Прощание славянки - Южный Вадим. Страница 6
С раннего детства меня мучает вопрос — кто я, зачем пришел в этот мир? Какова цель моего существования?
Поглощаемые книги ответа на мои вопросы не дали. Попытки читать уважаемых философов еще больше запутали меня, абстрактная философия не дала ответы на мучительные вопросы… Единственное, что я осознал — четкое понимание раздельности тела и духа. Мое тело хотело много спать, хорошо жрать, не хотело заниматься спортом, боялось боли и страданий и многого другого. Оно хотело быть по-скотски счастливым. Дух же хотел быть свободным и не зависеть от этих потребностей тела, и руководством к действию я выбрал два тезиса Сократа: «Не ставь скотские потребности желудка выше духовных потребностей человека» и «Всегда поступай нравственно и целесообразно».
Я воспитывал и тренировал свой дух, заставляя проходить себя через телесные страдания. Мой дух заставлял мое тело делать все, что ему не хотелось и не нравилось. Когда я был голоден и ловил себя на мысли, что готов сожрать теленка, то в столовой заставлял себя отдать свой скудный армейский ужин товарищам по столу. Когда я чувствовал, что устал, то заставлял себя быстрее других сделать свою работу, чтобы помочь товарищам. Когда мне нравилась девушка, я заставлял себя презирать ее и выискивать в ней недостатки. Духом я задавливал в зародыше все свои чувства, говорящие мне о слабости моего тела. И в один прекрасный момент я вдруг почувствовал, что мое презренное тело сдалось, подчинилось духу, и открылись новые горизонты. Я мог заставить тело пахать за пределом телесных возможностей, превосходство силы воли и духа над организмом открывало во мне все большие физические возможности.
Я понял, что счастье человека не зависит от денег, пищи, условий жизни, круга общения и прочей ерунды. Бог каждому человеку дал одинаковое количество счастья. Просто для богатого человека ежедневное поглощение черной икры является обыденным делом, а для меня банка красной на праздник один раз в год — уже радость. Бомж радуется каждой найденной бутылке на мусорке точно так же, как богатый каждой удачной сделке. И при этом радостные эмоции и количество получаемого ими счастья равнозначно! И чувство горя у них одинаковое. Только бомжа расстраивает, когда он не насобирает стеклотары на бутылку портвейна, а богатый расстраивается, узнав, что он не может себе купить такую же яхту, как у Рокфеллера.
Да, я добился того, что мое тело стало куском пластилина в руках моего духа, но я так и не добился ответа на поставленные мною вопросы.
Мне радостно и светло. Я засыпаю и просыпаюсь с ее именем на губах. На занятиях по самоподготовке я сочиняю письма к ней, которые никогда не оправлю, настолько они личные. И с нетерпением жду выходные дни, чтобы сходить в увольнение и увидеть ее — Марину!
У меня никогда не было семьи. Родители погибли, когда я был очень маленький, поэтому не помню их, за исключением нежных прикосновений матери и строгого голоса отца. В детдоме, где я воспитывался, были очень суровые законы. Я любил читать и мечтать, не был таким, как все, за что меня не любили и часто били. Я не ломался, не просил пощады, не заискивал перед старшими и не унижался. А искал спасения в книгах, в которых я был то Д'Артаньяном, то Черным Корсаром или Робинзоном Крузо. Книги помогли мне выстоять в этой жестокой жизни, остаться человеком и не обозлиться на других людей.
Но книги не смогли заменить мне семью. Мне не знакома радость семейной жизни. Не знакомо, что, значит, быть сыном или отцом. Как вести себя с матерью, женой и детьми. И как вообще можно подойти и просто заговорить с девушкой, этим таинственным и неземным существом? Девушки меня пугают и притягивают одновременно. Хочется понять, что это за странные существа, но незнание мое отпугивает от них как пугает маленького ребенка что-то незнакомое.
До поступления в суворовское военное училище я не знал, что такое дружба. Отношения между детдомовцами напоминали отношения в волчьей стае. Я не отдавал старшим свой ужин и с ужасом ждал ночи. Они приходили вдвоем или втроем, когда дежурный воспитатель засыпал или куда-нибудь уходил. Я лежал, накрывшись одеялом с головой, и со страхом ждал их прихода. Они скидывали меня с кровати и долго и нещадно пинали. Но назло им я все равно никогда не отдавал свою пайку. Как я благодарен нашей учительнице по русскому языку, которая, узнав о моей мечте пойти в суворовское училище, не обсмеяла мою голубую мечту детства, а поддержала, и помогла собрать необходимые для поступления документы. Кадетка стала моим настоящим домом. Кадетские принципы — дружба, Родина, честь, — стали моими жизненными принципами.
Я никогда не был слишком высокого мнения о себе, девчонок стеснялся и никогда не мог подойти к ним первым. Поэтому когда на новогоднем вечере в нашем училище меня пригласила на белый танец эта броская красавица Марина, я был просто шокирован. Как она была прекрасна, когда я увидел ее впервые. Она посмотрела на меня и улыбнулась, а я так жутко покраснел, что она, не таясь, прыснула со смеху. Свой первый танец я танцевал как медведь и, наверное, оттоптал ей все ноги. Я был напряжен как бревно, и Марине стоило немало усилий разговорить меня.
Когда я думаю о ней, видимо у меня на лице появляется счастливая идиотская улыбка, потому что Андрей хохочет и, подмигивая Сергею с Генкой, показывает на меня.
— Да пошли вы… — ору я на них и жалею, потому что сразу начинаются подколки.
— На свадьбу то пригласишь?
— А ты с ней того… уже спишь?
Мы встречались с ней каждые выходные, ее веселила моя скромность и стеснительность, меня притягивала ее веселость и бесшабашность. Через неделю знакомства она пригласила меня домой и познакомила со своей мамой, отец с ними не жил. Мама сразу подробно расспросила меня, откуда я, кто мои родители, как мы живем. Видимо ее не устроили мои качества потенциального жениха, потому что слышал, как она что-то недовольно высказывала Марине на кухне, а та только весело смеялась в ответ.
Какой я был дурак! Как верил в настоящую любовь и как был жестоко в ней разочарован. Не последнюю роль в этом сыграл Андрей, и не знаю, должен ли я быть ему за это благодарен, или нет.
В один момент я вдруг заметил, что Марина со мной не искренна. В разговорах стали звучать оговорки, двусмысленности, недосказанности. Назначенные свидания стали срываться. Когда я приходил на условленное место, она не приходила, но порвать с ней я уже не мог, настолько был влюблен в нее и, тем более что потом она сама находила меня, или передавала мне нежные записки с извинениями и объяснениями.
Однако постоянные подозрения и душевные муки сделали меня раздражительным и злым. Я ходил сам не свой, не мог учиться, мне не хотелось ни с кем общаться, когда неожиданно подошел Андрей. Он крепко взял меня за руку и вытащил за казарму на спортгородок.
Не знаю, откуда сформировалось мое презрительное отношение к женскому полу. Какую-то роль в этом сыграл «Герой нашего времени» Лермонтова, какую-то — свой личный опыт. Такие женщины, как жены декабристов, в наше время не рождаются. Другие никогда не поймут и не примут, что их мужья защищают Родину и могут в любой момент погибнуть. С одной стороны их можно понять. Ведь офицерское сословие в наше время является одним из самых бедных и бесправных, гибель офицера означает для его семьи нищенскую пенсию, на которую даже собаку не прокормишь, не говоря уже о детях. Потому семья — обуза, которая не пускает офицера на войну. Я решил посвятить свою жизнь служению Родине. Мне не надо за это наград и почестей. Может быть, я — дурак, но я люблю свою страну. И понимаю, что служба Родине и семья — понятия несовместимые. И это осознание — что я могу погибнуть и оставить своих детей нищенствовать, заставляет меня отказаться от принятия высокого и светлого чувства, именуемого любовью, во избежание создания семьи.