Прощание славянки - Южный Вадим. Страница 8

С мамой Марины у меня сложились теплые отношения, особенно после того, как я навешал ей «лапши на уши» про огромную квартиру родителей, их машину и дачу. Боже мой! Дай силы продержаться! Я чувствовал отвращение к любовной игре, которую мы вели, тем более что знал наперед все ходы. Мои способности и силы тратились впустую на игру сердец. Сколько людей прожило свою жизнь напрасно из-за женщин и сколько их еще будет?

Сергей говорит, что я сильно изменился за последнее время, и, причем в худшую сторону. Неужели моя игра так сильно подействовала на меня?

Марина сама рассказала мне про Максима. Про глупого курсантика, с которым она дружила, а он боялся ее обнять и поцеловать. Как она мучила его, не приходила на свидания. Как приглашала Максима к себе домой, а сама с подружками стояла за дверью и тихо покатывалась со смеху над ним, и спорила с подружками, что он прождет ее возле подъезда не менее часа, в надежде, что она куда-нибудь вышла и вот-вот вернется.

Она глумилась над моим другом. Над надежным, порядочным, скромным и безобидным Максимом, который так верил в настоящую, искреннюю любовь. И если до этого я сомневался в своих действиях, то теперь мне не было ее жаль.

Марина отдалась мне на квартире родителей моего однокашника, которые уехали в отпуск, а его не отпустили в увольнение. После того, как уставшие и опустошенные мы упали на подушки, она прямо спросила у меня:

— Андрейка! Тебе не кажется, что теперь тебе как джентльмену пора просить у моей мамы мою руку и сердце?

Я, невинно глядя ей в глаза, объяснил, что не могу сделать этого прямо сейчас, потому что носки у меня потные, вонючие и грязные. Не как у джентльмена. Она привычно надула губки:

— У тебя все не как у людей.

Я задумчиво предложил:

— Через неделю твой день рождения. Не лучше ли будет мне выступить с заявлением там, чтобы расставить все точки над и в наших взаимоотношениях?

— Умница! — просияла она, — Там и подружки мои будут! Ты тоже возьми кого-нибудь из своих друзей…

Она со всей своей страстью набросилась на меня…

На ее день рождения я, конечно же, пригласил Генку, Сергея и Максима. Только Максим должен был не заходить в квартиру, а подождать за домом, куда выходили окна Марининой квартиры, и ждать когда все выглянут, чтобы вежливо им помахать.

Мы взяли в цветочном ларьке самый роскошный букет алых роз. Ее мама в шикарном вечернем платье смотрела на меня с любовью и нежностью. Она усадила Генку с Сергеем через одного между девчонками, а меня рядом с Мариной, поставив позади нас розы.

— Девчонки и мальчишки! — мило улыбнувшись мне, взяла инициативу в свои руки мама Марины, — первый тост я предлагаю произнести прекрасному кавалеру моей дочери, будущему генералу Андрею!

По радостным и загадочным лицам присутствующих я понял, что именинница похвалилась о том, что должно произойти на ее дне рождения. Ну что же, тем больнее будет удар.

— Благодарю вас! — ответил я матери Марины поклоном. — Насчет генерала не знаю, у генералов есть свои дети, а тост — пожалуйста! У меня есть друг. Очень порядочный человек. Какой-то девушке повезет, потому что он будет идеальным семьянином, мужем и отцом. Кстати он очень застенчивый, он тоже мною сюда приглашен, но может и постесняться войти. Кто хочет, может выглянуть, он, скорее всего, стоит сейчас под вашими окнами.

Две подружки Марины, что оказались полюбопытнее других, подскочили к окну и ошарашено замерли, напоминая букашек, добравшихся до кончика пальца. Потом одна из них медленно обернулась и испуганно глянула на Марину. Та, недоверчиво улыбаясь, встала и пошла к окну, а я тем временем продолжил.

— Он полюбил одну красивую девушку, которая осмеяла и убила его любовь. Которая мучила его и потешалась над его страданиями. — Марина повернулась ко мне, в глазах ее стояли слезы, она все поняла. — Да, Марина, это Максим. Мой друг Максим. Поэтому я здесь. И в твой день рождения хочу сказать, что не люблю тебя. Ты мне не нужна.

Я поставил бокал на стол. Марина рыдала. Ее мать, глядя на меня с ненавистью, успокаивала ее. Мы ушли не попрощавшись.

По дороге Сергей, задумчиво глядя на меня, произнес:

— Жестокий ты. Слишком жестокий.

— Может быть… — ответил я. На душе было противно и мерзко.

— И не пожрали… — недовольно пробурчал Генка.

Пролетели три года учебы. Казалась, что в погонах прошла целая жизнь, настолько они были наполнены трудностями армейской службы. Генка с Андреем часто до хрипоты спорят на всякие философские темы. Читают всякую муру, которую я никогда бы не взял. Может быть, я такой тупой, но мои способности меня устраивают, и учусь я даже очень неплохо. Сначала я не понимал умственных рассуждений Генки с Андреем об относительности счастья, но когда после зимнего полевого выхода на полигон, где жили в тридцатиградусный мороз в палатках, мы вернулись в родную казарму, я понял, что такое счастье.

Для меня было счастьем спать в кровати раздетым, а не на полигонских нарах в бушлате и зимней шапке под двумя одеялами и просыпаться околевшим. Счастьем было есть в теплой столовой за столом, где пища не замерзает и не превращается в лед, пока ты донесешь ее от раздачи до стола. Счастьем было сидеть в освещаемой электричеством казарме, а не в палатке, озаряемой светом лампы «летучая мышь».

Если бы кто-нибудь мне сказал на первом курсе, что я буду счастлив, возвращаясь в казарму, я бы не поверил, настолько она давила и пугала после жизни в домашних условиях.

На третьем курсе в нашем взводе была сыграна первая свадьба. Причем женился самый маленький по росту, полутораметровый Санька Силько. Жену он взял себе еще меньше ростом, чем был сам. Саня был в наряде, когда в перерыве между занятиями по тактике мы рассматривали его свадебные фотографии, которые он принес из последнего увольнения. Преподаватель по тактике подполковник Калинин просмотрел их с насмешливой улыбкой.

— Нет, ну нельзя же так делать. Всему вас учить надо.

— А что случилось, товарищ подполковник?

— Ну, как что? Смотрите, он сам маленького роста, жену взял еще меньшего роста, чем сам. Значит, дети будут в среднем по росту где-то между ним и женой, но точно еще меньше, чем он сам. Если дети будут брать в жены еще более маленьких женщин, то так и до тараканов дотрахаться можно. Неграмотно сделал он, породу ему срочно улучшать надо! И не надо торопиться жениться. Помните, что в войне с женщинами у нас в запасе есть преимущество — девки!

Генка свихнулся на гирях. После того, как стал на первом курсе чемпионом училища по гиревому спорту, складывается такое ощущение, что он и спит с ними. У него под кроватью постоянно стоят две двухпудовые гири, вызывая неизменную ругань дежурных по расположению и вынужденных постоянно двигать их, чтобы помыть полы. Генка же каждую свободную минуту посвящает гирям, тягая их то по одной, то сразу по две.

— Генка! Тупень! — издевается над ним Андрей. — Хватит ерундой страдать! Ты как дурак озабочен накачкой своего тела, в то время как умные люди думают об укреплении своего духа и ума.

— Сам тупень, — обижается Геннадий, — в здоровом теле — здоровый дух. Недаром древние восхищались красиво сложенными людьми с отличной мускулатурой.

— Ага, — кивает Андрей, — только история не сохранила сведений о тех, кто позировал, а вот те, кто творил, навечно остались гениями в истории человечества.

— Да что ты говоришь! А Геракл, Самсон, Давид?

— Так извини, они совершали подвиги, и о них в первую очередь помнят, что они герои, обладающие сильным духом и умом. А сколько было качков-Шварцнеггеров — одному богу известно, и не осталось от них после смерти ни мышц, ни имени, ни памяти.

Андрея я уважаю, но иногда побаиваюсь, насколько он отличается от других и насколько может быть жестоким. Он не жалеет себя и не жалеет других. Я до хрипоты спорил с ним, пытаясь объяснить, что не все люди такие же требовательные к себе и умные как он, но ничего не смог ему доказать. Он никогда не сидит без дела. Много занимается спортом, прогрессируя буквально на глазах. Сам научился творить невообразимые вещи на перекладине и брусьях. Везет же ему, столько дано от бога. Еще больше читает, или как он выражается сам — занимается самовоспитанием. Только какое это может быть самовоспитание, когда на лекции по военной психологии о воспитании силы воли человека, читаемой жирным женоподобным подполковником, Андрей, с презрением глядя на него, вгоняет себе в предплечье иголку по самое ушко! И еще усмехается при этом! Это просто какая-то ненормальность… Он считает, что каждый должен говорить о том, что знает, и учить тому, что умеет, а не рассуждать с умным видом о вещах, далеких своему пониманию и умениям.