Армейская история - Южный Вадим. Страница 5

Глава 6.

— Товарищ подполковник, майор Черкасов прибыл для дальнейшего прохождения службы! — представился Черкасов командиру полка в его кабинете.

Тот кивнул, с интересом рассматривая нового подчиненного, и показал на стул:

— Присаживайтесь. Ну, как первые впечатления о земле Афганистана?

— Честно сказать, товарищ подполковник, пока ничего не понял, — ответил Черкасов, — впечатлений очень много, все непривычно, но думаю, что немного послужу — разберусь.

— Похвальное рвение, — кивнул командир, — главное, чтобы в процессе ознакомления со службой и приобретения боевых навыков, вы не наломали дров. Афганистан — не Советский Союз, и многое необходимо оценивать совсем по-другому, чем там. Здесь летчик наделен особой самостоятельностью в принятии решения. Иначе нельзя. Практически невозможно предусмотреть все те ситуации, в которые попадают ежедневно наши экипажи. Летчику на месте виднее, можно взлетать, или необходимо переждать непогоду, где лететь и как лететь. И в принятии решения главную роль играют опыт, мастерство, знание района, умение прогнозировать изменения атмосферных явлений. Здесь не учебные полеты, и от принятого вами решения зачастую зависят человеческие жизни, что накладывает на вас очень тяжелый психологический и моральный груз. Поэтому не обижайтесь, но первое время поработаете вторым номером, в паре с капитаном Абрамовым, настоящим асом.

Как ни ожидал боевого крещения Черкасов, как ни готовился к нему, а прошло оно совсем не так, как виделось ему. Удары пуль крупнокалиберного пулемета по корпусу вертолета раздались неожиданно, и Черкасов растерялся. Земля вдруг вздыбилась, и навстречу стремительно снижающейся винтокрылой машине понеслись узкие полоски земли и скалы. Казалось, все это внезапно сорвалось и неудержимо опрокидывалось на вертолет, над которым блестел узкий диск вращающихся лопастей несущего винта.

Черкасов почувствовал, как сердце сковывает холод страха. Хуже всего, что он не знал, чего ему бояться больше, попадания пули в его такое незащищенное тело, возникновения неисправности в машине и как следствие этого последующего падения, или тех сумасшедших маневров, которые вытворял в воздухе Абрамов, уводящий вертушку из-под обстрела. Капитан Абрамов сидел спокойно, обхватив сильной ладонью ручку управления, заметно наклонившуюся вниз. Да что же ты делаешь, с ужасом подумал майор, да выводи же машину из пикирования!

Вертолет на максимальной скорости проскочил опасный участок, повторяя в узком ущелье все его повороты. Слава богу, до аэродрома дотянули, и лишь на земле обнаружили, что в нескольких местах пробиты редукторный отсек и лопасти несущего винта.

— Ерунда, — безмятежно заметил Абрамов, — было и похуже. Видел бы ты, как мы садились с перебитым тросом, ведущим к хвостовому оперению….

И только сейчас, когда Черкасов твердо стоял обеими ногами на земле, он по настоящему испугался. Только на земле он понял, что стреляли в него, и это его, майора Черкасова, отца двух маленьких прелестных девчушек хотел убить невидимый стрелок. И если бы не мастерство Абрамова с его шальными выкрутасами, сегодня двумя сиротами могло стать больше. Это осознание сиротства своих дочерей, дикая мысль, что он может их больше никогда не увидеть, поразила и напугала Черкасова больше всего.

Через неделю боевых вылетов служба в Союзе казалась Черкасову далекой и нереальной. Каждый день приносил что-то новое, каждый день заставлял проходить очередное испытание. Ветер и жаркое солнце обжигали лицо. К вечеру куртка твердела от соли. Выданный Черкасову новенький синий форменный комбинезон очень быстро стал бледно-голубым.

Почти что каждую посадку приходилось выполнять на площадках, которые впервые увидел лишь с воздуха. Иногда они едва превышали размер вертолета, и главное при этом было умение выбрать такое место, чтобы потом можно было взлететь.

Абрамов учил его садить вертолет. Это был не Союз, где крен при маневре ограничивался минимальными величинами. Здесь снижались очень круто — из соображений безопасности. Чем быстрее ты снижаешься, тем меньше у духов времени прицельно выпустить по тебе ракету и тем больше у тебя шансов выжить. Абрамов учил его думать, рассказывал о районах, где приходилось работать, об опасных участках. Над опасным участком вертолет набирал высоту в сторону солнца. В таком случае зенитная ракета духов вряд ли сможет «захватить» вертолет, ведь солнце для тепловой самонаводящейся головки становится более мощной «целью».

Иногда приходилось совершать невероятное. Черкасов первый раз пошел в свой самостоятельный полет в паре с Абрамовым, который шел ведущим вертолетной пары, и надо было снять с горы тяжело раненого хадовца. Пока Черкасов прикрывал Абрамова, тот пытался подойти к группе афганцев, которые махали ему руками со скалы. Сесть было негде — горы. Единственное, за что можно было зацепиться только одним колесом, был тонкий гребень. Черкасов с ужасом наблюдал, как Абрамов касался гребня передним колесом, но забрать раненого не мог. Дверца при этом находилась метрах в трех от земли. Пробовал подойти боком — не вышло: обрыв. Потом Абрамов заметил рядом каменную гряду и боком притерся к ней. Сумасшедший! Но хадовца забрал….

Черкасов готовился к очередному вылету, когда появился этот пехотный офицер.

— Мужики! Ну, возьмите с собой, — заканючил старлей, возвращающийся на свою заставу после госпиталя, — вам все равно по пути, даже крюк делать не надо. А то до оказии я еще неделю здесь просижу. У меня ведь там мои бойцы….

— Слушай, пехота, — покачал головой Черкасов, — ты понимаешь, что нельзя? Не дай бог что-нибудь случится, с нас три шкуры спустят.

— Да вы что! — округлил глаза старлей, — Да чтобы с вами что-нибудь могло случиться?! В жизнь не поверю! Да на таких вертушках, да на таких красавицах! Да с такими асами!

Видя, что не может пронять летчиков, он вдруг смолк, задумчиво уставившись на штангу приемника воздушного давления, и неожиданно добавил:

— И пушка у вас пусть не большая, зато такая мощная….

Этого летуны выдержать не смогли. Фраза старлея утонула в громовом смехе летчиков, механик согнулся в три погибели, держась от хохота за живот, у Черкасова от смеха даже слезу пробило. Отсмеявшись, они переглянулись.

— Ну, старлей, рассмешил, — кивнул Черкасов, — ладно, тащи вещи, вылет через час.

Старший лейтенант Демагин был доволен. Повезло. Удалось уломать летунов, и наконец-то он добрался до своего взвода, по которому успел соскучиться за две недели госпитальной лежки. Было приятно видеть, что его бойцы тоже искренне рады возвращению своего взводного.

— Все нормально, товарищ старший лейтенант, — доложил замкомвзвод, — все живы и здоровы. Единственно — духи обнаглели, через день да каждый день мины ставят. Сейчас по утрам дорогу проверяем. Обстрелы регулярно. Правда, последние дня три что-то духи притихли. Только не к добру это, товарищ старший лейтенант, замышляют они что-то.

— Разберемся…. — задумчиво произнес Демагин, — не в первой.

На следующее утро он лично возглавил группу. Они проверили свой участок, но ни одной мины не обнаружили. Неужто передышка, подумал старлей, во что не верилось. Они поставили БТР на свою дневную позицию, где прикрывали проходящие колонны от нападения с одного из опасных направлений и наблюдали за обстановкой. По связи Демагин вышел на соседний блок, и ему передали — готовься встречать колонну — входит в твою зону ответственности.

Колонна шла на максимально возможной скорости, которую позволял поддерживать извилистый серпантин ущелья и Демагин залюбовался этой рычащей и грохочущей железной змеей, ползущей по дороге. Через каждые несколько груженых КАМАЗов шли БТРы. Ствол крупнокалиберного пулемета первой бронемашины смотрел вверх вправо, в гору, и Демагин знал, что там сейчас сидит наводчик и машина в любую секунду готова грозно огрызнуться на любого, кто посмеет угрожать колонне. Следующий БТР — все так же, но ствол пулемета смотрит уже влево. Вправо — влево, вправо-влево. С какой бы стороны не напали, колонна готова к бою.