Зэками не рождаются - Южный Александр. Страница 15

В документации Осинин сначала ничего не понимал, у него не было ни знания, ни опыта, но Виктор не сдавался и наконец кое-что до него стало доходить.

В отделе у Виктора насчитывалось более двадцати человек — пять грузчиков, два завсклада, несколько снабженцев, один инженер по сбыту, старший инженер по комплектации, три шофера, да еще диспетчер и начальник АХО, вечно небритый, почти постоянно «бухой» [25], невзрачный мужичонка.

В общем, работа в качестве снабженческого босса оказалась в психологическом плане очень напряженной и изнуряющей. С непривычки он сильно уставал, потому как взял за правило приходить на работу очень рано, а уходить позже всех, уж очень ему хотелось утвердиться в роли администратора.

Так что, к своему великому удивлению, Виктор неожиданно обнаружил в себе нечто новое — он, оказывается, был великим честолюбцем и карьеристом.

Но, с другой стороны, ему необходимо было наконец урвать себе место под солнцем. Что он, дурнее других? Ведь чувство справедливости должно быть во всем, думал он, почему какой-нибудь тупорылый чиновник, посмотришь на него — бык быком, два слова связать не может, а норовит пролезть, занять себе какое-нибудь тепленькое местечко, и все вынуждены перед ним на цирлях ходить или по стойке смирно стоять. А если такому кабану понадобится вдруг речугу какую-нибудь толкнуть, то любой сметливый журналист в мгновение ока накатает ему любой текст.

Ассортимент продукции, которую выпускал завод, был не таким уж роскошным, скорее скудным.

Завод поставлял на экспорт какие-то водяные установки, в токарных цехах вытачивались всевозможные заготовки-контргайки, сгоны, переходники. Существовал еще один цех, в котором изолировались трубы больших диаметров.

Прошло несколько месяцев, и Осинин привык к своей работе, адаптировался, или, как говорят в простонародье, обшустрился. Дела его пошли в гору, он даже начал делать первые успехи на новом поприще, договорившись каким-то непонятным и непостижимым для всех образом о поставке на завод в большом количестве некондиционных труб с Таганрогского металлургического комбината.

На радостях директор выдал Осинину большую денежную премию.

Кроме того, Осинин впервые в своей жизни съездил в командировку для получения водомеров. Многие считали это гиблым делом, все равно что послать Иванушку-дурачка за живой водой, тем более что до Осинина в К. ездило несколько снабженцев, и все возвращались с пустыми руками: водомеры были в ту пору величайшим дефицитом.

Виктор понимал, что эта идея с командировкой пришла в голову Панченко, которому очень хотелось посадить Виктора в лужу.

И все же Виктор нашел способ выцарапать у директора приборостроительного завода двести штук заветных деталей. Ему просто повезло. Когда он шел на вокзал за билетом домой, а настроение у него было преотвратное, нежданно-негаданно он столкнулся нос к носу с другом детства Борисом, с которым когда-то гонял голубей.

— Кого я вижу! — радостно воскликнул Борис.

— Ты?! — ошарашенно уставился на него Осинин, который не сразу признал в расплывшемся, тучном мужике своего одноклассника, задиру Борьку, вечно ходившего с синяками и царапинами.

— Ты откуда приехал? — спросил его Виктор.

— Я? Ниоткуда, я здесь живу и работаю.

— А какими судьбами ты попал в этот райский уголок?

— Так получилось. Долго рассказывать. Приходи лучше ко мне сегодня вечером в гости:

Шаумяна, 20; это недалеко от русской церкви. Обо всем и поговорим.

— Семья-то у тебя есть?

— А как же. Двух короедов настрогал.

— А трудишься где?

— На приборостроительном начальником цеха.

— Ну и дела! Лихо! — в возгласе Виктора были удивление и радость. — Я здесь, понимаешь ли, бегаю, водомеры ищу, а мой приятель детства, считай, на них сидит и не может мне помочь.

— А в чем дело? Говори, всегда поможем, — нетерпеливо потребовал Борис.

Осинин рассказал ему в двух словах про свою беду.

— Придется малость кое-кого подмазать, к сожалению, — резюмировал в конце его исповеди Борис.

— Какой базар, сколько надо, столько и отстегнем.

Через пару недель завод получил желанные водомеры, и Осинин ходил в героях, ведь еще немного — и завод мог бы понести большие убытки.

Конечно, это не нравилось Панченко. Успехи Осинина выводили его из себя, потому что рушились его планы, он затаил на Виктора злобу. Панченко стал раздражительным, грубым. Последнее время он буквально лез из себя, чтобы любым способом навредить Виктору.

Панченко понял, что Виктор очень опасный для него соперник, что благодаря своей неуемной энергии и завидной целеустремленности Осинин сможет наладить и улучшить работу отдела снабжения и сбыта, несмотря на отсутствие у него профессионального опыта.

Как-то в порыве злопыхательства Панченко с перекошенным от злобы лицом прошипел: «По работе я тебя сха-ва-ю! Ты меня понял?»

На что Виктор спокойно полушутливым тоном ответил:

— Слепой сказал: «Посмотрим». Панченко ответом Виктора обескуражен не был и выпалил ему в лицо:

— Не забывай, что я заместитель секретаря парткома, а ты, кто ты? Бывший зэк!

Осинин едва не врезал ему по морде, но сумел сдержаться и медленно произнес:

— Послушай, ты, драконюга, гнида бюрократическая, еще раз что-нибудь подобное вякнешь, я твое помело поганое точняком вырву.

Панченко, никогда доселе не слышавший таких «образных» народных выражений, сник и почти целый день просидел молча, насупившись.

К концу работы, видимо, посоветовавшись со своими дружками, он немного приободрился и сидел уже нахохлившись, словно петух.

Как впоследствии узнал Осинин, Панченко подключил к выживанию Виктора своих собутыльников — председателя профкома Клешнева, высокого, полноватого мужчину, с вечно обрюзгшим и недовольным лицом, и секретаря парторганизации — мастера участка, грубого неотесанного мужика («Как только таких выбирают в секретари», — удивился Осинин), по фамилии Мужланов.

Вся эта троица дружно начала строить всяческие козни и плести интриги против Осинина, только вот зацепок у них против него никаких не было, и от этого они еще больше бесились.

Председатель профкома Клешнев вообще органически, всеми фибрами своей проспиртованной алкоголем души, возненавидел Осинина. Он разговаривал с ним всегда надменно, небрежно выпятив свою жирную трясущуюся губу.

Как-то раз Клешнев зашел к Осинину в кабинет, когда тот был один, и скорее потребовал, чем попросил:

— Ты мне, это самое, пару метров фанеры сделай.

— А для чего вам надо? — вежливо спросил Виктор, полагая, что это необходимо для каких-нибудь стендов в цехе или для общественной работы.

Фанера была высокосортная и на особом учете, и раздавать ее со склада без оформления каких-либо документов означало бы хищение, и чем это может кончиться, Виктор прекрасно понимал.

Подобная откровенная наглость не то что поразила Виктора, она его просто рассмешила.

— Дурнее себя ищете, Сергей Митрофанович? А платить кто будет, Хаби-булин? — насмешливо спросил Осинин и, очень пристально взглянув на профсоюзного царька, рассмеялся.

Клешнев не ожидал от Осинина такого отпора. Он зло фыркнул и, хлопнув дверью, почти выбежал из кабинета, прошипев про себя какое-то ругательство.

… Однако после командировки Панченко встретил Осинина лицемерно приветливо. Теперь он даже останавливался, чтобы поговорить с ним, улыбался при встрече, но Осинин инстинктивно чувствовал, что это неспроста, что-то подсказывало ему, что надо быть начеку.

Его подозрения были не напрасны, скоро он заметил, что из папок пропали кое-какие извещения, ордера и письма.

— В чем дело? — строго спросил он однажды у Панченко, когда не нашел в своем ящике несколько важных бумаг. — Кто здесь рылся в мое отсутствие? Почему нет извещения на листовую сталь?

— Ты что, Виктор? Кому они нужны, твои бумажки? — спокойно ответил Панченко, но его руки дрожали.