Цунами - Задорнов Николай Павлович. Страница 92
Взошло солнце над горами. В утреннем воздухе послышались крики офицеров. Матросы с ружьями взводами строились на лугу, в сосняке и на широкой отмели. Казалось, всюду их отряды и русских войск стало гораздо больше.
– Бегом арш! – слышалась команда на улице.
Мимо дома, где шли переговоры, хлынула черная рота матросов, вооруженных ружьями. По команде рота рассыпалась в цепь, и по команде же на бегу весь ряд залег.
– Встать! – скомандовал старший офицер Мусин-Пушкин. – В ряды стройсь! Смир-но!
Назначенные на разгрузку проходили группами к берегу. Они должны идти на японских лодках и шлюпках на «Диану».
Старик японец раскачивал веревкой полуразрушенный землетрясением дом. Потом потянул его за торчавшую доску с такой силой, что весь дом дрогнул. Хозяин вырвал доску из столба пыли, бросил на землю, и дом упал.
– Что ты делаешь? – спросил его Сизов.
Японец махнул рукой с таким видом, что теперь жалеть нечего. Сизов уже знал, что вся эта деревня в три дома. В одном уцелевшем доме, побогаче, жили офицеры. В другом, который японцы на глазах всех так отделали и обклеили, что он из развалины превратился в новенький, как игрушечная беседка, поселился Евфимий Васильевич. Хозяева этих домов сложили себе будки на огородах. Третий дом бедный хозяин-старик сейчас свалил. Рядом стоит шалаш. Живет в нем вся семья. Там японка Фуми.
На равнине, за соснами, ударили барабаны, и усатые матросы замаршировали устрашающе грозно.
Отец Хэйбэя чинил сеть, его соседи, муж и жена, спросили, что это делают русские такое страшное, ходят все вместе, вскидывают оружие все враз, потом идут обратно и сразу все ложатся.
И отец и сын назначены на завтра ехать и тянуть черный корабль. Так велел дайкан. Хэйбэй исправлял свою лодку, которую вчера под парусом пригнали из бухты Иноура.
– Хэйбэй завтра пойдет на большой фунэ со смешанной командой, а я на своей лодке, – сказал старик, – но он ее починит и приготовит.
Старик оставил челнок, которым надвязывал сеть, и стал смотреть на необычную ходьбу матросов. Как это понять? Они другой народ, все у них по-другому. Они, например, не понимают того, чему нас учат с детства.
– Это, наверное, они танцуют! – сказал старик.
– Такие страшные танцы?
– Да, я всегда знал, что у каждого народа свои танцы. Их танцы нам могут казаться непонятными!
Перед строем моряков появился старший офицер. Он что-то говорил, а потом матросы разошлись отдыхать.
К соседу Хэйбэя на огород подошел матрос.
– Дай свеклы…
Японец дал Соловьеву свеклу. Тот ее тут же стал грызть. Сбежались матросы, и каждый тянул руку к крестьянину. Японец дал еще несколько свекол. Матросов становилось все больше и больше. Многие лезли в огород, садились на корточки, рвали свеклу, хватали грязную, совали в рот, драли за зелень из грядок. Все топтали.
– Я вас всех перепорю, подлецов! – подбегая, кричал Мусин-Пушкин.
С разбега он стал раздавать оплеухи. Чуть было не смазал по роже и самого японца.
Елкин перепрыгнул через низкий черный борт на палубу, не касаясь утонувших в дышавшем море тросов штормтрапа. Палуба чуть возвышается над водой. Матросы гурьбой полезли на фрегат.
Брошенный людьми, он походил сейчас на плавучее складское помещение, приготовленные бочки и ящики, вытащенные из трюмов, рядами выстроились на палубе. Всюду много разломанных ящиков, разорванных и брошенных мешков. Мука в них превратилась в кисель. Офицерские каюты полузатоплены.
Можайский охал и вздыхал, видя свои размокшие рисунки и акварели, в рамках и без рамок, плавающими среди разного хлама.
– Слава Богу! – воскликнул он, вынося на палубу узкий ящик.
– Дагерротип цел? – спросил его Сибирцев.
– И пластины целы!
Елкин прятал за пазуху какие-то книги. Матросы развязали несколько ящиков. Забирали одежду, одеяла.
Адмирал приказал остальные тяжести не сгружать. Погода установилась, и, как говорят японцы, теперь надолго. Завтра «Диана» пойдет в гавань Хэда на буксире гребных судов. Фрегат, как полагал Путятин, теперь не утонет. Его держали огромные опустевшие цистерны для пресной воды.
Пляшущий на волне баркас ударялся время от времени в плетеный кранец, похожий на громадную бутыль в соломенной оправе. Море совсем успокаивалось. Столбом подымалась в чистое небо Фудзияма. Сегодня, кажется, на ней снега больше, словно надела на себя горностаевый жакет.
К борту «Дианы» подошла громадная джонка со смешанной командой из матросов и японцев. Лейтенант Энквист в клеенчатом плаще стоял на корме рядом с рулевым в большой плоской шляпе.
На борт джонки перешел адмирал.
– С прибытием, господа! – Он пожал руки офицеров и поблагодарил весь экипаж.
Денщик забрал вещи адмирала, приготовленные еще вчера и чудом уцелевшие.
На борту, за сосняками, у избы, в которой ночевали офицеры, плотники убирали рухнувшую лестницу на чердак. У коновязи стояли солдаты и привязаны были холеные пони с лакированными седлами.
Под навесом, на матах, открылось совещание у адмирала с чиновниками. Японцы, в темно-серых халатах, с черными прическами, сидели неподвижные, как бы создавая живописные группы.
Перед ними, клоня голову к циновке и повернув лицо вверх, как бы подглядывая или озираясь, стоял на четвереньках Татноскэ.
Путятин сидел в привезенном с фрегата кресле. Рядом на чурбанах устроились Константин Николаевич и Шиллинг.
Татноскэ подполз к ним и стал переводить.
– Правительство примет все меры для отбуксирования «Дианы» в порт Хэда для исправления. Судно еще хорошо держится и дойдет… Люди из деревень и лодки уже прибывают.
– Хорошо! Завтра начнем с восходом солнца, благодарим вас за содействие! – ответил Путятин. – Мы команду можем отправить пешком по берегу, чтобы не создавать вам лишних хлопот.
– Нет, это невозможно! – любезно ответил Эгава.
Путятин пытался убедить дайкана, что в пешем переходе по берегу нет ничего опасного. Но Эгава упорно стоял на своем, уверяя, что дорога очень неудобна и что перевезти экипаж на лодках для японцев не составляет никакой трудности.
– Морем до Хэда очень близко. А по суше идти очень далеко, надо обходить глубокий залив между материком и полуостровом Идзу.