Далёкий край - Задорнов Николай Павлович. Страница 56

— Ну как, отдал Гао Цзо ружье? — спросил Чумбока.

— Насильно у него отнял, — ответил старший брат, — еле вырвал. Только один заряд и был у меня.

— Маньчжуры теперь какую-нибудь хитрость придумают, — толковал Ногдима.

— Вот я вам придумаю хитрость, — сказал Чумбо, прицеливаясь.

— Ты в сампунку не попадешь. Далеко! — сказал Ногдима.

— Как не попаду! — ответил Чумбо. — Я знаю свое ружье.

— Все же туда далеко! — подтвердил Удога. Он знал — у ружья дальний бой, но сомневался, достанет ли оно на такое расстояние.

— Таких ружей не бывает, из которых так далеко попадали бы, — сказал Ногдима.

Чумбо ни слова не ответил. Он подошел к самой воде и выпалил. На судне раздались крики и началась беготня.

— Как раз попало! — закричал Чумбо.

Он снова зарядил ружье и побежал на берег.

— Давай порох, пули! — крикнул он Ногдиме.

Из-за лачуг и из лесу появились соседи. Вылез дед Падека. Вышел Кальдука Толстый.

— А ты тоже ружье заряди! — велел Чумбо брату. — Когда будут нападать, убьем их. Пусть только ближе подъедут, и тогда ты попадешь. У них одна лодка.

С судна открыли стрельбу, но пули маньчжуров не долетали до берега. Видно было, как они плюхались в тихую воду и лязгали о гальку на мелях.

Чумбо выстрелил, целясь в камышовую каюту. Слышно было, как закричал и завизжал истошно маньчжурский дворянин.

С судна снова стреляли. Выстрелы зазвучали громче. Пули стали падать ближе к берегу. Видно, маньчжуры закладывали больше пороха. Судя по выстрелам, на судне было три ружья.

Китайцы-работники подняли якорь. Сампунка тронулась.

Гольды собрались на берегу. На сампунке налегали на шесты и весла. Но судно почему-то шло все медленнее. Маньчжуры понукали работников, но это не помогало. Судно остановилось.

— На мель сели! — весело сказал Кальдука Маленький.

Уленда громко всхлипывал, не то смеясь, не то плача от радости.

Ондинцы громко смеялись над маньчжурами. Еще недавно страшней их не было никого на свете. Они могли обобрать, увезти в рабство. А вот теперь сидят на мели и ничего не могут поделать. А ружье Чумбоки может всех их по очереди перебить.

— Сидят, как в ловушке. А ружья их не достают. А-на-на!

Гольды, вечно боявшиеся маньчжуров, увидели их слабость. Это было целое открытие. Маньчжуры бессильны!

На сампунке стихли. Маньчжуры, видимо, пошли посоветоваться к Дыгену. Работники выглядывали из-за бортов.

Потом все снова засуетились, за борт опустили толстое бревно и, упираясь им в дно, стали раскачивать сампунку.

— А ну, стреляй еще раз! — сказал Удога.

Чумбо снова приложился и выпалил. Головы на сампунке спрятались за борт. Бревно полетело в воду. Дыген что-то кричал.

— Что это у тебя за ружье? — с удивлением пищал Уленда, подходя к Чумбоке.

— Верно, парень, ружье хорошее! — говорил Падека. — А мы думали, что ты про ружье сказки рассказываешь.

— Да разве я не показывал вам, как ружье стреляет? Ты, дед, забыл! Помнишь, как я в сохатого попал?

На борту сампунки во весь рост поднялся Тырс.

— Эй! — закричал он.

Гольды при звуке его голоса испуганно переглянулись. Чумбо молча пригрозил маньчжуру ружьем.

— Парень! — позвал его толстый маленький Сибун, появляясь рядом с Тырсом. — Мы сели на мель…

— Помогайте нам! — крикнул Тырс.

Гольды умолкли.

— Мы вас не будем обижать! Снимите судно с мели! — кричал Сибун.

— Надо им помочь! Пусть уедут, — засуетился дед Падека.

— Погоди, дед, — остановил его Удога.

— Давайте нам выкуп, — крикнул Чумбо, — тогда снимем с мели!

Маньчжуры снова стихли. Требование было необыкновенное.

С судна в воду полезли рабочие, они по грудь в воде налегали на палки, как копьями упираясь ими в борт судна, но сдвинуть его не могли.

Все население стойбища Онда высыпало на берег. Подошли люди из соседних деревень — из Гячи и из Чучи.

— Стрелять? — спросил Чумбо у брата.

— Стреляй, стреляй! — хором отвечали со всех сторон.

Чумбо зарядил ружье, но в это время рабочие уже поднялись на судно.

Чумбо поднял голову.

— Мне показалось, что судно как будто немного сдвинулось, — сказал Удога.

На сампунке опять о чем-то совещались.

— Нет, стоит, — сказал Падека, — не движется.

На борту опять появился Сибун.

— Даем выкуп! — крикнул он.

— Идите сюда, — сказал Тырс. — Мы сами не можем сдвинуться. Помогите нам. За это дадим меха.

— Ну, кто пойдет? — спросил Падека, залезая в лодку. — Надо с собой шесты взять, чтобы шестами сампунку толкать. — Старик послал парней за шестами. Гольды сталкивали лодку в воду.

— А мне все-таки кажется, что они сдвинулись с мели, — всматриваясь, говорил Удога.

— Какой ты глупый! — отвечал Падога. — Зачем бы они стали нас звать к себе на помощь, если бы уже сдвинулись?

— Конечно, надо им помочь! — согласился Ногдима.

— Лучше помочь им уехать и помириться, — шамкал Падога. — Никогда не надо с разбойниками ссориться. Мало ли что может быть.

— А вот мы сейчас узнаем, снялись они с мели или нет, — сказал Чумбока.

Он выстрелил. Пуля попала прямо в дверь каютки Дыгена. По воде донеслось, как что-то там упало со звоном. На палубе поднялась суета.

Рабочие разбежались по настилу и сразу взялись за весла. Сампунка тронулась.

— Э-э! Сампунка-то пошла! — вскричал Падека в изумлении.

— Застрелили бы тебя, дед, как медведя из засады, за твои стариковские глаза, — сказал Чумбо.

На сампунке во всю мачту стал вытягиваться соломенный парус. Слышно было, как застучали бамбуки, которыми была скреплена солома. Парус хлопнул и с треском наполнился воздухом. Сампунка заскользила по реке. На судне послышались крики команды и деловые голоса рабочих. Работники стали налегать на шесты, помогая слабому ветру двигать судно…

Отойдя версты две от деревни, маньчжуры убрали парус и бросили якорь. Они, видимо, решили все же напасть на Онда. Гольды встревожились. К вечеру из стойбища опять все стали разбегаться.

Всю ночь те, кто оставался в Онда, были настороже.

Утром середину реки кутал туман, похожий на улегшееся облако. Ветер постепенно отгонял его, но сампунки видно не было. Вдруг облако тумана поднялось с реки и поплыло в воздухе. Открылись широкие голубые полосы воды. Они были чисты. Вылетали чайки, они падали на реку, и видно было, как всплескиваются в воде их острые белые крылья.

— Маньчжуры-то ушли! — сказал Удога, поглядывая на брата.

— Может быть, хитрость? — спросил Чумбо.

— Вон где они! — сказал Падека.

Над рекой стояла тишина. Солнце начинало припекать. Видно было, как далеко-далеко, там, где среди расступившихся гор вода слилась с небом, на реке, как на голубом бугре, стояло судно маньчжуров с прозрачным, будто склеенным из кусков бумаги парусом.

— Неужели маньчжуры уехали? — дивился Падога.

— Уехали! — обрадовался Падека.

— Да, у тебя хорошее ружье! — подошел к Чумбоке Кальдука Толстый.

— Как, Чумбока, ты ловко придумал все это! — сказал Падека.

— Когда Дыген сказал, чтобы балаган ему строили, я сразу догадался, что нашим ружьем их прогнать можно, — ответил Чумбока.

— Ты продай мне это ружье, — протолкался к Чумбоке Гао Цзо, — дам тебе много дорогих вещей. Талисманы счастья дам.

— А что, Дыген еще приедет к нам? — беспокоился Уленда. — Он всех убьет.

— Не убьет! — грозно сказал Чумбока. — Я еще с него выкуп получу.

— Теперь мне могут быть неприятности, — бормотал Гао. — Запретят торговать, и вы все без меня умрете с голоду. Зачем ты жалел жену брата? — шепнул он на ухо Чумбоке. — Из-за брата тебе неприятности будут. Пусть бы свел свою жену к маньчжуру.

— Я один раз попался им, — стал рассказывать дед Падека, — меня посадили гребцом. Мы поехали в низовье. Туда, где Тыр. Подъехали к деревне. Вдруг пришли гиляки и говорят, что снизу лодка идет, едут. Дыген испугался… «У-у, говорит, там лоча много-много». И сразу мы оттуда уехали, и теперь Дыген туда не ездит. Где ему сопротивляются, он сразу уходит, если видит, что силы не хватит, или если хитростью не может взять.