Первое открытие [К океану] - Задорнов Николай Павлович. Страница 56

— Ну, и зачем, ты говоришь, тебе пригодится?

— Ученье-то?

— Да.

— Я слыхал, срок службы скоро сократят. Капитан говорит, грамотный сможет держать экзамен на штурмана.

Люди все терпят, велят — пойдут на описи и все на что-то еще надеются.

— Там не теплые моря, там льды и ветры, таких штормов, как там, нигде не бывает, — говорит Яковлев.

— Вот и посмотрим, — отвечает Шестаков.

— Не страшит тебя?

— Нет. Даже любопытно. Выслужиться дадут.

— Ты про выслугу? Сдашь экзамен — будешь уже старик. Жизни не увидишь.

Шестаков и Яковлев разговаривают, а все слушают. Они считаются грамотными и как матросы — из лучших на счету у офицеров.

— Сломало штурманскую рубку, — говорит Яковлев, — а в Англии нам не позволят ее чинить.

— Какое они имеют право? Это наше судно.

— А вот я тебе говорю.

Капитан вчера похвалил Яковлева за то, что на ходу, наскоро кое-что приладил. Но тут нужно все как следует исправить, капитальный ремонт полагается. Все заново делать придется перед плаваньем через океан.

Яковлев знает свои руки. Они все могут сделать. И вот с таким мастерством, как у него, придется погибать на Востоке. Вчера от похвалы капитана стало еще обидней. Ему казалось, что многому и он мог бы научиться такому, чего еще не знает. Вот прошел пароход. Есть люди — учатся на машинистов, им платят на купеческих судах хорошее жалованье. Машинист выйдет на берег, оденется чисто, возьмет трость и шляпу. «Шестакову надо еще много учиться, а я уже кое-что знаю... Но я не свой человек, казенный...»

Матрос Конев проснулся. Слушал умные разговоры и вдруг сказал:

— В портах Англии есть люди, говорят по-русски и всегда сманивают матросов. Хвалятся, что у них заработки хорошие. И каждый может сказать у них все, что хочет...

— Это обман! — сказал Козлов. — Попробуй пикни у них на клипере [141]. Душу выбьют. Да у них так же все, бедных больше, чем у нас.

— Тебя сманивали? — спросил Яковлев у Козлова.

— Нет. А тебя?

— А меня пробовали сколько раз, — неуверенно сказал Яковлев.

— Они как цыгане лошадь... — сказал Конев. — Так и они видят человека сразу. Он сразу прикинет... Даст тебе цену... В Портсмуте зайди во второй переулок, там вином торгуют. И тут же они сразу подходят.

— А потом его куда? — спрашивает Алеха.

— Сказал же тебе боцман куда! — отвечал Козлов. — Дурак!

— Капитан сулит, если послужим, хорошо сделаем описи, каждый может на новых местах поселиться, будет дано позволение выписать семью, — говорил Веревкин.

— Я смотрел на карте, где там Амур, — сказал Шестаков.

— Ну и?..

— Примерно, как Николаев...

— Задумано дело, и желают его совершить, — сказал Конев.

Все уже знали, что судно везет груз, идет в Камчатку, но не это главное. Потом пойдет на описи. И это пока секрет. Как всякая неизвестность, предстоящее исследование неописанных рек и побережий казалось привлекательным для всех этих сильных и молодых людей. Возможны схватки, стрельба, — значит, и награды.

Харчи пока хороши. Ничего не скажешь, дают свежее и чарку. Капитан не зверь, офицеров очень много взято зачем-то... Еще неизвестно, какие они окажутся. К чему так много офицеров? Капитан, старший лейтенант, еще лейтенант и еще двое мичманов. Старший и младший штурманы, оба — русские, и юнкер — переводчик. Знает все языки.

— Не все ли равно, где плавать, — со вздохом говорит Конев. — Море есть море, везде одинаковое. Великий князь, ученые адмиралы — все приезжали провожать...

— Где будет опись? — спрашивает Лауристан.

— Еще годы пройдут... — отвечает Козлов. — Это, может, пустые разговоры.

Всем хочется видеть неоткрытую таинственную землю.

— Капитан вспыльчивый, но хороший, — говорит Козлов.

— Василий Алексеич, а вы бывали в Англии? — спросил Алеха.

— Как же!

— Куда же они людей, которых сманивают?

— Ты смотри не думай об этом, — строго сказал Яковлев. — Мы говорим всякое, это только слова. А если поддаться, то это будет государственная измена. За это казнь, шпицрутены. Куда бы ни бежал, наши потребуют, их полиция разыщет и выдаст. Ты должен это помнить, ты молодой... Имей преданность государю, отчизне. Бог с тобой, иди спи. Мы шутили...

Алеха хорошо переносит качку, как бывалый матрос. Тревожит его не качка, а этот огромный мир, о существовании которого он даже не знал до сих пор. Он входит в этот мир па корабле, слышит всякие разговоры, и все время новые. Воображение его так ясно представляет все, о чем говорят старшие матросы.

Его вахте надо подыматься. А он так и не спал, заслушался. А если задремлешь наверху, опять хлестнет боцман. Капитан драться не велит, так он, собака, цепочкой от дудки, так больно...

Глава тридцать пятая

АНГЛИЙСКИЙ КАНАЛ

— Мы уже в Английском канале [142], — сказал ночью Петр Васильевич.

Всюду виднелись судовые огоньки, но ни береговых, ни маячных еще не видно. С рассветом на поверхности моря стало видно множество парусов, словно новая армада двигалась со всего света к берегам Британии или целые флоты делали тут маневры. Вдалеке эта масса парусов густела, местами сливаясь, словно на море раскинулся сплошной полотняный город.

Но никаких маневров не было. Происходило обычное в этих водах движение. Рыбаки ловили рыбу, большие и малые купцы шли в канал и из канала в порты. Пароход разрисовал на небе черные каракули, которые грязной аркой протянулись над всем этим множеством парусов. В трубу можно было видеть лоцманские ботики.

— Не взять ли нам лоцмана, Геннадий Иванович? — спросил старший лейтенант.

— У Галоперского маяка возьмем! — ответил капитан.

Петр Васильевич подумал, что глупо не брать лоцмана, когда оказались совсем не там, где предполагали. Хронометры как следует не проверены.

Была у Геннадия Ивановича вот такая манера: стоит-стоит и вдруг отрежет что-нибудь не подумавши.

«Есть все же что-то тяжелое в его характере и какая-то временами порывистость, резкость. Матросы в Саутгемптоне собираются сходить на станцию и посмотреть паровоз. А их, может быть, и на берег не пустим!»

— Ну как? — снова появился на юте капитан.

— Ветер начал стихать, Геннадий Иванович...

— Галопера не увидим сегодня, — с досадой пробормотал капитан, — кажется, напрасно не взяли лоцмана, — вдруг добавил он и вздохнул.

Как показалось Казакевичу, все это с упреком.

— Верно, маяка не увидим...

Вся масса судов приостанавливалась. Вдали идет, не убирая парусов, только один пароходофрегат, оставляя за собой один за другим заштилевшие корабли.

— Каков! — восхищенно воскликнул капитан. Он посмотрел на ростры [143], на свой десятивесельный баркас, представляя себе, как он пойдет с паровой машиной, с архимедовым винтом. Так же вот, при всеобщем стоянии, повсюду, без всяких галсов [144] и без мук для людей.

Близость Англии и вид этого морского движения настраивали мысли на новый лад. Чувствовалась жизнь современного мира, в котором все движется. Даже революции не могли приостановить коммерческого движения.

Офицеры собрались в кают-компании. Все ждали Англии, а ее не было. Море зашумело, заполнились паруса. Ветром снесло мглу в глубокой дали моря, и вдруг на траверзе виден стал синий силуэт города, отчетливо торчал маяк и главы церквей.

— Берег!

— Что это за место?

— Это не Галопер, господа!

— Где мы? — спрашивали старшего штурмана.

— Ярмут, господа! — отвечал капитан.

— Да, это Ярмут! — сказал Халезов.

— Вот тебе и на! Ярмут, а не Галопер!

— Наши хронометры неверны! — сказал Казакевич.

— Хронометры придется отдать в Портсмуте на выверку, Геннадий Иванович, — заметил старший штурман.