Первое открытие [К океану] - Задорнов Николай Павлович. Страница 29

— Что нам, батюшка, за это? — спрашивал Карп, но ответа не дождался.

Офицер с большим любопытством спрашивал про Амур и про реку Шунгал [92]. Алексей рассказывал про свое путешествие. Он уже знал, что двадцатилетний штабс-капитан Михаил Семенович Корсаков, доставивший казаков и снимавший допрос с них, был близкий родственник самого губернатора. Отпуская казаков, предупредил, что будет еще допрос.

На третий день, после полудня, он заехал в казарму и повез обоих Бердышовых через город.

Кошевка остановилась на берегу Ангары, около двухэтажного дома с колоннадой и с лепным орлом на фронтоне. Сад из остриженных черных деревьев крыльями стлался от дома по обе стороны вдоль набережной.

— Куда привезли? — тихо спросил Карп.

— Дом губернатора, — печально ответил Алексей.

Шагая к подъезду, он глянул в сад и, невольно вспомнив такой же черный лес в низовьях Буреи, подумал, что уж больше там не бывать.

Глава девятнадцатая

МУРАВЬЕВ

В приемной губернатора мебель красного дерева, ковры, хрустальная люстра, на столиках, отделанных медью, фарфоровые вазы. Важные чиновники и офицеры, старые и молодые, то и дело проходят мимо. Казак Алексей Бердышов подумал, что каждый из них, верно, в таких чинах, что, явись на Шилку, все встречали бы его как самого Кандинского или пристава Размахнина. Начальства тут было больше, чем простого народа на Усть-Стрелке, и, глядя на него, брала оторопь, страшно становилось жить на свете, где кругом столько силы и важности.

Вдруг в губернаторском кабинете послышался какой-то шум. Распахнулись резные двери, зашелестели шелка, из-за портьер пахнуло на казаков знакомым запахом войлочной юрты. К их удивлению, из кабинета повалили буряты. Растерянные и сияющие, они останавливались в дверях, низко и почтительно кланялись куда-то в глубь кабинета.

Нетрудно было догадаться, что буряты, которых сильно притесняли купцы и чиновники, нагрянули к новому губернатору с жалобами и прошениями.

По счастливо-испуганным лицам бурят видно было, что губернатор принял их обходительно и что-то пообещал.

Знакомый вид бурят среди богатой мебели, ковров и картин приободрил забайкальцев, давая им надежду, что, быть может, и над ними не грянет гром, что губернатор не зверь...

Пятясь задом и отвешивая поклоны, явился из кабинета лама [93]. Он был в красной курме [94] и черных очках.

Казаки при виде бурят чуть было оживились, но тут подошел офицер и потребовал их к губернатору.

Появился Корсаков. Он предупредил: о чем бы ни зашла речь, говорить чистую правду.

Сердце у Алешки обмерло. Начальство, как охотники к берлоге, подступило со всех сторон. Лакей открыл двери с позолоченными кольцами в пастях у резных львов.

Оба забайкальца, седой и плотный великан Карп и русый казак Алексей, косая сажень в плечах, с высокой грудью и рыжеволосыми руками, оба в ичигах [95] и кожаных рубахах, вошли за офицером в огромную комнату с высокими окнами в сад. За столом, в беспорядке заваленном бумагами и книгами, сидел губернатор. Рыжеватые волосы его были зачесаны наверх и взбиты, лицо багровое, правая рука на перевязи. По тому, как, сощурившись, посмотрел он на вошедших, Алешке показалось, что губернатор лукав и зол.

«Кому-то попадался», — заметив его руку на перевязи, подумал Алешка со страхом и неприязнью.

Корсаков представил забайкальцев.

— Чем ты занимаешься на заводе? — строго спросил Муравьев у старика Карпа.

— Да какие у нас работы, ваше превосходительство! Мы ведь и живем далеко от завода. Только что прозываемся заводскими, а на заводе, почитай, и не бываем. Заводских работ не много. Когда велят, урок отбудешь, дров нарубишь. А то рыбу ловим. Начальству же идет.

Муравьев уже знал: крестьяне, приписанные к заводам, годами сидят без казенного дела, их жестоко притесняют горные чиновники.

— Бывает, и соболя принесем, — продолжал Карп, — тогда уже не неволят. Живи как знаешь. Из-за них и стараемся.

— А пашня у тебя есть?

— А как же!

— Бердышов? — неожиданно спросил губернатор у Алексея.

— Однако, Бердышов, ваше превосходительство! — бойко ответил Алешка, стараясь не растеряться.

— «Однако»! — насмешливо повторил Муравьев и, прищурившись, оглядел казака с головы до ног. Как показалось Алексею, он остался недоволен осмотром.

Губернатор встал, и оказалось, что он невысок ростом.

— Ты бывал на Амуре? — спросил генерал.

— Однако, бывал, ваше высокопревосходительство! — Без «однако» Алексей от волнения ничего не мог сказать и чувствовал, что получается нехорошо.

Генерал опять сощурился. Карпу подумалось, что он сейчас подступит к Алешке и за такие разговоры даст ему здоровой рукой.

— Ты только на Амуре бывал? Или и в тайгу ходил и видел, какие там земли?

— Везде бывал, — ответил Бердышов.

— Живут ли китайцы на тех землях?

— Нигде не живут, — сказал Алексей. — Есть у маньчжур жилые места по правому берегу, а по левому — почти что пусто.

— Только торговцы туда и приходят, — молвил седой старик Карп, — зайдут, поторгуют с народами и уберутся.

— А чиновники бывают?

— Нет, чиновников не бывает.

— Почему не бывает! — возразил Алешка. — Заходят и чиновники.

— И наши чиновники туда тоже ходят! — сказал в запальчивости Карп.

— Верно, наше начальство тоже там часто бывает, — добавил Алешка. — Вот был у нас атаман, до Скобельцына. Я не знаю, Скобельцын-то ездит туда или нет, — сказал казак, хитро поглядывая на Карпа, — а тот, бывало, каждую зиму соберет человек пять-шесть, и отправляются в тайгу, на Амур ли, на Урушу или куда еще — собирать налог. Ведь инородцы любят давать налог, албан. Но не даром, а за подарки. По речкам собирают ясак [96] с орочен, с тунгусов.

— Для кого же? — спросил губернатор.

— Как для кого? — ответил Алексей. — На казну орочены из той земли сами привозят ясак и отдают на границе на постах. У меня друзья есть орочены, они ко мне приезжают и жалуются, что за ними наши урядники и атаманы до самого Шунгала достигали.

Слушая ответы казаков, губернатор вдруг высвободил из перевязи больную руку, присел за стол и, свободно ухватив ею перо, что-то быстро написал на бумаге.

— Далеко ли заходят? — спросил он.

— Далеко! — ответил Алексей, поглядывая мельком на губернаторскую руку и удивляясь, как быстро она оздоровела. — Пока всех там не оберут, не выйдут, — продолжал он. — Я на Амгуни бывал, так туда из Уддского края даже сам исправник ездит. А другим говорит, что земля ничья, по договору не разграничена, и другим ездить не позволяет.

— Как же! Ему выгодно! — подтвердил Карп.

— Туда явилась экспедиция какая-то. Так он страстей насказал: что дороги нет, что и маньчжуры схватят. Немец был над экспедицией начальник. Он все записал и подался в обратную сторону. А исправник тулуп надел, залез на оленя, колокол на шею — и поехал через эти горы за ясаком. А на Бурею опять попы ходят. Тоже ясак берут за церковь. Вот те далеко заходят. Я встретил их в низовье Бурей. Там и место хорошее! Лесам нет конца! И луга есть, и степи такие, что глазом не окинешь. Вольно! Начальства никакого нету. Тайга густая, как стена. Зверя только ловить успевай.

— А разве лучше там, где нет начальства? — строго спросил Муравьев. — Разве вас в Забайкалье теснит начальство? Ведь на Усть-Стрелке, пожалуй, никакого начальства нет.

— Как нет? Всему Забайкалью Кандинские вздохнуть не дают. Орочена если спугнешь, он уйдет на новые места, его не сыщешь. А мы на одном месте живем, у нас хозяйство, служба. Куда денешься?

— Кандинские?! — вскричал Муравьев. — Да какие они начальники? Они торгаши!