Далёкий край - Задорнов Николай Павлович. Страница 55

Чумбока вдруг заметил, что один из маньчжуров и есть тот самый рябой солдат, которого он оттолкнул с кормы, спускаясь вниз по Горюну. Чумбока молча ел рыбу.

Тырс развязал узел и вытащил старый бумажный халат.

— Вот какая хорошая вещь! — сказал он.

— У китайцев взяли? — жуя, спросил Чумбока.

Тырс поглядел в его сторону. Он уже заметил, что парень любит задираться.

— А у тебя жена где? — обратился он к Удоге.

— В тайге! — волнуясь, ответил гольд.

— Как в тайге? Я видел ее сегодня!

— Она за дровами ушла, — краснея ответил Удога.

— Она не за дровами ушла, а далеко уехала — в балаган, на нашу речку, — грубо сказал Чумбока.

— Когда вернется, ты ее не отпускай далеко, — сказал Тырс. — Пусть будет дома.

Тырс стал приглядываться к Чумбоке. Чумбока посмотрел на сампунку, как бы измеряя на глаз расстояние до нее. Он снял свою рыжую шляпу, глядя прямо в лицо то Тырсу, то Рябому и словно желая, чтобы узнали его. Рябой встрепенулся и чуть не вскочил от удивления.

— Вот еще подарок! — сказал Тырс ласково, протягивая Удоге медное кольцо.

Гольд не взял кольца.

— Бери, не стесняйся! — Тырс положил кольцо на халат. — Дыген тебя любит! — со сладкой и хитрой улыбкой продолжал он. — Послал это все… Вот твоей жене горсть медяшек… А вот еще… — Тырс вынул шелковый халат, который отобрал у Толстого.

Лицо молодого гольда становилось все темнее. На берегу Ногдима, Алчика и дед Падека с сыновьями уже притащили охапки корья и вбивали в песок жерди. Тырс переглянулся со своими спутниками, как бы подсмеиваясь над Удогой.

— Что, тебе не нравятся подарки? — заметил Тырс.

— Мне не надо подарков! — ответил Удога.

— А ты понимаешь, что говоришь? — насмешливо спросил Тырс.

— Понимаю!

Удога взглянул на маньчжура, и тот понял, что гольд знает, что говорит.

— Ты иди к черту со своими подарками, — вмешался в разговор Чумбока, нам не надо таких подарков!

Он поднялся и пнул по куче тряпья так, что все разлетелось.

— А ты кто такой?! — гневно воскликнул Тырс.

Рябой, вдруг нагнувшись, что-то быстро сказал старику на ухо. Все маньчжуры сразу поднялись.

— Постой, постой-ка, парень, — сказал рябой маньчжур, — я давно на тебя смотрю… и не узнал тебя, когда ты в шляпе был.

— Ты что тут делаешь? — строго спросил Тырс, оглядывая Чумбоку с ног до головы.

Рябой опять стал что-то говорить. Тырс кивал головой.

— Это ты учил наших по Горюну ездить? — спросил он.

— Так ты живой? — с насмешкой спросил Рябой.

— Живой! — смело ответил Чумбока.

— Взять его! — властно приказал Тырс. — Это преступник, которого мы давно ищем!

Маньчжуры кинулись к Чумбоке.

— Вот когда ты попался! — торжествующе вскричал Рябой, хватая его за руки.

— Не трогайте меня! — вырвался Чумбока с силой.

Он выхватил нож и замахнулся. Маньчжуры отпрянули.

— Берите его! — свирепея, закричал Тырс.

Старик сам кинулся к Чумбоке, ловко поймал его за руку и ударил по голове. Но тут подскочил разъяренный Удога. Он с такой силой ударил Тырса в грудь, что тот покатился на песок. Откуда-то примчался Кальдука Толстый.

— Эй, маньчжуров бьют! — закричали на берегу.

Толпа гольдов окружила дерущихся.

— А вот я подвигов не делаю, — вылез вперед из толпы дядюшка Уленда. На его бабьем лице заиграла подобострастная улыбка. — У нас отцовой матери брата сын всегда говорил, что он смелый, никого не боится. Те, кого он не боялся, до сих пор живы, а его давно убили. А я не такой, я всегда сильных слушаюсь. Я не делаю ничего плохого.

Тырс, поднявшись, со страхом озирался. Вдруг все трое маньчжуров, растолкав гольдов, быстро пошли к лодке.

Чумбока засмеялся.

— Ничего, ты еще попадешься! — крикнул ему Тырс.

— А вот я подвигов никогда не делаю, — догоняя маньчжуров и заглядывая в лицо Тырсу то с одной, то с другой стороны, пищал Уленда.

Тырс со злобой посмотрел на старика.

Пугаясь его и тараща глаза, но все еще кланяясь, Уленда что-то бормотал, желая задобрить маньчжуров. Он хотел помочь им сесть в лодку.

Тырс нагнулся, взял со дна ее какую-то веревку и вдруг изо всей силы хлестнул старика по лицу.

Уленда схватился за глаза и с воем побежал к стойбищу. Маньчжуры сели в лодку и поехали на судно.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

МАРКЕШКИНО РУЖЬЕ

Около дома Удоги собралась толпа.

— Что теперь будем делать? — в страхе спрашивали старики.

— Теперь надо бежать в тайгу! — испуганно говорил дед Падека.

— Зачем это я в тайгу побегу? — зло ответил Удога.

Он кинулся к амбару, где хранилось оружие. Чумбока последовал за ним.

Старый Уленда, всхлипывая, поддерживал рукой выбитый глаз. Женщины, хватая детей, убегали за стойбище, куда скрылись Дюбака и старухи.

— Напрасно дрались, — бормотал седой, горбатый Падога, — теперь всем беда будет…

— Маньчжуры поймают тебя и отрубят голову, — сказал дед Падека, подходя к открытой двери амбара и обращаясь к Удоге, который разбирал там копья и рогатины. — Не трогай их никогда, это не мылкинцы! Я сам бы рад перебить их, да нечего надеяться.

Чумбока вылез из низкой двери свайного амбара, держа отцовское ружье.

Это было то самое ружье, которое сменял его отец у русского охотника. Оно лежало все лето в амбаре, ожидая зимней охоты на пушного зверя.

— Э-э, чего задумали! — прошамкал старый Падога. — Нет, надо бежать.

Удога появился из амбара следом за Чумбокой. Он что-то сказал брату и пошел по направлению лавки Гао Цзо.

Ветра не было. Берега словно принизились, посинели и отступили в глубокую даль. Река, казалось, стала еще шире.

Сампунка стояла в отдалении, на глубокой канаве между кос и мелей, едва прикрытых водой. Казалось, там не торопятся. На судне дымились костры.

Вся деревня как вымерла. В тени около дома Удоги дед Падека играл в карты со средним сыном Гао. Рядом сидели Чумбока и Ногдима. Удога все еще не возвращался.

Вдруг на судне зашевелились. Блеснуло оружие. В лодку стали садиться вооруженные люди. Спустился Тырс, за ним Сибун и еще человек десять.

— Едут нас убить! — бросая карты, крикнул дед Падека и вместе с молодым китайцем пустился наутек.

— Едут! — испуганно поглядывая на Чумбоку, проговорил чернолицый Ногдима.

Чумбока прыгнул через подоконник в дом. Вскоре он снова появился с ружьем в руках. Устроившись на подоконнике, Чумбо прицелился. Лодка отошла от сампунки. Там недружно гребли. Чумбо поднял голову, приглядываясь к едущим, и вдруг, вскинув ружье, быстро выстрелил. В лодке раздался крик, и гребцы сменились. Кого-то там укладывали или поднимали.

Чумбо перезарядил ружье. На лодке задымились фитили. Поднялся Тырс. Он выстрелил по дому Удоги. Сразу же из другого ружья выпалил один из его спутников. Но пули маньчжуров не долетели до берега.

— У-у! — выскакивая из-за угла, вскричал Ногдима. — Их ружья не достают. А-на-на! Пойду и сейчас ножной лук принесу. У меня лежит на крыше тот лук, которым дядя убил сохатого.

Чумбока снова выстрелил. Мимо лачуги с каким-то ружьем в руке пробежал Удога. Он кинулся к берегу, поставил рогульки в воду, запалил фитиль и ударил по маньчжурам.

Ногдима пустил стрелу из огромного лука. Чумбо снова выстрелил.

Лодка повернула и пошла к судну. Теперь там гребли быстро и дружно. Видимо, пальба из двух ружей была неожиданностью для маньчжуров и напугала их. Это все был народ пожилой, опытные торгаши и вымогатели, которые шли на грабеж нищих и слабых людей, почти никогда им не сопротивлявшихся. Они шли за богатством, зная, что возьмут его наверняка. Но ни один из них не желал рисковать жизнью. Лодка пошла к сампунке и скрылась за ней. Видно было, как маньчжуры залезали на палубу, как с другой стороны судна что-то поднимали, как по явился Дыген. Там что-то кричали.

Подошел Удога. Красное лицо его вспотело.