Путевые записки эстет-энтомолога - Забирко Виталий Сергеевич. Страница 66

На пассажирском причале у трапа корабля меня поджидал вахтенный. Причал пустовал — рейс не считался пассажирским, поскольку раз в год доставлял на исследовательскую станцию у Сивиллы сменный персонал, оборудование и предметы жизнеобеспечения. Пассажиров вроде меня набиралось немного. И все же один провожающий на причале присутствовал. За турникетом, метрах в пятидесяти от трапа кликушествовал в теологическом угаре монах Барабек, потрясая серебряным крестом и предавая анафеме вся и всех, направлявшихся на Сивиллу. Странно, но при виде монаха я не испытал былого раздражения. Скорее сожаление, что столь некорректно обошелся с ним, ибо только сейчас, видя его неподконтрольное сознанию неистовство, понял, что передо мной не фанатик веры, а душевнобольной, нуждающийся в лечении. Хотя между тем и другим разница невелика.

Я протянул билет вахтенному, он внимательно рассмотрел его и осклабился, если так можно охарактеризовать приоткрывшуюся пасть и выдвинувшиеся из нее хелицеры.

— Мы не летим на Сивиллу, — ехидно заявил он. Я опешил.

— А куда?

— На исследовательскую станцию у Сивиллы, — осклабившись еще больше, объяснил вахтенный.

Ох, и не любили на корабле пассажиров. И это понятно — в глазах команды все, кто стремился попасть на Сивиллу, выглядели одуревшими с жиру толстосумами (стоимость билета на рейс приближалась к астрономической), единственным желанием которых было стремление узнать на планете свою судьбу. Никчемное, с точки зрения любого здравомыслящего, желание. Моя цель была совершенно иной, «о посвящать в нее я никого не собирался. Пусть лучше на протяжении всего рейса меня обзывают „задницей“.

— Значит, я долечу с вами до исследовательской станции, а дальше пойду пешком! — отрезал я.

— Договорились, — весьма довольный собой, сказал вахтенный и включил прилепленный присоской к щеке микрофон. — Капитан, последняя задница прибыла на корабль!

— Наконец-то, — ответил капитан. — Стоять по местам, задраивать люки, готовиться к отходу!

Вахтенный жестом пригласил меня на корабль, вошел следом и убрал трап. Стоя в проеме люка, он помахал рукой Барабеку, крикнул ему:

— Счастливо оставаться, беззадница! — и зарастил входную перепонку.

— Ваш знакомый? — осторожно поинтересовался я, мысленно переваривая новое словосочетание — «беззадница».

— Ага! — весело ответил вахтенный. — Летал в свое время на Сивиллу и был тогда такой же беззаботной задницей, как ты сейчас. — Он повернулся ко мне, втянул в пасть хелицеры, выпрямился, и я понял, что шутить он больше не намерен. — А теперь слушай меня внимательно. Твоя каюта номер четырнадцать прямо по коридору. Гальюн — в конце коридора, кают-компания — между ними. За время рейса всем задницам категорически запрещается выходить за пределы своего отсека! Понятно?!

Мне оставалось только кивнуть и пойти в указанном направлении. Что я и сделал.

Каюта оказалась низенькой каморкой, в которой можно было либо сидеть на миниатюрном стульчике возле встроенного в стену блока корабельной информотеки, либо лежать на узкой койке, а стоять — только на полусогнутых ногах. Что поделаешь — стесненные габариты диктовались общей массой корабля, который необходимо разогнать до световой скорости. Учитывая отношение команды к пассажирам, впору удавиться от таких условий, если бы полетное время составляло полгода. Но это в реальном времени пройдет полгода, а для летящих на корабле — чуть более суток. Четырнадцать часов на разгон корабля, около часа полета с практически световой скоростью, и четырнадцать часов на торможение. Релятивизм, давно ставший анахронизмом для перемещений в Пространстве, на этой трассе являлся неприятным, но неотъемлемым явлением. Пока. Потому что существовал еще какой-то иной способ перемещения сквозь межгалактические сектора с аномальными топологическими возмущениями, при котором эффект релятивизма не проявлялся. Но об этом способе знали только сивиллянки.

Больше всего мне хотелось спать — сказывались бездумное девятичасовое созерцание Вселенной на обзорной площадке и послеобеденная осоловелость, — но я пересилил себя, сел на стульчик и включил экран корабельной информотеки. Поскольку она была автономной и никак не связанной с межгалактической электронной сетью из-за все тех же топологических возмущений данного сектора Пространства, я мог почерпнуть из нее неизвестные в остальном мире сведения о Сивилле.

Почти ничего нового я не узнал, зато освежил ранее известные факты, так сказать, из самого достоверного источника — большинство сведений о Сивилле в галактической сети информотек имели пометку «нестрогое соответствие». Сведения о первых контактах с сивиллянками уходили в седую древность, когда Галактического Союза еще не существовало (то есть имели более чем полумиллиард-нолетнюю историю), и в них не очень верилось, поскольку футурологические прогнозы являются неотъемлемой составляющей разума, а любые предания из этой области столь глубокой старины могли со временем интерпретироваться как угодно. Но если они все же соответствовали действительности, то сивиллянскую цивилизацию можно было считать чуть ли не первой разумной расой Млечного Пути. Однако вплоть до настоящего времени сивиллянки не только не входили в состав Координационного совета Галактического Союза, но и не стремилась к этому. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Весьма странная цивилизация, представители которой неожиданно появлялись в Галактике то здесь, то там, предрекали какое-либо событие и тут же исчезали. Одно время существовало мистическое суждение, что сивиллянки являются своеобразным передаточным звеном между мифическими Строителями Млечного Пути и его обитателями, но, не имея под собой никакой реалистической почвы, это суждение вскоре благополучно сошло на нет. Предполагалось также, что звездная система, в которой зародилась сивиллянская цивилизация, давно погибла, и сивиллянки, так и не найдя подходящей системы для новой родины (по другим толкованиям — не желая обретать новую родину), теперь странствуют по Вселенной, подобно библейским пророкам, бескорыстно предсказывая будущее. Однако эта гипотеза рухнула лет пятьсот тому назад, когда сивиллянки точно указали месторасположение своей системы, построили возле нее космостанцию и разрешили всем гуманоидам посещать ее. Непосредственно на планету они допускали только избранных, причем критерии отбора «счастливцев» до сих пор оставались неясными. Так, например, из ста гуманоидов, которым раз в год разрешалось побывать на станции, на Сивиллу допускались от силы пятеро, да и то в основном личности, с которыми сивиллянки встречались ранее. Остальные девяносто пять, пробыв год на станции возле Сивиллы, вынуждены были возвращаться домой, несолоно хлебавши. Быть может, этим и объясняется, что образовавшаяся поначалу многомиллиардная очередь гуманоидов, желавших узнать свою судьбу, сама собой рассосалась, и теперь станцию посещали лишь единицы. Нашим рейсом, например, летело всего шестнадцать пассажиров.