Путевые записки эстет-энтомолога - Забирко Виталий Сергеевич. Страница 91

— Куда предлагаешь перебазироваться?

Кванч минуту вглядывался в карту, затем ткнул длинным пальцем в рыжее пятно на северо-востоке.

— Сюда, бвана Алексан.

Брови у меня взлетели сами собой, и я недоверчиво уставился на Кванча.

— Полгода назад здесь был пожар… — протянул я с сомнением.

— Да, бвана. — Глаза Кванча втянулись в глазницы, затем снова выпучились. — Лучшего места не найти. После пожара тут не осталось гнезд, поэтому егеря участок не контролируют. Зато сюда двинулось много старцев-одиночек.

Я немного подумал. Что ж, в словах проводника был резон. Знай я заранее, поиски вторичного кокона с ногокрылом-имаго следовало начинать отсюда. И никаких бы «казусов» тогда не случилось.

— У тебя там схрон есть?

— Да, бвана.

— Собираемся, быстро! — бросил я Тане, которая, скорчившись, лежала в гамаке.

Ни слова не сказав, она поднялась и, сгорбившись, принялась укладывать рюкзаки. Лицо ее было серым, движения медленными, осторожными — видимо, боль была сильной. Но она не жаловалась.

Шесть часов мы пробирались сквозь дебри к месту новой «дислокации». Вопреки моим опасениям, сцепление подошв кроссовок с естественным древесным настилом первого яруса мангровых зарослей оказалось достаточно сносным, и обувь скользила лишь на отмерших корнях с отслоившейся корой. Различить же под ногами белые, будто полированные, мертвые корни не составляло особого труда. Пару раз оскользнувшись, я приноровился и теперь шагал почти как по земле.

С места мы снялись вовремя, потому что, пройдя километра два, услышали за спиной беспорядочные выстрелы, а затем уханье фотонной бомбарды. Видимо, кроме нас, в этом районе промышляла группа контрабандистов, которая попала под прочесывание сельвы, и теперь ее расстреливали и с земли, и с воздуха. О такой ситуации можно было только мечтать — барражирующие в свободном поиске над сельвой птерокары егерей отвлекались на боевые действия, и мы могли спокойно, почти не маскируясь, передвигаться.

Но чем дальше мы уходили, тем больше меня начинало беспокоить состояние Таны. Она не жаловалась, старалась поспевать за мной, но на глазах теряла силы. В который раз я убеждался, что женщин можно брать на пикник, но ни в коем случае в экспедицию. Наше счастье, что егеря вели бой с группой контрабандистов, а не шли по нашим следам.

Три раза мы были вынуждены делать краткосрочные привалы, и я перегрузил часть снаряжения из рюкзака Таны в свой. Заставить нести Кванча рюкзак я не мог — конституция аборигенов, не имеющих скелета, не позволяла им переносить тяжести.

Лишний вес согнул меня в три погибели, и я практически ничего не видел вокруг, сосредоточив все внимание на том, чтобы нести груз и не поскользнуться. Поэтому, когда мы наконец добрались до схрона, у меня хватило сил лишь сбросить с плеч рюкзак и в изнеможении сесть на чурбак.

Тана буквально рухнула в гамак.

— Я немножко полежу, ладно? — с просительными нотками в голосе прошептала она.

Я ничего не ответил, но твердо решил, что больше никогда не позволю ни одной женщине влезать в мои дела. Даже если из-за этого будет отказано в субсидировании экспедиции.

Отдышавшись и немного придя в себя, я огляделся. Все схроны контрабандистов похожи друг на друга — плетенная из лиан овальная корзина длиной шесть и высотой в два метра; три гамака, четыре чурбака. И все. О существовании за пределами схрона цивилизации свидетельствовала лишь тонкая паутина экранирующей сети, натянутая под потолком, чтобы егеря не могли просканировать обитателей биолокатором.

Надо было поесть, чтобы восстановить силы, но Кванч куда-то исчез, и некого было послать за грибами. Однако, вспомнив, как запасливая Тана упаковывала в пакет остатки завтрака, я расшнуровал ее рюкзак и достал два небольших сморщенных гриба.

— Есть будешь? — спросил я.

— Нет… Не хочется… Слабость сильная…

— Слабость? — переспросил я. — Это дело поправимое.

Отложив в сторону грибы, я раскрыл аптечку, взял шприц-тюбик с тонизатором, но, повертев его в руках, вернул на место. Что-то вроде жалости шевельнулось во мне. А может, и не жалости, а элементарной целесообразности. Мне нужен бодрый, здоровый, хорошо отдохнувший член экспедиции, а не человек, загруженный тонизаторами, который может сломаться в самый неподходящий момент. И в данное время я мог позволить Тане проспать до утра, чтобы восстановить силы. Так что альтруизмом в моих действиях и не пахло.

Покопавшись в аптечке, я нашел шприц-тюбик со снотворным и подошел к гамаку.

— Сейчас все будет в порядке, — сказал я Тане, массируя ей руку.

Я не успел выдавить весь шприц-тюбик, как Тана закрыла глаза и уснула. И тогда я словно впервые увидел, насколько ей досталось: лицо осунулось, кожа посерела и стала дряблой, словно у крайне изможденного человека. Одним переутомлением такое недомогание не объяснишь.

Выдернув иглу, я не выбросил пустой шприц-тюбик, а долго в задумчивости стоял, уставившись на острое жало. Наконец, тяжело вздохнув, завернул шприц в стерильную обертку и вернулся к своему рюкзаку. Поглядывая на спящую Тану, распаковал рюкзак и принялся собирать диагност. В отличие от Кванча с Таной, собиравших диагност около часа, я управился за несколько минут, опустил использованный шприц-тюбик в приемную кювету и запустил анализатор. Микрочастичек тканей на игле достаточно для полного анализа состояния организма.

Пока шел анализ, я перекусил. Сорванные вчера и еще сегодня утром относительно свежие грибы к этому времени успели постареть и на вкус напоминали резину, упругую и плохо жующуюся. Но выбирать не приходилось. Появится Кванч, отправлю его за свежими.

Доесть я не успел — диагност справился со своей задачей неожиданно быстро и замигал индикаторами. Такое могло произойти, если обнаружен очаг заболевания. Неприятный холодок пробежал у меня по спине, пальцы почему-то онемели. Сбывались утренние опасения…

С усилием проглотив непрожеванный кусок, я размял пальцы, мрачно поглядывая на диагност. Иногда лучше не знать, что уготовила судьба. Я перевел взгляд на Тану. Скукожившись в гамаке, она спала глубоким сном безмерно уставшего человека. Правая рука была прижата к животу, словно пытаясь утихомирить боль, левая свободно свешивалась через край гамака.