сиу и янктонаев, которые кочевали вблизи тех мест. Он надеялся отыскать лагерь Ястребиного Клюва и его накот где-нибудь в верхнем течении реки или на ее мелких притоках в землях Канады.

В первый же день приезда Ванбли Сапа разрешил недоумение Дэйлмора относительно таинственного названия племени налетчиков. Оказывается, накотами называли себя ассинибойны, северные индейцы, жившие как в Штатах, так и в Канаде, где у них было другое имя — стоуни. Конечно, Дэйлмор слышал об ассинибойнах, но впервые увидел их только в Черных Холмах, куда они прибыли за золотом. Ванбли Сапа сказал, что они когда-то входили в состав родственных оглала янктонаев-сиу, а затем, порвав с ними, ополчились на всех своих бывших родственников дакотов. Ассинибойны делились на восемь кланов, в которые входило не менее тридцати различных кочевых общин.