Час рыси - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 15

Помогла Илона. Кто может лучше помочь мужчине устранить негодную любовницу, как не другая любовница?! Они познакомились случайно. Как-то наш красавчик мимоходом заглянул в малюсенькую парикмахерскую, принадлежавшую Илоне. Парикмахерская была хоть и мала, но люди сюда хаживали крупные, и просто так, с улицы, попасть на прием к мастеру стрижки было невозможно. Именно это и задело Константина. Сначала он попробовал всучить вышибале сто баксов, а когда тот отказался, учинил скандал, закончившийся выяснением «кто из ху» непосредственно с молодой хозяйкой заведения не для всех. Драма в цирюльне положила начало взаимной симпатии, стремительно, в два вечера, переросшей в легкий флирт, на смену которому столь же стремительно пришли чувства более серьезные.

Оба они пробивали дорогу в жизни собственным умом, оба не гнушались, если нужно, включить в работу собственные гениталии, оба достигли многого, и обоим хотелось большего. Идеальная пара!

Они чуть было сразу же не поженились. Препятствием стала Костина мама. Раиса Сергеевна растила сына одна, без мужа, и прочила в жены любимому сынульке девушку попроще — чтоб ухаживала за Костиком не хуже мамочки и лишь в нем видела смысл жизни.

А стервочка Илона — Раиса Сергеевна была в этом убеждена — облапошит мальчика, обчистит, вильнет хвостом, и поминай как звали.

Конечно же, Костика расстроило отношение мамы к его девушке. Маму он по-своему любил и ценил, однако к Илоне питал чувства более яркие и бескорыстные, а, как говорится, «ночная кукушка всегда дневную перекукует». Он пытался вести с мамой душеспасительные беседы, пытался объясниться, но в конце концов, поняв, что попусту треплет нервы ей и себе, оставил бесплодные попытки. Внешне он остался любящим сыном, однако внутренне принял решение расстаться с любимой мамочкой, упорхнуть из-под ее крыла вместе с любимой женщиной. Совесть его окончательно угомонилась, когда он вспомнил Америку и тамошние нравы: однажды раз и навсегда покидать родителей, лишь изредка, раз в год, позванивать им по телефону, а то и этого не делать. Мы семимильными шагами идем к капитализму, рассудил Костя, почти пришли, следовательно, нужно равняться на тех, кто уже давно живет по законам развитого общества благоденствия, равняться во всем, в том числе и в нравах. Пресловутые «их нравы» давно уже манили Константина, и Америку он вспомнил совсем не случайно. Обсудив перспективы дальнейшей совместной жизни, «новые русские» Ромео и Джульетта дружно решили свалить за бугор, конкретно в Штаты. Они были молоды, жизнь была прекрасна! У Евграфова в Лос-Анджелесе имелось представительство фирмы, и Костя уверял Илону, что элементарно уболтает шефа откомандировать его за океан. Потом пришлет ей вызов, и они поженятся. К черту эту московскую жизнь, где рядом с твоим «Мерседесом» ползают нищие оборванцы, а соседнюю улицу перегородили митингующие коммуняки, где в подъездах пахнет мочой, а в лифтах валяются использованные шприцы, где есть, в принципе, все, а по большому счету, нет ничего. В общем, будущее представлялось в радужном свете под небом с иной конфигурацией созвездий. Все будет замечательно, если... если они сумеют отправить на тот свет эту блядь Евграфову раньше, чем она угробит Константина...

План устранения мадам, предложенный Илоной, был прост до банальности. В определенный день и час вельможная любовница назначила Косте свидание. Как обычно, приехала на встречу одна за рулем шикарного сигарообразного авто, однако вместо Кости ее поджидал художник Александр Левчик. Богемствующего шрифтовика в Москве знали многие, видела и Евграфова пару раз на «отвязных» банкетах эту бородатую распухшую рожу, потому и открыла дверцу, прочитав по губам: «У меня к вам записка от Костика».

Накануне девушка Илона перехватила Левчика по дороге из дома в гастроном и увезла его в специально арендованную конспиративную квартиру, где Саньку ожидал богатый яствами и питием стол. Ночью под подкладку дешевого Санькиного пуховика Илона вшила миниатюрную мину с радиовзрывателем (взрывное устройство года два назад попросил спрятать очередной зажиточный любовник, вскоре убитый в подъезде собственного дома). Утром, прощаясь со счастливым похмелившимся Левчиком, Илона попросила его о маленькой услуге, всего и делов-то — передать бабе в иномарке записку от некоего Костика, тем более что Левчик наверняка знает эту бабенку в лицо.

В тот момент, когда Илона нажимала на кнопку дистанционного устройства, активизирующего радиовзрыватель, Константин безмятежно беседовал с шефом и прочими приближенными о перспективах сотрудничества с американцами. Беседа была в самом разгаре, и телефонный звонок с трагическим сообщением об ужасном теракте застал правящую верхушку фирмы врасплох.

Позднее, вспоминая тот день, Костя так и не смог внятно восстановить последовательность дальнейших событий, поскольку пребывал в шоке ничуть не меньшем, а то и большем, чем его патрон. По телефону сообщили, что в машину к Евграфовой забрался камикадзе, подорвал себя гранатой и опасно РАНИЛ госпожу Евграфову.

Кошмар длился сутки. По офису толпами ходили высшие чины МВД и ФСБ, члены правительства слали соболезнующие телеграммы, заверяя, что дело «поставлено на контроль». Пострадавшая все это время пребывала на хирургическом столе в самой престижной московской клинике. Срочно выписанное из Австрии светило хирургии докладывало по телефону о ходе операции каждые пятнадцать минут, ибо оно, светило, на сей раз не оперировало само, а помогало другому, еще более яркому светилу, причем гонорар с шестью нулями был обещан обоим. Правда, только в том случае, если госпожа Евграфова останется в живых.

Итогом кошмара явилась временная госпитализация самого Вадима Борисовича в элитарную психиатрическую лечебницу, констатация медицинского факта, что жизнь госпожи Евграфовой вне опасности, но она пребывает в коме и сколько в ней пробудет — одному богу известно, а также косые, подозрительные взгляды силовика Шопова в сторону Константина Николаевича.

Патрон выписался через неделю — как раз тогда сыщики окончательно утвердились в версии «террорист плюс граната» (Косте и Илоне повезло — разработчики использованного взрывного устройства позаботились о том, чтобы после взрыва запутать следственные органы), а одна доселе неизвестная террористическая группировка с охотой взяла преступление на себя. Что же до непросыхающих дружков Левчика, то им и в голову не пришло связать его исчезновение с обгоревшими останками неизвестного, откровенно продемонстрированными всеми телеканалами. Левчик и раньше, бывалоче, исчезал на неделю, а то и на месяц, а то и на полгода. Обычное дело — запил, уехал куда-нибудь...

На первом после возвращения шефа из психушки заседании «большой пятерки» заметно осунувшийся финансист Тимофей Иванович Пауков доложил о состоянии здоровья госпожи Евграфовой (без изменений), не спавший много ночей подряд силовик Антон Александрович Шопов подробно рассказал об охране тела больной и вообще об охране спецклиники, где она пребывает в коме, секретарь Вова поведал о ходе следствия (мельчайшие нюансы которого и без него были всем прекрасно известны), а Константин Николаевич вставил словечко про бизнес: мол, с этим все в порядке.

Выслушав приближенных, заговорил «сам». Он вещал тихим голосом, практически шепотом (куда только подевалась былая властная манера говорить короткими, емкими, рублеными фразами!). Суть речей Евграфова немало поразила собравшихся, поскольку сводилась к будоражащей умы современных ученых идее клонирования, к небезызвестной овечке Долли, из одной клетки которой английские генетики умудрились вырастить абсолютного двойника кудрявой скотинки. Откуда Евграфов знал про революцию в биохимической науке, никто не спрашивал — не до того было. Все четверо приспешников сразу же поняли, куда клонит их начальник. Евграфов во что бы то ни стало хотел сохранить жизнь дражайшей супруги, и, поскольку медики не брались гарантировать ее выздоровление, обезумевший от горя мозг хватался за любую, пусть и самую тоненькую, самую ломкую соломинку.